Говорящий ключ - [19]

Ярко пылает пламя костра. От его света еще гуще становится сумрак ночи. Где-то рядом пофыркивают спутанные кони, доносится позвякивание колокольчиков на шеях оленей. Николай Владимирович рассказывает разведчикам о днях битвы на волжских берегах, участником которой ему пришлось быть.

— Теперь Волгоград восстановлен. На руинах, оставшихся после боев, вырос прекрасный город, вечный памятник доблести советского народа.

Большаков набивает свою трубку-носогрейку. Он любит слушать рассказы об Отечественной войне, и сам непрочь вспомнить дни, когда водил партизанский отряд по таежным тропам. Правда, было это давно, во время гражданской войны, но в памяти проводника все эти события хорошо сохранились. Он даже узнает сопки, реки, ключи, которые ему довелось видеть больше трех десятков лет назад. Рядом с проводником сидят Саня и Виктор. Лица мальчиков задумчивы. Наверное, они видят себя сейчас в блиндажах и окопах смелыми солдатами. Юферов, Вавилов, Нина — все под впечатлением рассказа. Николай Владимирович доволен. Значит, эта сама собой возникшая беседа не напрасна.

Есть на Волге утес...

— тихо запела Нина, и песня, раздвигая темные стены леса, плывет вместе с искрами костра, медленно взлетающими над деревьями. Она задумчиво смотрит на Виктора через разделяющее их пламя.

— Витя, скажи, о чем ты сейчас думал? — обращается Нина к мальчику, оборвав песню.

— Я?.. — встрепенулся Виктор.

— Да, вот сейчас, перед тем как я тебя спросила.

— Я хочу, чтобы вы меня взяли с собой в экспедицию.

— И все?

— Нет! — приподнявшись, сказал Виктор. — Я хочу найти настоящий самородок, вот такой, — он развел руками, — с оленя, а потом еще один, хоть малюсенький.

— Для чего ж тебе малюсенький, если будет другой, с целого оленя? — подтолкнул его Саня.

— В самом деле, зачем тебе такие самородки? Хотя бы тот, с оленя, уж очень большой, — заинтересовался Воробьев.

— Я отвез бы его в Москву, в Кремль, — выпалил Виктор, застеснялся, опустил глаза и добавил вполголоса: — Пусть на него построят самый большой, самый красивый дом в Волгограде.

— А малюсенький зачем?

— Я купил бы на него себе бинокль, — глядя в костер, тихо ответил Виктор.

Воробьев молча снял висевший через плечо на тонком ремне артиллерийский бинокль, подал его мальчику. Виктор взял бинокль, еще не понимая, зачем его дали ему.

— Это тебе за красивую мечту, дружок, а в экспедицию я не могу тебя взять, не проси.

— Что вы сделали, Николай Владимирович! — шепнул Юферов. — Такой замечательный бинокль... разве можно?

— У вас есть, а я возьму экспедиционный, обойдемся. — Воробьев взял Юферова под руку, отошел к палатке, чтобы не мешать Виктору вволю насмотреться на подарок.

Наутро караван тронулся в путь и вечером подошел к стану третьей бригады оленеводческого совхоза. Еще за несколько километров до него стали встречаться олени, пасущиеся на склонах гор, где зеленовато-белым бархатом выделялись лужайки мха-ягеля. Олени не пугались людей. Подняв увенчанные раскидистыми рогами головы, они смотрели в сторону каравана большими красивыми глазами. У многих из них не было рогов.

— Важенки, — пояснил Урангин. — Рога только у самцов растут. Видите, оленята!

Под тенью большого дерева стояли две важенки, около них паслись длинноногие, рыжеватые оленята. Привлеченные звуками колокольчиков, они с любопытством выглядывали из-за маток. В стороне спокойно пасся большерогий самец.

— Оленята, оленята! — Нина, протянув руку, пошла к ним.

— Не ходите, хозяин рассердится, — остановил ее Урангин.

— Какой хозяин? — оглянулась девушка.

— А вот, видите? — Урангин показал на рогача-самца. Тот, сделав несколько решительных шагов навстречу радистке, склонил голову и, сердито пофыркивая, ударял копытом о мягкий покров мха. Важенки, встревоженные приближением Нины, медленно пошли в сторону. Одна из них подталкивала носом олененка, то и дело останавливающегося, чтобы взглянуть на людей.

— Ого, какой сердитый! Охраняет! — девушка снова присоединилась к каравану.

Где-то впереди залаяли собаки, им отозвался Хакаты, Юферов взял его за ошейник. Завидев оленей, Хакаты взвизгивал, рвался к ним, видимо, принимая их за диких животных. Антип Титыч едва удерживал сильного пса. Урангин сбросил с плеча карабин и что-то высматривал в большом стаде оленей, пасшихся в полусотне метров от тропы. Своего верхового оленя он передал одному из проводников и теперь шел рядом с Большаковым впереди каравана. Следом за ним шли Воробьев, Юферов и Нина, с интересом разглядывавшая животных. Вдруг резкий пронзительный свист прорезал воздух. Олени испуганно вскинули головы. Один из них, вырвавшись из середины стада, стремительно бросился в глубь леса. Урангин вскинул карабин. Гулко грянул выстрел, и олень, как бы споткнувшись, упал на передние колени, перевернулся и остался недвижимым. Движение каравана приостановилось.

— Зачем домашний олень стрелял? — спросил внезапно появившийся из-за деревьев приземистый, широкоплечий человек, в короткой куртке, с ружьем в руках. Остановившись в пяти шагах, он строго оглядел разведчиков и, задержав взгляд на Урангине, шагнул к нему, протягивая руку. Его широкое смуглое лицо озарилось радостной улыбкой.