Град Екатерины - [6]
— На всех хватит! Главное, чтобы порядок был.
— Точно. Отпускать только по моей бумаге. Ну, Панфилов, оставайтесь с Богом, а мне пора.
— Так хоть за стол бы сел с дороги-то, Василь Никитич! Обижаешь.
— Благодарствуй, Панфилов, в другой раз. Спешу я. На Курьинской пристани демидовские двух моих коломейщиков[4] засекли до смерти. Пора кончать с этим. Ну, бывай. В путь, ребята!
Татищев попрощался с Панфиловым, прыгнул в седло, и трое всадников скрылись на лесной дороге. Вскоре дорога вывела на большую поляну. Неожиданно из кустов на опушке прогремело несколько выстрелов. Пули пролетели рядом с Татищевым.
— Засада! — крикнул один из офицеров. — Назад!
Всадники развернули коней и скрылись в ближайших кустах. Вслед им громыхнули еще несколько выстрелов…
С приходом лета начались побеги солдат. Карали за них сурово, но это не спасало. Несладкая доля солдатская давила страшнее любых наказаний, вплоть до смертной казни. Да еще всегда оставалась надежда, что все получится, и жизнь изменится, и прошлое будет вспоминаться как страшный сон. Человек всегда живет надеждами. Так уж он устроен. Однако начальству такие надежды всегда стояли поперек горла, и оно всеми силами старалось с этими самыми побегами бороться. Всеми доступными средствами.
В канцелярии полка сидел за столом майор Бриксгаузен. Перед ним стоял навытяжку унтер и подобострастно докладывал:
— …рядовой Елпидифор Духов с ихней роты там как раз был рядом, все слыхал. Вчерась его сюда привезли к лекарю. Упал где-нито. Шибко лицо разбил. Он мне и доложил. Не впервой, говорит, Андрюха-то Журавлев солдат в побег подбивает. Зимой еще начал, до того как их в Уктус послать. Рванем, говорит, братцы, на Каму али на Волгу, в лесах да на дорогах разбойничать. А службу государеву псу под хвост. Мол, сами командиры пусть тут и справляются, а нам, мол, не с руки тута молодость губить. Так и сказал, ворюга!
Бриксгаузен одобрительно посмотрел на унтера:
— Молодец, Кравцов. Хвалю за усердие и за бдительность.
— Рад стараться, ваше благородие! Я как узнал про измену, так сразу пулей к вам, — крикнул Кравцов и покраснел от усердия.
— Я эту заразу каленым железом выжгу! Под шпицрутены его! Через строй пройдет, так расхочется ему бегать. И другим неповадно будет.
— Так точно, господин майор! А то совсем разболтались — воли им, вишь, надо!
— Бери-ка ты, Кравцов, конвой да сам и езжай в Уктус. Как привезешь этого Журавлева, так сразу ко мне. Молодец! Езжай!
— Слушаюсь, ваше благородие!
Кравцов браво развернулся и бодро, почти строевым, вышел из канцелярии. Бриксгаузен посмотрел в окно, на солдат, марширующих на плацу.
— Воли вам надо? Будет вам воля. Столько, сколько унести сможете…
В невьянском доме Демидовых, в роскошно обставленном огромном кабинете, за накрытым столом, сидели сам хозяин и его приказчик Феоклистов.
Акинфий, опрокинув чарку водки, посмотрел на богатые закуски и занюхал черным хлебом. Феоклистов тоже выпил, но не погнушался золотистой семушкой. Акинфий помолчал немного и спросил приказчика:
— Ушел, говоришь?
— Ушел, хозяин, ушел, гад. С ним два офицера были. Думали, назад один поедет, — начал оправдываться Феоклистов.
— Думали они! Кто старшим был?
— Федорка Дудин.
— Всех на Шайтанку, в рудник. А Федьку, подлеца, запороть!
— Будет сделано, хозяин!
— Живуч гаденыш! Принесла же его нелегкая. Та-ти-щев. Татищев. Тать. Твою мать. На нашу голову. На кого, щенок, зубы скалит! Я же его в порошок сотру и по ветру пущу! — Никита начал загибать пальцы. — Десятину ему подай — раз, народишко на казенные заводы верни — два, лес в приписных казенных слободах не руби — три, пристань курьинскую закрой — четыре, рудознатцев не трогай — пять, коломейщиков не тронь — шесть, отчеты подавай — семь, да еще и помощь ему оказывай людями и матерьялом! А вот хрен тебе, ваше благородие! Да я только государевым указам подчиняюсь. Да и то, если с личной подписью Петра Лексеича! А то, тоже мне, законник объявился! Здесь мой закон! Я — хозяин!
Верный Феоклистов поддержал хозяина:
— Один нос уже совал.
— Ты о ком?
— Да о воеводе верхотурском.
— Да, был воевода, и не стало воеводы. Спасибо Виниусу из Сибирского приказа, удружил.
— У нас бумаги на промысел от самого царя-батюшки. Да ты, Акинфий Никитич, у Петра Лексеича в столице лично бываешь! А он-то кто?!
— Ка-пи-та-ниш-ко. Дожили Демидовы! И что это за вошка у меня такая завелась, да все укусить норовит, да побольнее.
Акинфий налил и выпил. Феоклистов отставать не стал.
— Хозяин! Что делать будем?
— Отлуп капитанишке по полной программе! Пусть умоется! Не подчиняться! Пусть пока свою игру играет, авось где-нибудь да ошибется. Непременно где-нито оплошает. Тут-то мы ему хвост и прижмем да сверху солью присыплем. А ну выше голову! Двум смертям не бывать, да и двум медведям в одной берлоге тоже!
Хитро прищурившись, Акинфий ткнул пальцем в Феоклистова:
— Перо и бумагу! Будем капитанишке прошение писать. Высочайшее!
Феоклистов быстро взял бумагу и перо.
— Пиши! «Доношение благородному господину капитану Василию Татищеву. Комиссар Акинфий Демидов челом бью…» — и далее: «Просим Вашего Величества о разсмотрении нижайшей просьбы нашей о ломке доменного камня». Что повелишь? И подпись: Акишка Демидов.
Жизнеописание Хуана Факундо Кироги — произведение смешанного жанра, все сошлось в нем — политика, философия, этнография, история, культурология и художественное начало, но не рядоположенное, а сплавленное в такое произведение, которое, по формальным признакам не являясь художественным творчеством, является таковым по сути, потому что оно дает нам то, чего мы ждем от искусства и что доступно только искусству,— образную полноту мира, образ действительности, который соединяет в это высшее единство все аспекты и планы книги, подобно тому как сплавляет реальная жизнь в единство все стороны бытия.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
Действие исторического романа итальянской писательницы разворачивается во второй половине XV века. В центре книги образ герцога Миланского, одного из последних правителей выдающейся династии Сфорца. Рассказывая историю стремительного восхождения и столь же стремительного падения герцога Лудовико, писательница придерживается строгой историчности в изложении событий и в то же время облекает свое повествование в занимательно-беллетристическую форму.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
В основу романов Владимира Ларионовича Якимова положен исторический материал, мало известный широкой публике. Роман «За рубежом и на Москве», публикуемый в данном томе, повествует об установлении царём Алексеем Михайловичем связей с зарубежными странами. С середины XVII века при дворе Тишайшего всё сильнее и смелее проявляется тяга к европейской культуре. Понимая необходимость выхода России из духовной изоляции, государь и его ближайшие сподвижники организуют ряд посольских экспедиций в страны Европы, прививают новшества на российской почве.
«Преследовать безостановочно одну и ту же цель – в этом тайна успеха. А что такое успех? Мне кажется, он не в аплодисментах толпы, а скорее в том удовлетворении, которое получаешь от приближения к совершенству. Когда-то я думала, что успех – это счастье. Я ошибалась. Счастье – мотылек, который чарует на миг и улетает». Невероятная история величайшей балерины Анны Павловой в новом романе от автора бестселлеров «Княгиня Ольга» и «Последняя любовь Екатерины Великой»! С тех самых пор, как маленькая Анна затаив дыхание впервые смотрела «Спящую красавицу», увлечение театром стало для будущей величайшей балерины смыслом жизни, началом восхождения на вершину мировой славы.