Готская Испания - [61]
Но, несмотря на то, что светские и духовные магнаты практически обладали весьма значительной властью над населением, на Пиренейском полуострове тогда не было института, который в соседнем, Франкском, государстве юридически закреплял эту частную власть магнатов — иммунитета. В источниках не сохранилось {221} никаких следов его существования в V–VII вв. Известно, однако, что в христианских государствах, образовавшихся в северной части полуострова после арабского завоевания, иммунитеты получили широкое распространение. Они сплошь да рядом применялись в Испанской марке в IX в.[1108], и, вероятно, Каролинги, предоставлявшие здесь иммунитеты, не механически переносили на Пиренейский полуостров франкские порядки, но действовали в соответствии с местными обычаями. Но если трудно сказать, в какой мере распространение иммунитетов следует отнести за счет франкского влияния в этом районе, то в Астурии и Леоне иммунитет основывался несомненно не на чужеземных влияниях, но на вестготских традициях. В источниках сохранились данные о наличии в Астурии и Леоне иммунитетов, запрещавших королевским должностным лицам вступать во владения иммуниста для выполнения судебных, фискальных и полицейских функций[1109].
В IX в. сеньоры взимают судебные штрафы на территории, подчиненной их юрисдикции[1110].
Широкое распространение иммунитетов в испанских христианских государствах вскоре после крушения Вестготского королевства указывает, что условия для возникновения этого института созрели еще в готский период.
Необходимо также учитывать несоответствие между фактическим объемом политической самостоятельности магнатов и юридическими принципами. На деле она была значительно большей, чем по нормам официального права. Правительство не в состоянии было справиться со своеволием знати, которая все меньше была склонна подчиняться местным властям. Еще в начале VI в. испано-римские магнаты с помощью отрядов вооруженных рабов творили насилия над окрестным населением; принуждали крестьян продавать или {222} дарить им свое имущество, вымогали наследство умерших и т. д.[1111]. Вилики не только притесняли жителей незаконными поборами, но и принуждали их отдаваться под патроцинии[1112]. Такого же рода факты зафиксированы в готских законах VI в. Знатные готы силой исторгают у рядовых общинников выгодные для себя договоры, захватывают их участки[1113], врываются со своими дружинниками в чужие владения и т. д. Особенно характерны сведения источников, рисующие неподчинение магнатов государственным властям и узурпацию ими тех прав, которые по закону принадлежали лишь официальным лицам.
Магнаты не выполняют требования судей о выдаче сервов, совершивших какие-либо преступления[1114], укрывают в поместьях разбойников, беглых рабов и колонов[1115], не допускают сюда епископов и судей, преследующих язычников[1116], сами не являются к судьям по их вызову[1117], отказываются давать свидетельские показания[1118], уклоняются от уплаты налогов[1119] и от несения военной службы[1120].
В то же время знатные нередко нарушают законы, присваивая себе права публичных властей, вмешиваются в действия должностных лиц. Задержав преступников, магнаты не выдают их судьям, но заключают в свои тюрьмы[1121].
Подобно позднеримскому, Вестготское государство не санкционировало создание частных тюрем, но фактически они, очевидно, имелись у магнатов[1122]. {223}
Знатные люди самовольно чинят суд[1123], оказывают давление на королевских судей, вмешиваются, вопреки их протестам, в ход судебного разбирательства[1124]. Они без какого бы то ни было разрешения судей занимают и опечатывают чужие дома[1125].
Знаменательно, что еще в VI в. государственные агенты, как признает само правительство, нередко не в состоянии были осуществить свою, принудительную власть по отношению к знати. В Вестготской правде рассматриваются всевозможные казусы, когда судья неспособен подчинить себе нарушителей законов. В одной из ее глав говорится: коль скоро судья не может захватить человека, обвиненного в преступлении, граф должен прислать ему подкрепление[1126].
В других случаях судье, оказавшемуся бессильным перед магнатом или кем-либо иным, находящимся под его патроцинием, предписывается обращаться к королю (предполагается, что граф тоже не в силах осуществить принуждение), а если король находится слишком далеко, то к епископу или к судье высшего ранга[1127].
Стремление магнатов к политической самостоятельности выражается также в их неподчинении королю.
Имеются данные о том, что испано-римские, а также готские магнаты в VI–VII вв. все чаще проявляют нелояльность по отношению к королевской власти, именно они выступают главными носителями сепаратистских тенденций. Многие представители знати уклоняются от участия в военных походах[1128]. Характерно назначение {224} строгих кар для тех лиц из знати, кто отказывается приносить присягу королю[1129].
Ведя борьбу против королевской власти, светские и церковные магнаты нередко вступают в соглашения с чужеземными государствами. В истории Вестготского королевства известно немало такого рода случаев. Например, знатный гот Атанагильд, поднявший в середине VI в. мятеж против короля Агилы, вступил в союз с Византией
Монография, написанная совместно профессором Лейпцигского университета Р. Гюнтером и профессором Московского университета А. Р. Корсунским, издается параллельно на немецком и русском языках в ГДР и СССР. Монография посвящена проблеме перехода от античности к средневековью. В работе показан упадок римского рабовладельческого общества и возникновение и развитие (или гибель) германских королевств до середины VI в., рассматриваемые как длительный революционный процесс социальных, экономических и политических преобразований, завершившийся становлением раннефеодальных отношений.
(Социально-экономические отношения и политический строй Астуро-Леонского и Леоно-Кастильского королевства)
Что же означает понятие женщина-фараон? Каким образом стал возможен подобный феномен? В результате каких событий женщина могла занять египетский престол в качестве владыки верхнего и Нижнего Египта, а значит, обладать безграничной властью? Нужно ли рассматривать подобное явление как нечто совершенно эксклюзивное и воспринимать его как каприз, случайность хода истории или это проявление законного права женщин, реализованное лишь немногими из них? В книге затронут не только кульминационный момент прихода женщины к власти, но и то, благодаря чему стало возможным подобное изменение в ее судьбе, как долго этим женщинам удавалось удержаться на престоле, что думали об этом сами египтяне, и не являлось ли наличие женщины-фараона противоречием давним законам и традициям.
От издателя Очевидным достоинством этой книги является высокая степень достоверности анализа ряда важнейших событий двух войн - Первой мировой и Великой Отечественной, основанного на данных историко-архивных документов. На примере 227-го пехотного Епифанского полка (1914-1917 гг.) приводятся подлинные документы о порядке прохождения службы в царской армии, дисциплинарной практике, оформлении очередных званий, наград, ранений и пр. Учитывая, что история Великой Отечественной войны, к сожаления, до сих пор в значительной степени малодостоверна, автор, отбросив идеологические подгонки, искажения и мифы партаппарата советского периода, сумел объективно, на основе архивных документов, проанализировать такие заметные события Великой Отечественной войны, как: Нарофоминский прорыв немцев, гибель командарма-33 М.Г.Ефремова, Ржевско-Вяземские операции (в том числе "Марс"), Курская битва и Прохоровское сражение, ошибки при штурме Зееловских высот и проведении всей Берлинской операции, причины неоправданно огромных безвозвратных потерь армии.
“Последнему поколению иностранных журналистов в СССР повезло больше предшественников, — пишет Дэвид Ремник в книге “Могила Ленина” (1993 г.). — Мы стали свидетелями триумфальных событий в веке, полном трагедий. Более того, мы могли описывать эти события, говорить с их участниками, знаменитыми и рядовыми, почти не боясь ненароком испортить кому-то жизнь”. Так Ремник вспоминает о времени, проведенном в Советском Союзе и России в 1988–1991 гг. в качестве московского корреспондента The Washington Post. В книге, посвященной краху огромной империи и насыщенной разнообразными документальными свидетельствами, он прежде всего всматривается в людей и создает живые портреты участников переломных событий — консерваторов, защитников режима и борцов с ним, диссидентов, либералов, демократических активистов.
Книга посвящена деятельности императора Николая II в канун и в ходе событий Февральской революции 1917 г. На конкретных примерах дан анализ состояния политической системы Российской империи и русской армии перед Февралем, показан процесс созревания предпосылок переворота, прослеживается реакция царя на захват власти оппозиционными и революционными силами, подробно рассмотрены обстоятельства отречения Николая II от престола и крушения монархической государственности в России.Книга предназначена для специалистов и всех интересующихся политической историей России.
К трехсотлетию воссоединения Украины с Россией.
В книгу выдающегося русского ученого с мировым именем, врача, общественного деятеля, публициста, писателя, участника русско-японской, Великой (Первой мировой) войн, члена Особой комиссии при Главнокомандующем Вооруженными силами Юга России по расследованию злодеяний большевиков Н. В. Краинского (1869-1951) вошли его воспоминания, основанные на дневниковых записях. Лишь однажды изданная в Белграде (без указания года), книга уже давно стала библиографической редкостью.Это одно из самых правдивых и объективных описаний трагического отрывка истории России (1917-1920).Кроме того, в «Приложение» вошли статьи, которые имеют и остросовременное звучание.