Говорит Черный Лось - [12]

Не решался я рассказать о своем видении даже дедушке Отказывается Идти, хотя до этого думал, что могу поделиться с ним самым сокровенным. Он всегда понимал мальчишек, и сам без конца рассказывал о всяческих чудесах. И он сделал мне тот первый лук. Он делал мне стрелы, и когда я терял их, у него всегда наготове были новые. Нельзя сказать, что я не любил своего отца, но Отказывается Идти — совсем другое, с ним в играх я проводил долгое время. И вот впервые я не смог поведать ему о том, что мучает меня.

Однажды я шел с луком, который сделал мне дедушка, и думал о своем видении. Тут неожиданно у меня закружилась голова, и на мгновение мне показалось будто лук со стрелами — именно тот, что подарил мне первый предок из типи со сверкающей радугой. Затем все встало на свои места, и в руках у меня опять были дедушкины лук и стрелы. Мне было как-то нехорошо, и я пытался заставить себя поверить, что это было лишь простым сном. Я подумал, что выброшу все из головы, и решил подстрелить какую-нибудь дичь. Мне попался куст, на ветке которого сидела маленькая птичка. Только я стал прицеливаться, как у меня опять закружилась голова. И вспомнил — теперь ведь я сородич пернатым — и опустил лук, чувствуя, что глупо было упускать эту птицу. Потом спустился к ручью, и там у ручья заметил зеленую лягушку и сразу же не раздумывая, выстрелил в нее. Но когда я подошел и поднял ее за лапки, то подумал про себя: "Вот я убил ее", — и тут же чуть было не расплакался от жалости.

Рассказывает Стоящий Медведь:

Я помню то время, когда мой друг был болен. Я старше его на четыре года. Сам я минниконжу, но наши матери приходятся друг другу сестрами. Поэтому, когда наши племена стояли одним лагерем, мы играли вместе. Случилось это у истоков Скользкой Травы (Литтл Биг-Хорн). Все, в том числе и Черный Лось, чувствовали себя хорошо. А потом вдруг я услышал, что он умирает и уже еле дышит. Мы очень переживали, посылали к другим племенам за целебными снадобьями, но никто не знал, что у него за болезнь. Помню, я как-то видел его больным — мой друг был словно мертвый. Потом он неожиданно выздоровел. Все люди удивлялись и тоже много говорили об этом.

Помню и то, что происходило после его выздоровления. Вскоре мы перенесли наш лагерь к устью Ивового Ручья — это два дня пути на юг. Во время переезда, я подскакал к мальчикам помладше, которые ехали сзади. Мне хотелось повидать своего маленького друга. Я обратился к нему: "Здравствуй, младший брат! По всему, ты уже чувствуешь себя хорошо?" А он ответил: "Здравствуй! Да, сейчас я совершенно здоров!" Но пока мы ехали и разговаривали, я чувствовал, что он не похож на мальчика. Скорее, это был старец. Вспоминаю, как его отец разговаривал однажды вечером с моим отцом в нашем типи за едой. Отец Черного Лося сказал что-то в таком роде: "С тех самых пор, как мой сын выздоровел, он стал совсем другим — ведет себя как-то странно, не любит бывать дома. С ним творится что-то неладное. Бедный мальчик!"

Потом все отправились на большую охоту, и об этом событии забыли.

Черный Лось продолжает:

Да, после небольшой остановки у Ивового Ручья мы отправились на большую охоту. Она помогла мне на время забыть о видении.

Однажды утром по деревне прошел глашатай и объявил, что лагерь переезжает. Советники собрались в типи совета, и глашатай обратился к ним: "Советники, выходите в центр и несите с собой огонь". Обязанностью советников было поддерживать огонь, поскольку в те времена у нас не было спичек.

"Переезжаем, переезжаем" — опять вскричал глашатай, и все люди начали разбирать свои типи, укладывать их на волокуши.

Потом глашатай громко объявил: "Слышал я, будет много бизонов, много бизонов! Следите за своими детьми!" Он имел в виду, чтобы родители держали детей поблизости, а то те могут распугать бизонов. Мы полностью свернули лагерь и пустились в путь. Впереди шли четверо советников, за ними глашатай, следом — вожди, а уже за ними длинной цепочкой двигались остальные люди с нагруженными волокушами. Замыкали процессию табуны пони. Сам я ехал почти в конце, вместе с младшими мальчиками. Когда вся процессия стала подыматься вверх по склону холма, я посмотрел вперед, и на мгновение у меня опять закружилась голова, потому что мне вспомнилось племя из видения, которое шло по красной дороге священным путем. Но здесь все было иначе, и вскоре воспоминание покинуло меня, потому что впереди ждало нечто захватывающее, и даже лошади, казалось, чувствовали это.

Через некоторое время добрались мы до места, где росло много дикой репы, и глашатай объявил: "Снимайте поклажу и дайте отдохнуть лошадям. Берите палки и ройте репу". Люди начали копать, а советники в это время отдыхали и курили на близлежащем холме. Потом глашатай вскричал: "Грузите свою поклажу!" И вскоре все снова пустились в путь.

Днем советники выбрали место для нового лагеря. Там было много сушняка и воды. Женщины принялись готовить еду. Тут люди заговорили, что возвращаются разведчики. Их было трое, они показались на вершине одного из холмов и проскакали в самый центр деревни прямо к типи совета. Сюда же стал стекаться весь народ. Я подобрался как можно ближе, и из-за спин мужчин следил за происходящим. Глашатай вышел из типи и обратился к народу: "Я хранил вас, теперь дайте мне много даров". Тогда разведчики сели перед входом в типи, а один из советников набил священную трубку ивовой корою чакун-ша-ша, и положил ее перед собой на бизоний помет, ведь бизон был священен — он давал нам пищу и кров. Потом он зажег трубку, поднес ее четырем сторонам света, духу неба и матери-земле, и, передавая разведчикам, сказал: "От вас зависит судьба племени. Все, что вы видели, может послужить на благо народа". Разведчики сделали по одной затяжке, показав тем самым, что будут говорить только правду. Затем советник спросил одного из разведчиков: "В каком месте увидел ты добрый знак? Сообщи мне и порадуй".