Гойя - [80]

Вихри враждебные закрутились так, что и не разберешь, что и где творилось в Испании смутного времени, времени Герильи. С одной стороны, славные годы героического сопротивления и годы восстановления национального достоинства. С другой стороны, какое уж там достоинство, когда такое творится?

В Испании воюет английский экспедиционный корпус герцога Веллингтона. После того как Наполеон самолично выбил прежние английские силы с полуострова и отправился восвояси, чтобы готовить поход на Россию, англичане снова поддерживают огонь войны на полуострове. Формально Веллингтон командует и португальскими отрядами, которые также сражаются против французских оккупантов. Но если своими англичанами герцог еще способен управлять относительно успешно, то португальские офицеры явно считают себя выше подчинения чужому командиру, да еще и некатолику. Порядка нет как нет. Единоначалие отсутствует. Да и солидарности не наблюдалось между разными силами, враждебными Наполеону. Англичане, как думают историки, специально не хотели помогать испанским партизанским отрядам и старались сделать так, чтобы французские оккупанты и народное сопротивление как можно более обескровили друг друга. Возможно, что такого рода тайные инструкции приходили из Лондона. Политика вообще такая штука, что всегда приходится подозревать в делах политиков намерения по ту сторону морали и этики.

Французы после отъезда Наполеона из Мадрида выбиваются из сил, пытаясь ударить то в одном направлении, то в другом, догнать и наказать партизан то тут, то там, усмирить еще одну непокорную деревню. Это не регулярная война, это Герилья. Героическая, варварская, свирепая. Участники этой многолетней свирепой кампании примерно в равной степени сходят с ума от безвыходности ситуации, от гибели друзей и сослуживцев, от атмосферы опасности, от угроз, которые приходят с разных сторон и образуются как будто нежданно-негаданно.

Отважный, несгибаемый и благородный маршал Ланн, наблюдавший осаду Сарагосы, с великой печалью говорил своим сослуживцам и даже не боялся писать самому Наполеону о том, что война в Испании — это страшная ловушка и невозможно без ужаса видеть то, что творится в этой обезумевшей стране. Пусть эти испанцы неправы и можно назвать их варварами и дикарями, но победить в такой войне, как Герилья, никому не дано. А если даже победим, то радости от такой победы не будет никакой. Печальна судьба французского героя, если он ощутил несчастье победы.

В сущности, обстановка Герильи — это обстановка гражданской войны, то есть войны особенно жестокой и беспощадной. Притом в данном случае уничтожают друг друга не враждебные друг другу силы одной нации, а две основные враждебные друг другу силы: пестрые иррегулярные испанские отряды и вначале хорошо организованные и качественно управляемые французские силы. Однако в процессе развития событий управляемость французских корпусов резко падает и тактика их волей-неволей уподобляется тактике Герильи. Затаиться в засаде. Навредить в неожиданном месте, расправиться с пленными, сдержать и раздавить неожиданный взрыв возмущения вчера еще мирных людей. Отравить колодцы и испортить ноги лошадям врага, поджечь склад боеприпасов. Не жалеть женщин, детей и стариков. Все стороны конфликта действовали в таком роде. Офицеры и генералы французских сил, рискнувшие взять с собой своих детей или близких людей, нередко переживали трагедии. К счастью, мальчик по имени Виктор Гюго, сын одного из французских командиров, остался жив в этой мясорубке и сделался позднее большим писателем. Он навсегда сохранил память о преисподней испанской войны, увиденной в детстве.

Естественно, национальная традиция почитания собственных героев сохранила главным образом имена сакральных жертв с одной стороны. Такова Мануэла Маласанья, именем которой назван один из районов Мадрида. Мануэла была молоденькая портниха, которую схватили на улице французские патрули, обнаружили при ней ножницы — и расстреляли за ношение оружия. Притом вполне возможно, что эти ножницы девица в самом деле использовала не только для того, чтобы кроить ткань. Всякое металлическое острие годится для того, чтобы нанести вред врагу. Патриоты Испании особенно вдохновлялись тем фактом, что юная Мануэла была дочерью французского портного, который давно поселился в Мадриде и держал там свою мастерскую. Борцы настаивали на том, что французам сопротивляются не только испанцы как таковые. Все народы и племена, классы и кланы, которые обитают в пестрой и многоликой Испании, в ее многолюдных городах и бесчисленных поселениях, единодушно сопротивляются врагу.

После второй оккупации Испании затяжная партизанская война обретает тот самый парадоксальный характер, который и оказался главной загадкой новой исторической действительности. Героические подвиги совершались то и дело, и неописуемые зверства зафиксированы в бесстрастных исторических документах. Там описано, как пойманные партизаны-герильеры были насажены целиком или кусками на острые сучья придорожных деревьев. Как французов освежевывали, заживо обдирая со всего тела кожу. Как в массовом порядке насиловали и убивали женщин, и это делали представители всех сторон, ибо армейские части французов теряли человеческий облик точно так же, как и уставшие, голодные и осатаневшие борцы за независимость. Развелись по всей стране и аполитичные бандиты, которым было безразлично, кого убивать и где бесчинствовать. Рассказы о том, как женщины-крестьянки кастрировали попавших им в руки заплутавших французов, а также реальных или предполагаемых бандитов, также относятся, к сожалению, к разряду достойных доверия известий с театра войны.