Государство Селевкидов - [49]

Это в некоторой степени подтверждается двумя селевкидскими документами. В неоднократно упоминавшемся выше письме Деметрия I ясно различаются право убежища, даруемое иерусалимскому храму, и характер священного города, предоставляемый этим же документом Иерусалиму: «Иерусалим вместе со своей округой будет священным и свободным от десятинных сборов и других налогов».[1129] Надпись на воротах города Ксанфа в Ликии гласит: «Великий царь Антиох ввиду своего родства с Латоной, Аполлоном и Артемидой посвятил им город».[1130] В 197 г. до н. э. Антиох III завоевал Ликию, подчинявшуюся прежде Лагидам. Он посвятил город Ксанф богам покровителям ликийцев; эти боги одновременно были богами его династии. Точно так же Александр приказал эфесянам уплатить богине Артемиде налог, следуемый персам.[1131] В самом деле, доходы с посвященной богам территории по праву принадлежали священной казне.[1132] Но в привилегии, дарованной Антиохом III городу Теосу, к формуле «священный и неприкосновенный» недвусмысленно добавлено «освобожденный от налогов». То же различие обнаруживается в привилегии, предоставленной Деметрием I Иерусалиму.[1133] Возможно, следует подумать о другом — и еще более значительном — преимуществе «посвящения» города непосредственного подчинения: уступка божеству не могла быть отменена. Как видно из одного птолемеевского документа, подчиненные города Малой Азии жили в страхе, как бы сюзерен не уступил их «тирану»,[1134] будь то кондотьер,[1135] придворный или царская наложница. Последнее случилось с Тарсом и Маллом при Антиохе IV.[1136]

Царь мог предоставить такие привилегии по своему усмотрению, без учета религиозного характера города. Селевк II отказался в пользу арадян от своего права требовать выдачи преступников.[1137] Они «могли принимать беглецов из царства, не будучи обязанными их выдавать. Эти беженцы только не должны были покидать города без царского разрешения». На основе этого Арад, по словам Страбона, предоставил убежище нескольким впавшим в немилость влиятельным лицам, которые были за это признательны, и город в результате этой привилегии обогатился. Замечание Страбона подтверждает к тому же высказанное выше мнение, что право религиозного убежища при Селевкидах не было абсолютным. Из этой привилегии, по-видимому, исключались государственные преступления. В противном случае в дарованной арадянам привилегии не было бы ничего особенного.

Однако провозглашение города «священным и неприкосновенным» было более чем административным актом Селевкидов. Поскольку это было событие, связанное с религией, оно имело вселенский характер. Селевк II попросил «царей, династов, города и народы» признать асилию Смирны.[1138] Магнесия и Теос отправляли посольства во все области греческого мира, от Персидского залива до Итаки и вплоть до Рима, чтобы получить признание своей новой привилегии. В чем заключалось значение этого акта?

Распространенная теория видит в нем средство гарантировать нейтралитет какого-либо города.[1139] Но ни сами боги, ни их храмы никогда не оставались «нейтральными», а покорялись победителю. Артемида Эфесская или Аполлон в Дидимах не отказывали в изъявлении своей покорности ни одному завоевателю. Другие полагают, что объявление города священным освобождало его от военных действий.[1140] Однако Смирна, только что провозглашенная «священной и неприкосновенной», приняла участие в «войне Лаодики»,[1141] а Милет, получивший тот же титул, оказался вовлеченным в войну с Магнесией.[1142] Кроме того, самым убедительным аргументом против этого мнения является то, что относящиеся к асилии документы никогда, насколько мне известно, не учитывают возможности конфликта, в который мог бы быть вовлечен священный город.[1143]

Приводимое у Диодора свидетельство Мегасфена разъясняет политический смысл провозглашения города священным. В то время как у греков, говорит посол Селевка I, вражеские армии опустошают сельские местности, в Индии земледельцы не претерпевают никакого ущерба от воинов, которые считаются с тем, что они «священны и неприкосновенны».[1144]

Таким же было положение «не принимающих участия в боевых действиях» (non-combattants) в европейском праве XIX в. Декреты, дарующие привилегию асилии тому или иному городу, дают ему тем самым статус «не участвующих в боевых действиях» (non-combattants).

Именно поэтому в них не предусматривается случай военного конфликта между «священным» городом и государством, признавшим за ним это качество. Городу, получившему право убежища, скорее гарантируется освобождение от насильственных действий в мирное время. Те, кто признает это право, обязуются запретить морской разбой против «священного» города, отказаться в его пользу от притязаний захвата или увода лиц и имущества, находящихся на территории, посвященной богу.[1145] Известно, что греческий обычай допускал подобные действия на основании узаконенных репрессалий — то, что называли συλαν или ρυσιάζειν. Предоставление асилии означало отказ от этого права. Царь, властелин «священного и неприкосновенного» города, отказывался в его пользу от своего права требовать выдачи преступника; другие города отступались от своего права на репрессалии в случае ущерба, причиненного их гражданам жителями «священного и неприкосновенного» города. Таким образом, последний пользовался юридическим иммунитетом, который гарантировал его жителям, по крайней мере в мирное время, редкую и завидную безопасность.