Говорит и показывает искусство. Что объединяет шедевры палеолита, эпоху Возрождения и перформансы - [35]
«Я хотела, чтобы мужчина, открывший журнал в ожидании чего-то соблазнительного и развратного, внезапно почувствовал себя насильником, каким мог бы быть. Посмотрел бы на эту женщину, возможную жертву. Когда я их создавала, то не думала о моделях как о жертвах… Но предполагала… Очевидно, я хочу, чтобы человеку стало неприятно оттого, что у него были определенные ожидания».
На примере Джентилески, Лукас и Шерман мы видим, как женщины-художницы пытались представить зрителю-мужчине проблему объективации женского тела и как по-разному они вписывали себя в свои произведения. Теперь давайте оглянемся назад, на работы Кароли Шниманн. Кадры из ее проекта Eye Body (рис. 21) – это прямая отсылка к обнаженной женской натуре в положении полулежа. Художница сама выступает своим объектом. Шниманн писала об этом:
«Я хотела, чтобы мое тело слилось с работой воедино и у проекта появилось дополнительное измерение... Я не только создаю изображения, но и исследую эстетическое значение плоти как материала, с которым я предпочитаю работать. Тело может оставаться эротичным, сексуальным, желанным, желающим, но у него также есть и предначертание: метка, запись, сделанная мазками, отчаянный жест моей творческой женской воли».
И в постель
Инсталляция Трейси Эмин «Моя кровать» (1998) наделала много шума на выставке произведений, номинировавшихся на премию Тёрнера, в Современной галерее Тейт в 1999 году и привлекла внимание СМИ. Инсталляция состояла из постели художницы и других предметов, находившихся в спальне. Эмин решила показать свою кровать, после того как провела в ней несколько дней в депрессии. Инсталляция повествует о моменте из жизни художницы, используя реальные предметы в качестве элементов сюжета.
Простыни хранят следы тела. На полу мы видим разные вещи из комнаты художницы. Это и сравнительно нейтральные предметы, такие как шлепанцы, и другие, свидетельствующие о сексуальных контактах и о функционировании организма. Примеры из второй категории: использованные презервативы и трусики со следами менструальных выделений. Демонстрация функций организма и сексуальной жизни вызвала негодование публики. Зрители предпочли бы, чтобы совокупление изображалось в виде золотого дождя, ниспадающего на Данаю. А постель Олимпии – по сути, ее рабочее место – представала бы перед их взором со свежевыстиранным и выглаженным бельем.
Эмин рассматривает инсталляцию «Моя кровать» в качестве дополнения к произведению «Все, с кем я спала с 1963 по 1995» (1995) с другим названием «Палатка» (рис. 26). Внутри представлены имена 102 человек, с которыми Эмин спала за всю свою жизнь с момента создания палатки. Неудивительно, что название произведения часто считают эвфемизмом, указывающим на сексуальных партнеров художницы. Но на самом деле всё намного тоньше. Список имен скорее домашний по характеру. Он проливает свет на многие эпизоды из жизни Эмин. Перечислены члены семьи, друзья, собутыльники, любовники и даже два пронумерованных зародыша. Художница просто делила кровать с людьми из списка, например со своей бабушкой. Инсталляция помогает лучше понять наше восприятие темы секса в искусстве.
Конечно, в истории нет ничего нового. Изображения полового акта широко представлены на протяжении всей истории человечества, по всему миру и в широком диапазоне материалов – начиная от скульптур индуистских храмов и иллюстраций «Камасутры» (400 г. до н. э. – 200 г. н. э.) и заканчивая гомоэротическими фотографиями Роберта Мэпплторпа (1946–1989). Он-то и возвращает меня к началу этой главы. Если мы обратим внимание на то, как представлена красота мужского обнаженного тела в творчестве Мэпплторпа, то увидим совершенно иной образ по сравнению с античным идеалом, воспеваемым Винкельманном.
Мужчины из высших слоев древнегреческого общества участвовали в пирах – симпосиях. Празднества проходили на мужской половине дома. Участники возлежали на клинэ – ложах, больше похожих на софу. Симпосии описаны у Платона (прибл. 427–347 гг. до н. э.) и у Ксенофонта (прибл. 430–356 гг. до н. э.). Они часто изображались на греческих вазах. Смысл этих пиршеств состоял в телесных и духовных удовольствиях. За интеллектуальными беседами участники много пили.
Как и представители неоклассицизма позднее, древние греки ценили мужскую красоту. Молодые неженатые мужчины часто вступали и в гомо-, и в гетеросексуальные связи. Из женщин, которых допускали на симпосии, были только гетеры. На вазах их нередко изображали обнаженными. Разные виды сексуальных взаимоотношений на пирах были одной из основных тем декора керамики. Не обходили вниманием мастера и последствия обильных возлияний, такие как рвота. Телесным функциям греческих мужчин, сексуальным или другим, придавалась видимая респектабельность согласно классическим канонам.
Работа Эвайона середины V века до н. э. типична для ваз, на которых изображались симпосии. Этот стиль называется «краснофигурной вазописью». За основу изображения брали цвет афинской красной глины, на которой черными линиями тщательно прорисовывали анатомические детали. На килике, неглубокой чаше с двумя ручками (рис. 55), мы видим виночерпия на симпосии. Мужчины полулежат на клинэ, а мальчик держит в правой руке килик, а в левой – ойнохою, или сосуд с вином. Стиль краснофигурной вазописи позволил художнику прорисовать с анатомической точностью тела трех полуодетых или обнаженных пирующих. Кроме того, ему удалось запечатлеть призывные взгляды между юным виночерпием и мужчиной, которому он прислуживает.
