Говорящий ключ - [20]

— Олонго!

— Ультенай, здорово! — Урангин, пожав руку оленевода, показал в сторону убитого оленя. — Я стрелял. Согжой!

— А, хорошо. Метко бьешь. — Взгляд его черных внимательных глаз вопросительно остановился на экспедиции. Урангин, коротко объяснив, кто перед ним, представил его разведчикам.

— Наш лучший бригадир Ультенай. Беспокоится он, думал — домашнего оленя убил, а он дикий, согжой.

Урангин объяснил, что согжой — предок домашнего северного оленя, еще сохранившийся в диком состоянии. Отличить его от домашнего может только опытный оленевод. Согжой иногда присоединяется к стаду, обхаживая важенок. Потомство при этом отличается неукротимым нравом, приручению не поддается. Поэтому оленеводы, если встретят согжоя среди домашних оленей или вблизи от места их выпаса, стреляют в пришельца. Шкура согжоя совершенно непроницаема для холода благодаря особому пористому устройству волоса. Оленеводы и охотники используют ее для постели. Ведь им нередко приходится ночевать прямо на снегу.

В сопровождении бригадира Ультеная караван скоро подошел к стану оленеводов. Две новые ровдужные* (* Ровдуга — выделанная оленья кожа без шерсти) юрты стояли на берегу прозрачной, как хрусталь, горной речки, а кругом расстилалась расписным ковром богатая растительность тайги. Здесь Воробьев решил сделать дневку. Рядом с юртами выросли белые палатки экспедиции.

Глава пятая На стане оленеводов

Бригадир оленеводов Александр Ультенай принадлежал к числу людей, наружность которых запоминается с первого взгляда. В его невысокой, плотно сбитой фигуре чувствовалась сила и ловкость жителя тайги. Смуглое, с резкими чертами лицо пожилого эвенка могло показаться суровым, если бы не глаза, смягчающие это впечатление. В них светился огонек душевной доброты много испытавшего на своем веку человека. Одежда оленевода представляла собой смесь обычной русской и национальной — эвенкийской. Поверх черной рубашки-косоворотки он носил меховую безрукавку, украшенную по краям ярким орнаментом вышивки. На ногах — короткие летние торбаза из выделанной оленьей кожи, голову накрывала фуражка, поверх которой была наброшена сетка накомарника.

Приветливо встретив экспедицию и показав, где поставить палатки, Ультенай вместе с Урангиным куда-то ушел. Вернулись они через час, неся на длинной жерди тушу оленя. Палатки были уже поставлены, и около них весело пылал костер. Разведчики собирались варить ужин. Опустив оленя на траву невдалеке от костра, Ультенай сказал Воробьеву:

— Согжой, которого застрелил Урангин, мясо нежное, все равно как домашний олень. Мы вам принесли, для всех хватит.

Николай Владимирович не стал огорчать гостеприимного хозяина отказом. Скоро мясо дикого оленя варилось в котлах. Оно оказалось очень вкусным. Разведчики наперебой хвалили Урангина за меткий выстрел. Плотно поужинав, стали располагаться на отдых. Сказывался длинный переход, сделанный в этот день. Все изрядно утомились.

Николай Владимирович спустился к речке. Она журчала по камням недалеко от стана, среди берегов, поросших высокой бархатной травой. Здесь геолог увидел пастухов, собравшихся в тесный кружок вокруг Урангина. Воробьев, присев рядом с ними, прислушался к неторопливой беседе эвенков. Урангин рассказывал оленеводам о плане развития животноводства и соревновании колхозов и совхоза за лучшее сохранение молодняка.

— Волки нам крепко вредят, — сказал Ультенай.

— А много здесь волков? — спросил Воробьев.

— Покоя нет от них, так за стадом и ходят. Куда мы перекочевываем, туда и волки. Осторожный зверь, близко к себе не подпускает. С неделю назад важенка от стада отбилась... Пока мы ее разыскивали, волки раньше нашли... зарезали.

— Облаву надо сделать, — посоветовал Урангин.

— Народу мало. Я заприметил распадок между сопок, где волки днем скрываются; чтобы окружить их, надо человек двадцать охотников, а нас всего пятеро...

***

Ночью где-то недалеко залаяли собаки, затем раздался выстрел, второй и человеческий крик, призывающий на помощь.

Воробьев, откинув полог большой палатки, где отдыхали разведчики, крикнул:

— Волки напали на оленей, берите ружья, за мной!

Захватив карабин, он быстро побежал следом за оленеводами.

Большое стадо оленей сбилось в кучу на берегу реки, метрах в двухстах от палаток. Самцы, выставив ветвистые рога, били копытами о землю и тревожно храпели.

Вокруг стада метались лохматые остроухие лайки. Собаки, видимо, боялись отбегать дальше в тайгу. Они жались ближе к стаду и людям. Когда Воробьев, запыхавшись, прибежал к стаду, он увидел оленеводов, столпившихся около лежащей на земле важенки. Оленуха была еще жива, она пыталась поднять молодую голову, ее большие, красивые глаза, казалось, с мольбой смотрели на людей. Из рваной раны на шее важенки с хлюпаньем лилась кровь. Ультенай молча вынул длинный нож и прекратил ее мучения.

— Ты чего же прозевал? — вытирая нож о шерсть важенки, спросил он у молодого, стройного пастуха с двуствольным ружьем в руках.

— Отбилось несколько оленей... Пока за теми ходил, волки на нее напали. Я стрелял, ранил одного, думал — убил, а он снова поднялся, убежал туда, наверное, и сейчас там. — Пастух показал на лесную заросль, островком чернеющую посредине обширной долины, за которой виднелись горы.