Грабеж – дело тонкое - [20]

В тот же вечер Яша Шебанин сидел в кресле и прижимал к груди искусанную руку. Раны гноились и ныли. Врачи в больнице сказали, что в пасти различного рода подобных тварей, которые иногда любят полакомиться мертвечинкой, скапливается трупный яд, что у них самих не вызывает даже кариеса. А вот их укус для человека может оказаться роковым. В качестве примера приводился дракон с острова Комодо. Черепашка, конечно, не дракон, однако весь ее вид указывал на то, что их основное меню составляют не одуванчики. Но кто знал, что она окажется настолько кровожадной?

Яша сидел в кресле, глотал кетанол и запивал его коньяком из расчета один стакан «Кишинэу» на одну таблетку. Боль не уходила так же упрямо, как и не приходило опьянение. Оставалось довольствоваться лишь тем, что высокая концентрация в крови спирта уничтожит последствия возможного проникновения туда же яда.

Каждые полчаса трещал телефон и Шебанин, яростно морщась, хватал трубку:

– Да?!

– Яш, пока тихо. Пацаны его нигде не нашли. Барыги с рынка его не знают, «шалашовки» с вокзала – тоже. Сейчас поехали по точкам сбыта «отравы».

– Ищите этого гада где хотите! – кричал Шебанин своим приближенным. – Если возникнут какие вопросы или с ментами нужно будет поболтать за информацию – я на телефоне. Не может быть, чтобы его никто не знал! Прозондируйте, у кого еще в Тернове могут тусоваться эти черепахи. Не ветром же эту тортиллу сюда занесло! Выходите на таможню! Короче, работайте, блин!..

Каждый новый разговор отличался от предыдущего лишь указанием мест, которые были проверены людьми Шебанина. И по окончании каждого такого разговора Яша чувствовал, как накипает ярость и усиливается боль.

Мариша наблюдала за действиями мужа сначала, как обычно, спокойно. Потом же, когда почувствовала перемену в его настроении, встревожилась. Она очень хорошо знала Яшин характер и боялась лишь одного – что муж сорвется и отправится на поиски сам. В этом случае предсказать его дальнейшие поступки очень трудно. Однако, что бы потом ни случилось, со стопроцентной уверенностью можно утверждать, что это закончится очередным сроком. А значит, одиночеством, холодной постелью и скукой. Делить ложе с кем-то еще, в период временного отсутствия мужа, в том обществе, в котором стремительно вращался Яша, было не безопасно. В этом случае все закончится странной пропажей без вести интим-партнера, разбитым лицом ее, Марины, и выбросом ее, Марины, на улицу. Таких ошибок женам авторитетов не прощают. Поэтому – наверняка холодной постелью, наверняка... Справедливости ради нужно отметить, что в Тернове не нашлось еще ни одного сумасшедшего, который решил бы масляно улыбнуться ей в тот момент, когда Яша Шебанин «положенствовал» на очередном «строгаче». О том, чтобы улыбнуться в то время, когда Яша «положенствовал» в городе, вообще не могло быть речи.

Мужу становилось хуже с каждым часом, Марина это видела. Сначала она относила это за счет выпитой бутылки коньяку, потом, когда поняла, что алкогольный «приход» тут ни при чем, разволновалась не на шутку. Предложение вызвать «Скорую» решительно отвергалось, Яша мрачнел с каждой новой фразой и смог согласиться лишь на приглашение в дом старого домашнего врача, его тезку, Якова Моисеевича Виртмана. Тезке Шебанина было шестьдесят восемь лет, он имел медицинскую кандидатскую степень и хорошую практику работы. После того как он отврачевал в хирургической клинике двадцать с лишним лет, он неожиданно ушел с насиженного места. Как раз в тот момент, когда должен был стать ее главным врачом. Всему виной был Яков Шебанин, предложивший Виртману степень «личного врача» и маленькую, но богато оснащенную частную клинику на окраине Тернова. С этого момента Яков Моисеевич штопал, резал, лечил от насморка и несварения желудка одного-единственного человека в городе – Якова Семеновича. Правда, работы было столько же, как в городской клинике, зато тут было проще. Слегка потревоженный бациллами туберкулеза, шитый-перешитый, однако продолжающий находиться в постоянной мощи организм Шебанина Яков Моисеевич знал лучше, чем собственный.

Он приехал ровно в час ночи. Сразу после того, как ему позвонила жена Шебанина и запросила срочной помощи. Яков Моисеевич вошел в дом в сопровождении охраны со своим кожаным саквояжем в тот момент, когда напольные часы в гостиной отбили один раз.

В кресле, перед недопитой бутылкой молдавского коньяку сидела Марина и глотала слезы.

– Лапочка, что случилось? – участливо, но привычно поинтересовался Виртман. – Догогая, не плачьте, это вгедно для будущей мамы. Что же случилось? Где Яков Семенович?

Марина лишь махала руками и показывала куда-то в глубь темного окна.

– Уехал он, Моисеич, – наклонился к маленькому доктору один из охранников Шебанина. – Коньяку выпил и поехал по делам.

– А меня-то зачем вызвали? – удивился Яков Моисеевич.

– Ему черепаха руку зажевала. Каймановая. Только вы никому не говорите, иначе он замочит.

– Вот беда... – как-то невыразительно произнес Виртман и присел у столика рядом с Мариной. – И давно уехал?

– С четверть часа... – пытаясь говорить сквозь всхлипы, объяснила Мариша. – Опять дел наделает!.. Он вообще спятил. Доктор, от укусов черепах с ума сходят?!