Говардс-Энд - [109]

38

Трагедия началась довольно тихо, и, как многие разговоры, с непременного подчеркивания мужчиной своего превосходства. Услышав, что Маргарет спорит с водителем, Генри подошел к ним, утихомирил парня, который не проявил должной вежливости, а потом повел жену к креслам на лужайке. Долли, которую «не посвятили» в произошедшее, выскочила с предложением выпить чаю. Генри отказался и велел увезти коляску с младенцем, поскольку они с женой хотят побыть наедине.

— Но мой маленький зайчик ничего не поймет. Ему еще и девяти месяцев нет, — попросила Долли.

— Я говорил не об этом, — резко возразил свекор.

Малыша увезли подальше, чтобы ему ничего не было слышно и он узнал о разразившемся кризисе лишь многие годы спустя. Теперь подошла очередь Маргарет.

— Это то, чего мы боялись? — спросил ее Генри.

— Да.

— Дорогая моя девочка, — начал он, — нам предстоит очень непростое дело, и мы сможем все уладить, только если будем с тобой говорить прямо и начистоту. — Маргарет опустила голову. — Я вынужден задать тебе несколько вопросов о предмете, которого мы оба предпочли бы не касаться. Как тебе известно, я не один из ваших Бернардов Шоу, для которых нет ничего святого. Мне тяжело говорить то, что я вынужден сказать, но бывают такие обстоятельства… Мы с тобой муж и жена, а не дети. Я человек, имеющий жизненный опыт; ты исключительная женщина.

Все чувства оставили Маргарет. Покраснев, она посмотрела мимо Генри на Шесть холмов, покрытых весенней листвой. Заметив ее румянец, Генри стал еще ласковее.

— Я вижу, ты чувствуешь то же самое, что и я почувствовал, когда… Моя бедная женушка! Будь смелее! Один или два вопроса, и я тебя отпущу. У твоей сестры было кольцо?

— Н-нет, — запинаясь, произнесла Маргарет.

Повисла пугающая тишина.

— Генри, в сущности, я пришла попросить у тебя одолжения. Это касается Говардс-Энда.

— Всему свое время. Теперь я вынужден спросить, знаешь ли ты имя совратителя.

Маргарет встала и взялась за кресло, стоявшее между ними. С ее лица сошла краска, и оно посерело. Генри не удивился, что она именно так отреагировала на его вопрос.

— Не торопись, — посоветовал он ей. — И помни, что мне придется гораздо хуже, чем тебе.

Маргарет покачнулась, и он испугался, что жена лишится чувств. Потом, обретя дар речи, она медленно проговорила:

— Совратителя? Нет, я не знаю имени совратителя.

— Она не захотела тебе сказать?

— Но я и не спрашивала, кто ее совратил, — сказала Маргарет, повторяя в уме это отвратительное слово.

— Странно.

Потом он передумал.

— Возможно, это и естественно, дорогая моя девочка, что ты не стала ее спрашивать. Но пока мы не узнаем имени, ничего нельзя будет сделать. Сядь. Как ужасно видеть тебя такой расстроенной! Я знал, что ты была не готова к этой встрече. Не надо было мне брать тебя с собой.

— Если ты не против, я лучше постою, — ответила Маргарет. — Отсюда такой красивый вид на Шесть холмов.

— Как хочешь.

— У тебя еще есть вопросы, Генри?

— Теперь ты должна мне сказать, не возникло ли у тебя каких-нибудь догадок. Я не раз был свидетелем твоей прекрасной интуиции, дорогая. Мне даже завидно. Ты могла что-то понять, даже если твоя сестра ничего не сказала. Малейший намек был бы нам полезен.

— «Нам» — это кому?

— Я счел, что будет правильно позвонить Чарльзу.

— В этом не было никакой необходимости, — сказала Маргарет, раздражаясь. — Он слишком болезненно воспримет эту новость.

— Он сразу же отправился к твоему брату.

— И это тоже ни к чему.

— Позволь мне объяснить тебе, дорогая, каково положение дел. Не думаешь же ты, что я и мой сын не джентльмены? Мы действуем исключительно в интересах Хелен. Еще не поздно спасти ее честное имя.

Маргарет сделала первый выпад:

— Мы что же, собираемся заставить ее совратителя жениться? — спросила она.

— Если возможно, то да.

— Но, Генри, а вдруг он уже женат? Такое иногда бывает.

— В этом случае ему придется дорого заплатить за свой проступок и получить такую взбучку, что он ее век не забудет.

Похоже, ее удар пришелся мимо цели, чему Маргарет даже обрадовалась. Что толкнуло ее поставить под угрозу их совместную жизнь? Твердолобость Генри спасла и ее, и его самого. Изнемогая от злости, она снова села и, прищурившись, стала слушать то, что, по его мнению, ей можно было сообщить. Наконец она спросила:

— Могу я теперь задать свой вопрос?

— Конечно, дорогая.

— Завтра Хелен уезжает в Мюнхен…

— Наверное, она права.

— Генри, дай даме договорить. Завтра она уезжает, а сегодня с твоего разрешения ей хотелось бы провести ночь в Говардс-Энде.

Наступил критический момент. Как только она произнесла эти слова, ей опять показалось, что следовало бы забрать их назад. Она еще недостаточно подготовила мужа. Ей хотелось дать ему понять, что сказанное ею гораздо важнее, чем он думает. Чувствовалось, что Генри взвешивает ее просьбу словно деловое предложение.

— Почему в Говардс-Энде? — наконец спросил он. — Разве в гостинице, как я советовал, ей не будет удобнее?

Маргарет поспешила предоставить объяснения.

— Это странная просьба, но ты знаешь, какая Хелен и какие бывают женщины в ее положении. — Генри нахмурился и раздраженно заерзал в кресле. — Ей пришло в голову, что одна ночь в твоем доме доставит ей большое удовольствие и будет полезна. И я думаю, она права. Ведь она девушка впечатлительная, и все наши книги и мебель действуют на нее успокаивающе. Это факт. Ее девичеству приходит конец. Последнее, что она мне сказала: «Прекрасное окончание истории».