Государство и право в Центральной Азии глазами российских и западных путешественников XVIII — начала XX в. [заметки]

1

Отдельные авторы, впрочем, предпринимали попытки проследить и применение обычного права в регулировании различных сфер отношений в Центральной Азии, однако в большинстве случаев они рассматривали этот вопрос не с правовой, а преимущественно с этнографической точки зрения — что было вообще характерно для изучения обычаев и традиций различных народов в советский период [см., например: Гаврилов, 1929; Кисляков, 1969]. Соответственно, их основным источником были не какие-либо документы, а результаты полевых исследований.

2

На записки путешественников опирались виднейшие исследователи традиционной казахской государственности и права — С. Л. Фукс, С. З. Зиманов, Т. И. Султанов. Эти записки также публиковались в сборниках материалов по казахскому обычному праву и в середине XX, и в начале XXI в.

3

Яркий пример тому — записки атамана Сибирского казачьего войска Григория Волошанина, который фактически первым из русских подданных побывал в Кульдже вскоре после ее присоединения к Китаю в 1771 г. (до него иностранные путешественники бывали еще в независимом Джунгарском ханстве — например, русский дипломат И. С. Унковский и шведский пленный офицер И. Г. Ренат). В конце XIX в. российским ученым была известна только карта его маршрута, и географ Н. М. Ядринцев сетовал, что не имеется текстового описания в дополнение к этой карте [Ядринцев, 1883, с. 315]. Такое дополнение в виде журнала Г. Волошанина было обнаружено в фондах АВПРИ и опубликовано лишь в начале XXI в. — равно как и ряд других записок путешественников, побывавших в Кульдже в интересующий нас период.

4

Попытка дать характеристику источников, основных принципов и эволюции монгольского имперского права была предпринята нами в специальном исследовании [Почекаев, 2016б].

5

Редкими исключениями являлись те путешественники, которые, будучи подданными и представителями Российской империи или западных держав, сами имели восточное происхождение. К таковым можно отнести, в частности, российских дипломатов и разведчиков М. Бекчурина, А. Субханкулова, М.-Ш. Аитова, Ч. Ч. Валиханова и нескольких других, а также британских разведчиков Мир Изетуллу и Мохана Лала.

6

Происхождение того или иного путешественника дает основания некоторым современным исследователям считать их не российскими, а западными исследователями (см., например: [ИКЗИ, т. 5, с. 7]).

7

Значительное число ученых совершали свои путешествия с научной целью, но формально — выполняя некие служебные поручения, поскольку нередко числились в качестве чиновников центральных органов власти или региональной (оренбургской, сибирской, туркестанской) администрации.

8

Неслучайно большинство подобных отчетов опубликованы в «Сборнике географических, топографических и статистических материалов по Азии», издававшемся в 1883–1913 гг. типографией Военного министерства под грифом «Секретно» и ставшем доступным для широкого круга исследователей лишь в последнее время.

9

Впрочем, исследователи высоко оценивают его деятельность на посту начальника Закаспийской области в 1890–1898 гг. и последнего генерал-губернатора Туркестанского края в 1916–1917 гг. Это, на наш взгляд, подтверждает, что он был выдающимся знатоком среднеазиатских реалий и успешно применял результаты своих научных изысканий при управлении регионами, которые прежде изучал как ученый.

10

При этом мы не учитываем, что какие-то сведения могли быть ошибочными из-за отсутствия у авторов дневников специальных знаний о мусульманском или тюрко-монгольского государстве и праве.

11

Стоит отметить, что Н. П. Игнатьев мемуаров как таковых не писал, но в конце XIX — начале XX в. вышел ряд его сочинений, посвященных событиям 1850–1870-х годов.

12

Некоторые сведения того же А. Вамбери о Бухаре были заимствованы не только у посетившего ее Н. В. Ханыкова, но и у английского дипломата и путешественника Д. Малколма, который в Бухаре никогда не был, а сведения о ней изложил по рассказам своих информаторов во время пребывания в Персии в начале XIX в. [Кюгельген, 2004, с. 333].

13

Не считая любительских переводов отдельных фрагментов, выложенных в сети Интернет.

14

Формально Бухарское ханство на рубеже XVIII–XIX вв. стало именоваться эмиратом, поскольку его правителями в этот период стали уже не ханы — потомки Чингис-хана, а эмиры из узбекской династии Мангытов. Однако вплоть до 1920 г. это государство, в том числе и в официальной российской документации, называлось и эмиратом, и ханством.

15

Поскольку пребывание Бухары и Хивы под российским протекторатом (1868/1873–1917) оказало определенное влияние на политико-правовое развитие среднеазиатских ханств, анализ записок путешественников этого периода будет произведен в отдельной главе.

16

Родоначальником династии был Яр-Мухаммад-султан (ум. 1599), предки которого происходили из династии правителей Астраханского ханства, откуда, собственно, и название бухарской ханской династии.

17

Любопытно отметить, что заметки «стороннего наблюдателя» Ф. Беневени о ханской власти в Бухаре первой четверти XVIII в. во многом совпадают со сведениями Абдуррахмана Даулата Тали — придворного самого хана Абу-л-Файза [Тали, 1959].

18

При этом нельзя не отметить разнобой в титулатуре бухарских правителей XIX — начала XX в., который присутствует как в неофициальных источниках (тех же записках путешественников), так и в официальной дипломатической документации: Мангыты именуются то эмирами, то ханами. Вполне возможно, это было связано с тем, что эмиры, стараясь обосновать свои права на трон, нередко роднились с родом Чингизидов, становясь, таким образом, его представителями — пусть даже и по женской линии.

19

Весьма причудливо сочетались, например, у эмира Хайдара ревностная приверженность к исламу с потреблением вина и любовными излишествами [Eversman, 1823, S. 80].

20

Опираясь на данные Е. К. Мейендорфа, российский востоковед О. И. Сенковский писал, что уже отец эмира Хайдара Шах-Мурад (при котором последние ханы Чингизиды еще сохраняли номинально власть) присвоил себе титул «масум-гази», т. е. «любимец бога и защитник веры» [Senkowski, 1824] (см. также: [Кюгельген, 2004, с. 276]).

Впрочем, даже претендуя на статус главы всех мусульман в Центральной Азии, бухарские эмиры признавали номинальное верховенство османского султана как халифа всех мусульман [Бернс, 1850, с. 494].

21

В Бухаре ходили слухи, что эмир Насрулла, отец Музаффара, очень не любивший своего единственного сына, хотел сделать своим наследником именно сына своей дочери Сейид-Ахад-хана, что, вероятно, и обусловило его преследование со стороны нового эмира и бегство в Россию [Стремоухов, 1875, с. 687]. Впоследствии российские власти рассматривали беглого царевича в качестве возможной кандидатуры на трон марионеточного Самаркандского ханства, планы по созданию которого имели место в конце 1860-х годов.

22

В записках путешественников и в XIX в. фигурируют аталыки, но это уже либо представители правящего рода, пребывающие при дворе без особых полномочий, либо наместники отдельных областей [Мейендорф, 1975, с. 134; Яворский, 1883, с. 334].

23

Согласно Д. Н. Логофету, «кушбеги» было не столько должностью, сколько чином или званием высшего ранга, соответствующим канцлеру российской «Табели о рангах» [Логофет, 1911а, с. 239].

24

В. В. Крестовский упоминает, что ему на ночь сдавались ключи от всех ворот Бухары [Крестовский, 1887, с. 287].

25

Когда вышеупомянутый Астанакул-кушбеги был отправлен в отставку, в его подвалах нашли 300 мер золота [Диноэль, 1910, с. 189].

26

Позднее Астанакул все же был назначен кушбеги.

27

Сам Д. Вольф, впрочем, характеризует Абдул-Самут-хана как весьма влиятельного сановника, осмелившегося даже вступить в конфронтацию с кушбеги [Wolff, 1846, p. 235, 256]. Правда, это могло объясняться тем, что эмиры Хайдар и Насрулла большое внимание уделяли созданию профессиональной армии и потому, как отмечал Е. К. Мейендорф, больше благоволили военным [Мейендорф, 1875, с. 135–136].

28

Впрочем, ряд авторов подчеркивают, что предпочтение в большинстве случаев отдавалось все же узбекам (см., например: [Евреинов, 1888, с. 122]).

29

Со времен Монгольской империи тумен (туман) являлся административно-территориальной единицей, с которой в случае войны могло быть выставлено 10 тыс. воинов (такое военное соединение также называлось туменом).

30

Во второй половине 1870-х годов в состав Бухары вошли Дарваз и Каратегин, прежде признававшие вассалитет от эмира, а в 1890-е годы — и Западный Памир. Анализ сведений путешественников о статусе этих территорий будет рассмотрен ниже, в пятой главе.

31

Как сообщает М. А. Варыгин, в Кулябском бекстве за 28 лет сменилось 19 наместников [Варыгин, 1916, с. 743]. С другой стороны, В. П. Панаев, ссылаясь на И. Л. Яворского, говорит о том, что некоторые беки могли пожизненно занимать свой пост [Олсуфьев, Панаев, 1899, с. 145].

32

Власти старались не только беков, но и амлякдаров назначать не из числа местных жителей [Маев, 1879б, с. 184–185; Нечаев, 1914, с. 38].

33

Это преобразование в административном управлении Бухарского эмирата представляется весьма знаковым, поскольку, на наш взгляд, отражает сохранение тюрко-монгольских кочевых традиций даже в тот период, когда Бухара, казалось бы, полностью восприняла систему организации власти и управления по мусульманскому образцу. Разделение на две части — это традиционная система «крыльев», существовавшая еще в эпоху империи Чингис-хана и впоследствии постоянно использовавшаяся в государствах его потомков (см. подробнее: [Трепавлов, 2015, с. 142–149]).

34

Г. Г. Лилиенталь приравнивает аталыка к «полному генералу» [Лилиенталь, 1894а, с. 315].

35

До 1868 г., когда Самарканд был захвачен российскими войсками и вошел в состав Туркестанского края.

36

В. П. Панаев сравнивает их с удельными князьями [Олсуфьев, Панаев, 1899, с. 143–144].

37

Путешественники определяют 1 лак в 16 тыс. серебряных рублей.

38

Единственный пример положительных последствий пребывания эмира в бекстве приводит капитан Архипов: эмир Музаффар пробыл в Шааре целый год, что привлекло туда многочисленных купцов и способствовало развитию городского хозяйства и торговли [Архипов, 1884, с. 174].

39

Сам путешественник прокомментировал действия амлякдара ироничной фразой: «Конституции здесь, слава Богу, нет».

40

Поэтому русские путешественники соотносят их с приходами в России [Кун, 1880, с. 206].

41

Например, в пользу мирабов был установлен специальный сбор, составляющий половину таньга с каждого дома [Кун, 1880, с. 229].

42

Ниже мы более подробно рассмотрим сообщения путешественников о зякете как торговом налоге, что также соответствует мусульманскому праву.

43

Если количество баранов у владельца не достигало сотни, то бралась 1 голова с 40 [Гаевский, 1924. с. 61].

44

Некоторые беки объединяли два налога, соответственно, устанавливая более высокую ставку — например, в начале 1880-х годов в ряде бекств (Келифском, Черакчинском и др.) этот налог так и назывался «херадж танап» [Архипов, 1884, с. 176].

45

Поэтому беки чаще всего не следили за отбыванием этой повинности, а самим крестьянам хорошие дороги нужны не были, поскольку проехать верхом они могли по любой тропинке, а арбами на дальние расстояния ездили весьма редко [Галкин, 1894а, с. 381–382]. Да и средств переправы (паромов, лодок, каюков и проч.) было немного, они практически не ремонтировались, в связи с чем переправа могла занимать несколько часов [Гаевский, 1924, с. 51; Зноско-Боровский, 1908, с. 194].

46

Батман являлся весовой единицей, составлявшей в разное время от 8 до 16 пудов, т. е. 128 кг.

47

При этом сам Бернс оценивал честность бухарских сборщиков торговых пошлин выше, чем индийских.

48

По словам Е. К. Мейендорфа, эмир в ответ на жалобы русских торговцев о чрезмерных торговых пошлинах заявлял, что в России с бухарцев якобы взимают пошлину 25 % от стоимости товара, что, конечно же, не соответствовало действительности [Мейендорф, 1975, с. 127].

49

Венгерский путешественник А. Вамбери, выдававший себя за турка-паломника, упоминал, что торговых пошлин с него бухарские чиновники не взяли, но все равно весь его багаж осмотрели и тщательно зафиксировали его содержимое [Вамбери, 2003, с. 135].

50

Амляковой форме земельной собственности посвящено специальное исследование [Мирзаев, 1954].

51

Согласно сообщению К. Ф. Бутенева, эмир уже обещал ему отпустить англичан с русским посольством в Россию, однако вскоре изменил решение, убедившись в том, что они шпионы (см.: [Постников, 2013, с. 78–79]).

52

Как отмечал П. И. Демезон, перерезывание горла было наиболее распространенным способом казни в Бухаре, но иногда эмир при вынесении смертного приговора произносил «Бугаилмиш» (т. е. «удушение»), и приговоренного сначала душили, а уже потом, мертвому, символически перерезали горло [Демезон, 1983, с. 58]. Французский путешественник А. Бутру, напротив, упоминал, что приговоренных перед перерезыванием горла могли еще подвергать и дополнительным мучениям [Boutrue, 1897, p. 24].

53

Как ни парадоксально, но только после установления российского протектората пьянство среди бухарцев стало значительно уменьшаться, поскольку русские власти более жестко контролировали производство спиртного в Бухаре иноверцами и пресекали любые попытки продавать его местным мусульманам (см., например: [Curtis, 1911, р. 392]).

54

Впрочем, как отмечает И. Т. Пославский, сбрасывание с «Башни смерти» было «трудной и хлопотливой процедурой» (поскольку преступник всячески сопротивлялся, когда его засовывали в мешок, а затем его еще надо было тащить на верх башни-минарета), поэтому во многих случаях приговоренным к этой казни перерезали горло на торговой площади, а затем вешали [Пославский, 1891, с. 80].

55

Возможно, это было связано с тем, что эмир Хайдар был весьма строгим ревнителем шариата.

56

Более тяжкий вариант смертной казни для воров — путем перерезывания горла — вероятно, применялся при особых обстоятельствах. Так, согласно донесению первого русского политического агента Н. В. Чарыкова, в августе 1886 г. семерым ворам было перерезано горло в эмирской цитадели [Пирумшоев, 1998, с. 132]. Дело происходило во время мощного народного выступления (восстания Восе), так что, вероятно, такой жестокой казнью даже воров эмир намеревался пресечь какие бы то ни было беспорядки и противоправные деяния в своей столице.

57

При этом даже самые жестокие казни совершались публично, причем народ часто ходил на них как на развлечения — с детьми и едой. Неслучайно публичные казни на базарной площади назывались «тамаша» — точно так же, как народные гулянья и театральные представления [Соловьева, 2002, с. 107–116].

58

Этого чиновника также называли «хозяином ночи», потому что основные свои правоохранительные обязанности он выполнял ночью, тогда как днем эта функция в большей степени реализовывалась раисом [Ханыков, 1844, с. 5].

59

В некоторых мелких бекствах не было не только казиев, но и раисов, и их функции выполняли сами беки [Гаевский, 1924, с. 60].

60

Можно предположить, что подобное ужесточение ответственности за нарушения в семейной сфере по сравнению с ситуацией пятнадцатилетней давности, описанной Ф. Ефремовым, связано с тем, что в это время аталыком Бухары являлся уже не Даниял-бий, а его сын Шах-Мурад (прав. 1785–1800), всячески старавшийся увеличить значение норм шариата в политической и общественной жизни (см. его характеристику, напр.: [Сами, 1962, с. 51–53]).

61

Впрочем, можно подвергнуть сомнению достоверность сведений Вольфа, который все же был миссионером-англиканцем и, соответственно, более сурово и воинственно настроен в отношении представителей других религий.

62

По наблюдению А. А. Семенова, эмир по-разному подходил к назначению беков в регионы: если область была спокойной и лояльной ему, то туда можно было отправить наместником «добродушного и недалекого» узбека, а если регион был неспокойным, и для управления им нужны были такт и политическое чутье, туда отправлялся беком «ловкий и хитрый таджик» или даже перс, пусть он являлся и бывшим рабом [Семенной, 1902, с. 973].

63

По наблюдению С. И. Мазова, ростовщичеством в Бухаре занимались и индийцы-мусульмане [Мазов, 1884, с. 46].

64

Правда, из его сообщения неясно, во-первых, идет ли речь о подданных бухарского эмира или о торговцах, прибывших именно из Индии, во-вторых — об индусах или мусульманах.

65

П. И. Демезон, а вслед за ним и ряд других путешественников, приводит любопытное замечание о том, что согласно шариату, суннит не может продать в рабство своего единоверца, поэтому кочевники-работорговцы, захватывавшие пленников, которые, как потом выяснялось, оказывались суннитами, начинали их мучить и пытать, пока те не объявляли себя шиитами. В этом случае запрет на их продажу снимался [Демезон, 1983, с. 59].

66

Кстати, в связи с военной службой британский дипломат и разведчик А. Бернс, побывавший в Бухаре в 1832 г., упоминает представителей еще одного кочевого народа — калмыков: согласно его сведениям, в столице эмирата имелась тысяча таких воинов [Путешествие, 1850, с. 487] (см. также: [Беневени, 1886, с. 125]). По-видимому, речь идет о представителях монгольского племени ойрат, выехавших из Джунгарии после ее разгрома империей Цин в середине XVIII в.: не доверяя собственным соплеменникам, эмир Насрулла предпочитал держать в столице «иностранный легион», который целиком зависел от монарха и, соответственно, был ему верен.

67

Н. А. Маев упоминает о другом подразделении туркмен-эрсари, которые жили в районе кишлака Гуряш (также на Амударье), но насчитывали порядка 40 тыс. кибиток и весьма «исправно грабили» оседлых подданных эмира, на что он закрывал глаза. Глава этих туркмен, Тилля-токсаба, являлся фактически удельным правителем и даже самостоятельно вел переговоры с афганским эмиром Абдуррахманом [Маев, 1881, с. 174–175].

68

Сразу отметим, что эти претензии изредка использовались бухарскими властями лишь в дипломатической игре и не имели реальных последствий — в отличие от претензий Хивинского ханства на земли казахского Младшего жуза.

69

Возможно, имеются в виду петрашевцы?

70

Это были потомки Арабшаха, золотоордынского хана 1370-х годов, занявшие трон Хивы в начале XVI в.

71

Исследователи уже обращали внимание на ценность их сведений для истории Хивинского ханства и входивших в него народов (см., например: [Обзор, 1955, с. 18–22, 27; Атдаев, 2010, с. 18–19; Ниязматов, 2013, с. 399–408, 454–460]), однако, насколько нам известно, их информация об особенностях государственного устройства Хивы в рассматриваемый период до сих пор не исследовалась.

72

Они являлись потомками еще одного золотоордынского хана 1370-х годов, Уруса, дальний предок которого приходился сводным братом предку Арабшаха.

73

Гладышев называет его «Шарахазы».

74

В Персии ханами, в отличие от Средней Азии, назывались не верховные правители, а предводители кочевых племен и высшие военачальники.

75

В отличие от бухарских Мангытов, носивших титул эмиров, хивинские Кунграты осмелились оставить за собой титул ханов, хотя имели лишь отдаленное родство с Чингизидами по женской линии.

76

Власти Российской империи дважды попытались использовать несогласие в ханском семействе в своих целях, правда, неудачно. Первый раз это произошло в середине 1830-х годов, когда оренбургский военный губернатор В. А. Перовский, готовясь к походу на Хиву, планировал возвести на трон вместо враждебного России хана Алла-Кули его старшего брата Рахман-Кули. Однако разведчик Перовского И. В. Виткевич вскоре проинформировал его, что тот не обладал властными амбициями и был в полном согласии с братом [Виткевич, 1983, с. 91], так что от проекта пришлось отказаться. Второй раз подобный случай имел место после похода на Хиву туркестанского генерал-губернатора К. П. фон Кауфмана в 1873 г.: хан Мухаммад-Рахим II бежал от русских и нашел убежище у туркмен, тогда российское командование предложило трон его младшему брату Атаджан-торе, однако, последний оказался весьма нерешительным, и Кауфман счел целесообразным вернуть трон законному хану, заставив последнего признать российский протекторат.

77

Это событие оказалось настолько шокирующим для хивинских властей, что когда в Хиву в 1858 г. прибыл российский дипломат Н. П. Игнатьев, его перед каждым приемом у хана тщательно обыскивали на предмет спрятанного оружия, чтобы он не прикончил хана так, как это двумя годами раньше сделал туркменский посол [Игнатьев, 1897, с. 150]

78

Согласно сведениям переводчика Ш. Ибрагимова, поводом для восстания туркмен против хивинских властей послужила позорная казнь (сбрасывание с минарета) Аман-Нияза — брата Ата-Мурада [Ибрагимов, 1874, с. 136].

79

Номинально Джунаид-хан делил власть с Сейид-Абдаллахом Кунгратом — младшим братом свергнутого им Исфендиара, но реально ханством управлял именно он.

80

Попытку анализа титулов и званий в Хивинском ханстве предпринял известный советский тюрколог Н. А. Баскаков [Баскаков, 1989], однако, поскольку он опирался преимущественно на данные тюркологических словарей и результаты исследователей, также специализировавшихся больше на исторической восточной филологии, в его исследовании присутствует большая путаница: оно совершенно не отражает реального места того или иного сановника в структуре управления ханства. Тем не менее нельзя не отметить его ценность с той точки зрения, что он проследил историю развития тех или иных названий должностей, существовавших в Хиве, еще с древнетюркских времен.

81

Эта должность периодически существовала и в Хивинском ханстве, и тот же Н. Н. Муравьев характеризовал ее обладателя как «второго везира» [Муравьев, 1822б, с. 60].

82

Впоследствии Мухаммад-Мурад был освобожден, вернулся в Хиву, вновь занял пост диван-беги и являлся самым богатым человеком в ханстве, хотя уже и не пользовался таким влиянием на хана, как до 1873 г. (см., например: [Jefferson, 1900, p. 266]).

83

Нельзя не увидеть в этом делении сходство с двумя кушбеги (бухарским и гиссарским) в Бухарском эмирате и, соответственно, тюрко-монгольскую традицию деления владений на два «крыла».

84

См. подробнее: [Почекаев, 2015а].

85

Нельзя не отметить, что и сегодня термин «сарт» представляется не до конца определенным, поэтому неудивительно, что и путешественники XIX — начала XX в. по-разному характеризовали сартов Средней Азии. Так, например, М. Н. Никольский и Ж. де Понтеве де Сабран упоминают и таджиков, и сартов — последних он считает исключительно городскими жителями [Никольский, 1903, с. 16; Ponteve de Sabran, 1890, р. 288–289]. В. П. Панаев вообще считает, что сарты — это собирательное название узбеков и таджиков [Олсуфьев, Панаев, 1899, с. 146]. А. С. Стеткевич же склонен считать сартов отдельным «племенем арийского происхождения» [Стеткевич, 1892, с. 195–196].

86

А. Вамбери упоминает, что в зависимости от «подвигов» на войне халаты разного качества именовались четырехглавыми, двенадцатиглавыми, двадцатиглавыми и сорокаглавыми. Речь идет о количестве вражеских голов, срубленных каждым награжденным [Вамбери, 2003, с. 107–108].

87

Неслучайно российские исследователи подчеркивали, что туркмены не признавали над собой никакой власти (даже избранных ими самими ханов), единственным авторитетом для них являлся семейный старейшина [Бларамберг, 1850, с. 109; Галкин, 1868в, с. 71].

88

В связи с этим представляется небезосновательным сравнение туркменской конницы с казаками на русской службе [Аминов, 2017, с. 116].

89

А. С. Стеткевич и в конце XIX в. характеризует туркмен как «полукочевых», поскольку они жили в юртах, перекочевывая с места на место, а стационарные постройки использовали в качестве складов для продукции и загонов для скота [Стеткевич, 1892, с. 198]. Соответственно, хивинские туркмены зависели от властей не только в отношении воды, но и в отношении хлеба, и их караваны, идущие в Хиву за мукой, нередко встречали российские путешественники (см., например: [Бларамберг, 1978, с. 75]).

90

Согласно Г. И. Данилевскому, они еще должны были подносить хану и ежегодный подарок в 1 тыс. тилля [Данилевский, 1851, с. 137].

91

Любопытно, что Н. П. Игнатьев, побывавший в Хиве за пять лет до А. Вамбери, сообщает, что когда его посольство покинуло ханство и направилось в Бухару, хивинский хан отправил за ними в погоню 300 туркмен-човдуров, которые, впрочем, не напали на караван, увидев, что русские были готовы сражаться [Игнатьев, 1897, с. 203]. Не были ли это те же самые човдуры, с которыми потом хан расправился (возможно, по причине того, что они не выделили ему часть награбленного)?

92

Ф. И. Базинер сопровождает свои сведения ироничной ремаркой: «Поскольку евреи должны быть всюду, то и здесь их восемь семей» [Базинер, 2006, с. 334].

93

Вернувшиеся из Хивы русские пленники рассказывали, что бедные персы иногда сами продавали туркменам собственных детей в рабство [Хива, 1873, с. 110 (3)].

94

Другой участник хивинского похода 1873 г., Ф. И. Лобысевич, установил, что рабов-персов к этому времени в Хиве было не менее 30 тыс. [Лобысевич 1873, с. 88].

95

Тогда как пленников-суннитов перед продажей работорговцы, как и в Бухаре, заставляли признавать себя шиитами, чтобы не существовало ограничений на продажу их единоверцам, предусмотренных шариатом [Abbott, 1884b, р. 284].

96

«Российских», так как в плен попали не только русские, но и некоторое количество «калмык и иноземцов».

97

Спрос на русских артиллеристов продолжал существовать в Средней Азии и в XIX в. — пока в Хиве и Бухаре не появились британские инструкторы, наладившие обучение местных пушкарей (см., например: [Веселовский, 1881, с. 5; Яковлев, 1822б]).

98

Вполне вероятно, что хан опасался беспорядков, которые во время суда могли бы организовать многочисленные сторонники временщика.

99

Анализ этого обычая, преимущественно на основе восточных источников, был проведен в специальном исследовании [Абдурасулов, 2015].

100

Муравьев подчеркивает, что подобная суровая мера применялась в тех случаях, когда хан имел основание быть недоволен курильщиком еще по какой-то причине, поскольку в Хиве курили многие, причем открыто.

101

По сведениям русских пленников в Хиве это были преимущественно бухарцы и афганцы [Хива, 1873, с. 110 (4)].

102

Хивинские таможенники пытались брать торговые сборы и с российских посольств, которым каждый раз приходилось доказывать, что их имущество не подлежит налогообложению, и чиновники ограничивались переписыванием содержимого их груза, который затем проверяли при выезде из ханства (см., например: [Килевейн, 1861, с. 97–98]).

103

Правда, добиться такой ставки российским властям удалось только после захвата Хивы и установления над ней российского протектората в 1873 г.

104

По мнению советского востоковеда П. П. Иванова, каналы и т. п., в отличие от земель, не являлись ханской собственностью, а представляли собой особый вид владений, имевших общегосударственное значение, чего не смог понять Н. Н. Муравьев [Иванов, 1937, с. 38].

105

Ф. И. Базинер идет еще дальше и сообщает не только о том, что хивинские женщины не всегда закрывали лицо, но и что они весьма часто изменяли своим мужьям — причем нередко для этой цели использовали русских рабов [Базинер, 2006, с. 334, 355]!

106

Чем все закончилось, очевидец не имел возможности узнать.

107

Только в начале XXI в. анализу кокандских исторических сочинений были посвящены два фундаментальных исследования [Бабаджанов, 2010; Бейсембиев, 2009].

108

Первым правителем Коканда, принявшим ханский титул, был Алим-хан, пришедший к власти в 1800 г. — до этого местные правители назывались биями, а само владение в разных источниках именовалось и Кокандским, и Ферганским, а на власть над ним претендовали не только узбекские правители из династии Минг (которые, в конце концов, и стали ханами), но и наманганские ходжи, обладавшие теократической властью в своих владениях [Бабаджанов, 2010, с. 97–117].

109

Примечательно, что Мир Иззет-Улла именует кокандских правителей эмирами: вероятно, его информаторами могли быть представители соседних государств, не признававшие их нового ханского титула, либо же он отражает аналогичную официальную позицию британских властей.

110

Попытки кокандских правителей организовать центральный аппарат управления по образу и подобию более развитых в административном отношении Бухары и Хивы натолкнулись на кочевую специфику ханства, в результате чего названия должностей совершенно не соответствовали их аналогам в других ханствах. Например, в Бухаре кушбеги являлся фактически «премьер-министром», а «диван-беги» — «министром финансов», т. е. высшими сановниками ханства. В Коканде же главным сановником был минбаши (в Бухаре — простой тысячник), титул кушбеги жаловался наместникам областей, а звание диван-беги было ниже, чем звание наместника-бека [Якубов, 2018, с. 69, 71].

111

Русский пленник Ф. Федотов сообщает, что предоставлять коней хан требует от беков [Галкин, 1868б, с. 241]

112

Любопытно, что некоторые русские не покидали кокандскую службу и после 1868 г., когда над ханством был установлен российский протекторат, и все русские пленники были немедленно освобождены. Так, участник посольства М. Д. Скобелева 1875 г., переводчик Х. А. Чанышев сообщает, что с ними общался кокандский сарбаз по имени Евграф, который говорил о себе как бывшем пленнике, но сам автор посчитал его беглым [Чанышев, 1887, с. 703].

113

Впоследствии ему это удалось: Малла-хан правил в Кокаде в 1858–1862 гг.

114

Особые ставки действовали в отношении отдельных видов товаров — в частности, с пшеницы, ячменя, табака и гороха он взимался в размере 20 % от их количества [Максимов, 2006, с. 300].

115

Наследник Омар-хана, Мадали-хан, проводил в таких «лугах» по нескольку месяцев в году [Обозрение, 1849, с. 189].

116

Такой термин в отношении этого государства широко использовался в записках российских путешественников, официальной документации Российской империи и последующей историографии.

117

Наверное, наиболее подробные сведения о Ташкентском государстве рассматриваемого периода содержатся в так называемом «Сказании о Ташкенте», представляющем собой часть обширной «Новой истории Ташкента» («Тарих-и джадида-йи Ташканд»), составленной Мухаммад-Салихом Ташкенди, потомком прежних правителей Ташкента, в конце XIX в. [Чехович, 1970]. Сведения об авторе см.: [Бейсембиев, 2009, с. 120–121].

118

В частности, в 1735 г. в Уфе побывал ташкентский «сарт» — купец Н. Алимов, «сказка» которого фактически стала первым источников знаний в России о Ташкенте, а в 1794–1795 г. западносибирская (омская) администрация опрашивала купцов из Ташкента [Алимов, 2007; Будрин, 1915].

119

Различные аспекты истории Ташкентского «владения» и особенно его отношений с Российской империей в той или иной степени затрагивали в своих исследованиях, в частности, М. Н. Галкин, И. Будрин, Н. А. Халфин, Ю. А. Соколов, Э. Ходжиев, Р. Н. Набиев, Х. Зияев, В. Н. Настич, Т. К. Бейсембиев, И. В. Ерофеева.

120

О Жаубасаре см.: [Эпистолярное наследие, 2014, с. 241–242].

121

Весьма характерно, что, несмотря на то что власть Юнуса была близка к абсолютной, он не сумел сформировать принцип передачи ее по наследству: после его смерти новым правителем стал его сподвижник Мухаммад-ходжа, и лишь после него к власти пришли сыновья Юнуса — Султан-ходжа, а затем Хамид-ходжа [Соколов, 1965, с. 96–97].

122

Первое русское посольство к Юнус-ходже в составе А. Безносикова и Т. Бурнашева было отправлено еще в 1794 г., однако было задержано бухарским эмиром Шах-Мурадом, который сам имел виды на Ташкент и не желал установления контактов Юнуса с Россией [Ходжиев, 1961, с. 63].

123

Впрочем, стоит отметить, что власть Юнуса распространялась лишь на отдельные казахские роды, тогда как большинство казахов Старшего жуза либо признавали его главенство номинально, либо подчинялись «природным» ханам-Чингизидам, в частности — Тауке б. Абу-л-Мамбету [Телятников, Безносиков, 2007, с. 177].

124

Трудно понять, какого именного чиновника имел в виду Т. Бурнашев под «вощи-ходжой». В других мусульманских государствах Центральной Азии подобные функции («наблюдение в городе порядка») выполняли специальные чиновники — раисы (реисы).

125

Г. Н. Потанин описал разбор Юнус-ходжой одного семейного спора: молодые бежали и обратились к нему за подтверждением брака, поскольку он «иногда к таким примерам благоволил». Однако родичи невесты их схватили и сами обратились к суду Юнуса, убедив его (и заставив невесту подтвердить), что жених ее изнасиловал, за что молодой человек был повешен [Соколов, 1965, с. 40–41].

126

Примечательно, что сами жители Ташкента не приветствовали восстановления ханской власти, предложив передать управление городом в руки кази-каляна, т. е. верховного судьи, однако этот вариант, в свою очередь, не устроил российские власти, опасавшиеся, что власть над Ташкентом перейдет влиятельному мусульманскому духовенству [Халфин, 1965, с. 206].

127

Правда, как отмечал А. А. Семенов, это требование и в начале XX в. формально соблюдалось лишь во время официальных церемоний — свадеб, праздников и проч., что стало своеобразным компромиссом между местной традицией сохранения женщинами свободы и исполнением предписания шариата (см.: [Семенов, 1903, с. 79]).

128

Первый опыт негативного общения Мухаммад-Рахима с российскими властями имел место еще в 1868 г., когда он, будучи наместником своего дяди Музаффар-шаха, по его поручению направил послание К. А. Абрамову, только что захватившему Самарканд: ссылаясь на свое происхождение от Искандера Зу-л-Карнайна (Александра Македонского), он заявил, что все бухарские владения, захваченные русскими, должны принадлежать Каратегину, но что он готов удовлетвориться, если русские уступят Пянджикент. Музаффар-шаху, узнавшему об этом послании, срочно пришлось самому направить письмо Абрамову, в котором он извинялся за «глупого» племянника [Федченко, 1875, с. 127].

129

Около 1881 г. Альфаис, родственник последнего шаха Сирадж ад-Дина, попытался восстановить независимость Дарваза, но его выдали бухарскому беку сами же местные жители (см.: [Покотило, 1887, с. 271–272]).

130

В 1890-е годы беком Дарваза был Мухаммад-Назар, внук Худай-Назара [Кузнецов, 1893, с. 68].

131

П. Гаевский обращает внимание, что бек посещенного им Куляба носил весьма скромный чин токсабы («подполковника»), тогда как наместник Каратегина — датхи («генерал-майора») [Гаевский, 1924, с. 59].

132

Об институте «танхо» см. подробнее: [Тураев, 1989].

133

Несмотря на то что в этой области имелись золотые копи, начало разработки которых местное население относило еще к временам Чингис-хана [Громбчевский, 2017, с. 108], денежное обращение в этом регионе началось лишь со времени установления влияния в области сначала Коканда, а затем Бухары [Покотило, 1889, с. 499].

134

Принимая во внимание бедность Дарваза, эмир в первые годы после его присоединения даже освободил местного бека от обязанности ежегодно присылать ему тортук [Арендаренко, 1878, с. 451]. Впрочем, как сообщает Б. Л. Громбчевский, побывавший здесь в 1889 г., к этому времени ежегодный тортук в размере 7 лошадей и 7 бохча (связок по 9 халатов) уже взимался [Громбчевский, 2017, с. 71].

135

Даже в первые годы после присоединения Дарваза к Бухаре в его столице Кала-и Хумб по спискам числилось до 1 тыс. сарбазов, а фактически не было и 400 [Косяков, 1884, с. 607].

136

Впрочем, Ф. Васильев около 1907 г., т. е. в период, когда Западный Памир уже находился под фактическим российским управлением, сообщает на основании сведений местных жителей, что в одном только Шугнане лишь мужское население достигало 10 тыс. человек [Васильев, 1907, с. 51].

137

Это подчинение эмиру, впрочем, не мешало Сейид-Акбар-шаху во время пребывания Громбчевского на Памире неоднократно посылать ему письма, в которых он заявлял, что предан исключительно российскому императору [Громбчевский, 2017, с. 104, 105].

138

«Кормление» шахских родичей местным населением в обиходе памирцев так и называлось — «носить дрова» [Бобринский, 1908, с. 65].

139

Впрочем, и другим сведениям Гордона не всегда можно доверять. Так, он сообщил, что афганские власти отменили рабство на Памире и в Бадахшане [Гордон, 1887], однако этому противоречат сообщения других современников, что афганские власти заставляли памирцев отдавать девушек в гарем эмира и даже в наложницы афганским чиновникам и солдатам на Памире (см., например: [Громбчевский, 1891, с. 27; Тагеев, 1898, с. 864]).

140

В период бухарского владычества с иностранных торговцев стал взиматься более распространенный в Центральной Азии торговый сбор «зякет», составлявший 1/40 от стоимости товаров [Махмудов, 2015, с. 69].

141

В период нашествия афганских войск и оккупации ими Памира на его территории появились многочисленные разбойничьи шайки, часть из которых даже нападали на самих правителей — шахов или афганских наместников [Громбчевский, 2017, с. 148–149].

142

Это напоминает аналогичный принцип христианского церковного права!

143

А. А. Бобринский связывает «строгую нравственную дисциплину» с исмаилитским исповеданием населения Западного Памира [Бобринский, 1902, с. 17–18] (см. также: [Ванновский, 1894, с. 90; Терехов, 2011, с. 39]).

144

В этом отношении можно наблюдать много сходств с положением женщин в соседних с Западным Памиром областях — Дарвазе и Каратегине, о которых речь шла выше. Один только Б. В. Станкевич упоминает, что женщины при мужчинах «тщательно скрывают лица» [Станкевич, 1904, с. 463].

145

Наименование Китайский Туркестан было принято в исследовательской литературе XIX в., чтобы отличать этот региона от Русского Туркестана, т. е. Туркестанского генерал-губернаторства Российской империи.

146

По сведениям Ч. Ч. Валиханова, Восточный Туркестан в течение всего периода джунгарского владычества платил хунтайджи 400 тыс. таньга в месяц [Валиханов, 1985, с. 128].

147

В связи с этим некоторые современные исследователи склонны определять статус Восточного Туркестана в 1760–1860-е годы как колонию империи Цин с «косвенным управлением» [Бармин, Дмитриев, Шматов, 2016, с. 219].

148

Не считая вышеупомянутого Мир Иззет-Уллы, для которого, впрочем, Восточный Туркестан являлся лишь одним из пунктов в рамках его масштабного путешествия.

149

Исследователь в полной мере осознавал, что политические события в Восточном Туркестане, происходившие фактически в период его пребывания в регионе (в частности, неоднократные восстания ходжей и других представителей местной элиты) объясняются отнюдь не сиюминутными обстоятельствами, а имеют глубокие исторические корни (см.: [Валиханов, 1985б, с. 9–10]). Поэтому, помимо описания современного ему положения Восточного Туркестана, он посвятил ряд работ и истории этого региона.

150

Говоря о военном командовании гарнизонов, Ч. Ч. Валиханов, сам будучи офицером русской армии, именует его представителей «бригадными генералами», «подполковниками» и проч.

151

Такое положение дел, как известно, существовало и в русской правовой практике эпохи Московского царства под названием «правеж».

152

Неслучайно именно этот Бузрук-хан-тура и во время наиболее значительного восстания в Восточном Туркестане в 1864–1878 гг. стал номинальным верховным монархом при фактическом правлении временщика Якуб-бека, лишь к 1867 г. заставившего ходжу покинуть регион (см. подробнее: [Васильев, 2014, с. 228–229]).

153

Специальное исследование по этому вопросу см.: [Newby, 2005].

154

Ч. Ч. Валиханов отмечает, что Джангир проводил довольно либеральную политику в отношении местного населения, что не понравилось кокандцам, начавшим интриги при дворе самопровозглашенного правителя. В результате он, единственный из поднимавших восстания ходжей, сместил ряд высших чиновников кокандского происхождения и заменил их кашгарцами. Кроме того, он пытался связать поддерживавшие его кочевые племена с местной элитой, в частности, женив одного киргизского предводителя на дочери бывшего хаким-бека [Валиханов, 1985ё, с. 143, 144].

155

Среди жертв ходжи были не только представители местного населения, но и лица с более высоким статусом — в частности, кашгарский хаким-бек, а также некий европейский путешественник, в котором Ч. Ч. Валиханов видит пропавшего немецкого ученого А. Шлагинтвейта [Там же, с. 152]. Считается, что именно Валиханов был первым, кто пролил свет на судьбу этого ученого [Моисеев, 2001]. Однако уже в 1858 г. в Калькутте был подготовлен отчет спутника Шлагинтвейта, в котором прямо говорилось о том, что тот был казнен Вали-ханом-тура, и в январе 1859 г. этот отчет был представлен и вскоре обнародован Королевским географическим обществом в Лондоне [Strachey, Edwards, 1859]. Однако ценность сведений Ч. Ч. Валиханова в том, что он сообщает подробности гибели Шлагинтвейта, не вошедшие в британский отчет, в частности, тот факт, что немецкий ученый на самом деле был британским агентом, направленным на переговоры с Кокандом. Именно отказ посвятить в суть этих переговоров Вали-хана-тура и стала поводом для расправы с ученым [Там же, с. 152–153]. Естественно, британские власти не собирались делать такие «детали» достоянием гласности.

156

Например, торговец М. А. Хлудов, совершивший в 1868 г. неудачную поездку в Кашгарию, упоминает о том, что пытался заручиться поддержкой учтурфанского бека, и только неблагоприятные погодные условия не позволили ему осуществить это намерение (см.: [Хлудов, 1871, с. 24–25]).

157

Только два уроженца региона (причем ранее уже занимавшие посты в период правления Цин) сумели сохранить должности хакимов до падения режима Якуб-бека: Абдуррахман в Яркенде и Нияз-бек в Хотане [Kim, 2004, р. 107; Shaw, 1871, р. 468].

158

Действия Якуб-бека, таким образом, отличались от политики ряда других правителей Восточного Туркестана данного периода, которые вносили определенные изменения в налоговую систему с целью повышения ее эффективности. Например, хотанский правитель Хабибулла установил в качестве «единого налога» десятину со всех видов производимой в его владениях продукции и добываемых ресурсов, а также с экспортных и импортных товаров [Johnson, 1867, р. 8].

159

Налоговые преобразования представляются вполне оправданными, учитывая, что одной из причин восстания послужило мздоимство китайской администрации [Куропаткин, 1879а, с. 129].

160

Исламизаторская политика Якуб-бека должна была повысить его легитимность в глазах местного населения. И сами жители Восточного Туркестана, и иностранные путешественники прекрасно понимали, что он фактически захватил власть, отстранив номинального законного правителя Бузрук-хана-тура (см., например: [Беллью, 1877, с. 182]). Поэтому ему необходимо было сформировать в глазах своих подданных образ борца за «истинную веру» (прибавив к своему имени титул «гази»), чтобы они признали и поддержали его власть. Кроме того, уже обращалось внимание, что Якуб-бек никогда не принимал титул хана или султана, чтобы не дать повода обвинить себя в прямой узурпации власти: он носил титулы эмира, аталыка, а затем получил об османского султана также титул бадаулета и довольствовался фактической властью в регионе [Васильев, 2014, с. 240–242; Kim, 2004, р. 98–99].

161

Один ревностный мусульманин говорил Г. Беллью, что, хотя он и ненавидит «неверных» китайцев, но признает, что они были неплохими правителями [Беллью, 1877, с. 263–264].

162

В разных источниках и исследовательских работах называлось от 300 до 600 тыс. уничтоженных цинскими войсками ойратов, включая женщин и детей.

163

Было запрещено даже само упоминание названия «Джунгария» [Васильев, 1885, с. 12].

164

Купец А.-В. Абу-Бакиров, побывавший в Илийском крае в 1845 г., упоминает, что видел здесь некоторое количество калмыков среди местных солдат, но охарактеризовал их как пользующихся «самой худшей репутацией» [Абу-Бакиров, 1850, с. 383].

165

В отличие от Кашгара, в Кульдже не действовали представители кокандских властей, однако присутствовало некоторое число выходцев из Коканда в качестве переводчиков между китайскими чиновниками и приезжими мусульманами. Они состояли на жалованьи у маньчжурской администрации и даже номинально обладали чиновничьими рангами [Абу-Бакиров, 1850, с. 385].

166

Любопытно, что в начале XIX в. А. Т. Путинцев сообщал, что Чугучак был во много раз меньше Кульджи [Путинцев, 2011, с. 91], тогда как Ч. Ч. Валиханов по итогам своей поездки в Кульджу в 1856 г. отмечал, что Чугучак к этому времени по торговым оборотам уже превосходил Кульджу [Валиханов, 1985д, с. 274].

167

Аналогичным образом в том же 1845 г. не стал скрывать перед маньчжурским чиновником в Чугучаке своего русского подданства и троицкий торговец А.-В. Абу-Бакиров, правда, подчеркнув свое мусульманское вероисповедание, на что ему было сказано, что строгий запрет на въезд касается лишь российских военных и чиновников [Абу-Бакиров, 1850, с. 381].

168

Этот же порядок был сохранен и в ст. 4 Кульджинского трактата 1851 г. [РКО, 1958, № 8, с. 26–27].

169

С каравана, в составе которого находился Н. И. Любимов, цинские администраторы, узнав, что он из России, потребовали уплаты двойной пошлины, и ему пришлось около месяца вести переговоры, чтобы не допустить этого, причем в течение этого времени караван фактически находился под арестом, и китайцы запрещали поставлять ему продовольствие и фураж для скота [Веселовский, 1908а, с. 181–182].

170

Исследователи по-разному оценивают значение Чугучакского протокола: по мнению одних, он имел серьезное значение для дальнейшего развития русско-китайских отношений и упрочения позиций России в Центральной Азии (см., например: [Постников, 2007, с. 240]). Другие же полагают, что он существовал в большей степени «на бумаге», и сами же российские власти (в особенности пограничная администрация) игнорировали его положения, стремясь расширить «естественные границы» России (см., например: [Горшенина, 2014, с. 112]).

171

Неудивительно, что и после присоединения Кульджи к России в 1871 г. имперские власти не сочли нужным вносить существенные изменения в уже сложившуюся систему управления, тем более что это присоединение изначально предполагалось в качестве временной меры (см. подробнее: [Почекаев, 2017а, с. 304–308]).

172

Подробнее об этом понятии см.: [Побережников, 2013].

173

Стоит отметить, что последующие эмиры, чье положение на троне упрочилось именно благодаря поддержке Российской империи, продолжили эту тенденцию, оказывая все менее и менее почестей российским дипломатическим представителям, включая и высокопоставленных, о чем с негодованием писал в начале ХХ в. Д. Н. Логофет в своем фундаментальном труде «Бухарское ханство под русским протекторатом» (см. последний параграф настоящей главы).

174

Достаточно вспомнить, например, записки горного инженера А. С. Татаринова и подполковника А. И. Глуховского — участников посольства К. В. Струве в Бухару в 1865 г., которое около семи месяцев провело в эмирате фактически на положении пленников, или купца В. П. Батурина, также около месяца просидевшего в бухарской тюрьме по обвинению в шпионаже [Глуховской, 1869; Татаринов, 1867; Шустов, 1870] (см. также: [Халфин, 1965, с. 217]). Впрочем, и руководитель миссии 1870 г. С. И. Носович также еще испытывал некоторую обеспокоенность по поводу безопасности посольства после выезда из Бухары [Носович, 1898, с. 276].

175

А. И. Глуховский сообщает, что бухарские власти требовали от русских дипломатов являться на прием в своей парадной форме [Глуховской, 1869, с. 75].

176

По-видимому, и сами российские власти к 1870 г. не вполне представляли себе формат протектората над Бухарой, что вытекает, в частности, из слов С. И. Носовича (отражающего официальную позицию генерал-губернатора К. П. фон Кауфмана) о том, что Россия не окажет эмирату поддержки в случае войны с Афганистаном, поскольку интересам России в этом случае ничто угрожать не будет [Носович, 1898, с. 642].

177

Позднее сам кушбеги и его сын (отец каршинского бека) извинялись за допущенную им оплошность.

178

Н. Ф. Петровский отмечал, что власти Бухары и Хивы никак не могли понять причины миролюбивой политики России в Средней Азии: «Каким образом мы не берем того, что легко взять можно? Этого ни голова эмира, ни голова хана вместить никак не могут» [Петровский, 1873, с. 210].

179

На собственные войска эмир особенно полагаться не мог: российские очевидцы даже после начала реорганизации бухарских войск по российскому образцу оценивали их весьма невысоко, критикуя за плохое содержание и вооружение, называли «опереточными», «карикатурой» и «фарсом» [Васильчиков, 2002, с. 64; Гартевельд, 1914, с. 100; Куропаткин, 1902, с. 143; Лессар, 2002, с. 106–107].

180

Хорошо известно, что бухарские эмиры (как и хивинские ханы) были кавалерами различных орденов Российской империи, однако такие награды жаловались и их подданным. Так, по сообщению И. С. Васильчикова, бухарский кушбеги Астанакул имел российский орден Белого Орла [Васильчиков, 2002, с. 66]. Понимая, что это еще одна из форм контроля русскими властями политики эмирата, Абдул-Ахад просил военного министра А. Н. Куропаткина согласовывать такие награждения с ним [Куропаткин, 1902, с. 145].

181

Эмир даже ввел особым указом штраф в 1 тыс. таньга за торговлю невольниками [Стремоухов, 1875, с. 690].

182

Хотя и сам Чарыков, и его иностранные современники (как будет показано в следующем параграфе) считали, что под русским влиянием в Бухаре были уничтожены тюрьмы-зинданы, их существовавние фиксировалось и в 1900-е годы [Зиндан, 1908] (см. также: [Чернов, 2010, с. 66]).

183

Н. А. Варенцов упоминает, что последние случаи сбрасывания преступников с минарета имели место еще в 1891 г. [Варенцов, 2011, с. 276].

184

Полковник Федоров, спутник Н. Н. Белявского по рекогносцировке Бухарского эмирата, в свою очередь, отмечал, что ранее бухарцы всячески старались избегать несения этой повинности, несмотря на ужасающее состояние дорог [Федоров, 1894, с. 172] (см. также: [Евреинов, 1888, с. 117]).

185

Прежде, во времена, когда бухарские правители еще питали надежду вернуть независимость, основной задачей такого чиновника был надзор за русским путешественником и принятие мер, чтобы тот не получил важную информацию об эмирате [Нечаев, 1914, с. 13].

186

Эволюция отношения к среднеазиатским правителям, пользовавшимся российской поддержкой, от резко негативного к позитивному рассмотрена нами в специальной работе (см.: [Почекаев, 2012]).

187

Скандинавский путешественник далее пишет, что когда Джура-бек все же нарушил мирный договор и попал в плен к русским, они назначили ему 3 тыс. руб. пенсии, заставив эмира, являвшегося злейшим врагом Джура-бека, доплачивать ему еще 5 тыс. руб.

188

Лорд Керзон добавляет интересную подробность: чтобы предоставить резиденцию русскому политическому агенту, эмир конфисковал это здание у его прежнего владельца [Curzon, 1889, p. 168–169].

189

Присутствие русского переводчика при встрече европейских путешественников с эмиром можно объяснить двояко. С одной стороны, это являлось соблюдением положений русско-бухарских договоров о том, что все внешние контакты Бухары контролируются русскими властями. Однако, с другой стороны, эмирские переводчики не знали европейских языков за исключением русского, поэтому присутствие русского драгомана являлось насущной необходимостью [Горшенина, 1999, с. 98].

190

См. следующий раздел этой главы.

191

Известно, что русские власти уже с рубежа XIX–XX вв. проводили политику запрета одаривания бухарскими властями русских чиновников и офицеров (см. подробнее: [Дмитриев, 2008, с. 119–120]), так что беки явно злоупотребляли своими полномочиями.

192

Например, эмир личным указом отвел резиденцию представительству компании «Кавказ и Меркурий» [Olufsen, 1911, p. 542].

193

Правда, ниже Дж. Керзон сам же вынужден отмечать развитие тенденции к ведению дел в Бухарском эмирате в российских рублях [Curzon, 1889, p. 201–202].

194

В начале ХХ в. курс рубля повысился: 1 таньга стала стоить уже не 25, а 15 коп. (см.: [Rickmers, 1913, p. 117]).

195

Для иностранцев не было секретом, что главной целью этого строительства, по крайней мере поначалу, было обеспечение быстрой переброски войск в случае военных действий против русского владычества.

196

Неслучайны слова лорда Керзона о том, что с постройкой железной дороги у Бухары исчез последний шанс вернуть свободу от российского владычества (см.: [Becker, 2004, p. 99]).

197

Несомненно, речь идет о «воинском начальнике», которому предоставлялись права уездного начальника внутренних областей Российской империи (см.: [Логофет, 1909, с. 222]).

198

Вполне вероятно, что столь острая реакция англичан во многом была связана с резко отрицательным ответом российских властей на британское предложение превратить Бухару в транзитный пункт для трансконтинентальной торговли опиумом (см.: [Bookwalter, 1899, p. 491]).

199

О. Олуфсен писал, что формально разрешение на путешествие было ему дано бухарскими властями, но фактически они лишь озвучили решение российского агента (см.: [Olufsen, 1911, p. 79]).

200

Именно так по крайней мере объясняли свои контакты с турецким султаном крымские ханы после того, как Крым перешел под протекторат России в 1774 г. (см.: [Зайцев, 2009, с. 155–156]).

201

Г. Норман отмечает, что в бухарской тюрьме содержались даже российские подданные (см.: [Norman, 1902, p. 315]), так что политическое агентство принципиально не вмешивалось в дела, в которых подданные российского императора являлись преступниками, а не пострадавшими.

202

Интересно отметить, что подобные случаи имели место в разное время и в других государствах и регионах, находившихся в статусе своеобразного «двойного подданства». Например, жители Северного Причерноморья, являвшиеся подданными золотоордынских ханов, в XIV–XV вв. нередко старались обратиться на суд итальянских колоний в Крыму, считая его более гуманным, чем суд собственных монархов (см. подробнее: [Почекаев, 2015а, с. 70]).

203

В связи с этим нельзя не вспомнить меморандум российского канцлера князя Горчакова, содержавший призыв к Англии сохранять мир в государствах Средней Азии и не позволять местным правителям играть на противоречиях между великими державами (см.: [Хидоятов, 1969, с. 166]).

204

Весьма красноречиво высказывание У. Рикмерса о том, что там, где во времена А. Вамбери любому европейцу грозила смерть, теперь может спокойно путешествовать даже русский школьник [Rickmers, 1913, p. 92].

205

Одним из последствий участия в совете стал отказ хана от некоторых элементов пышного восточного церемониала, и с этого времени он при приеме дипломатов и путешественников «по-европейски» пожимал им руки [Дмитриев-Кавказский, 1894, с. 69; Сыроватский, 1874, с. 160].

206

Исключение делалось для самых высокопоставленных гостей — например, для военного министра А. Н. Куропаткина, для встречи которого в 1901 г. эмир Абдул-Ахад выехал за 8 верст от своей резиденции [Куропаткин, 1902, с. 144].

207

Такую возможность дипломатическое ведомство получило в силу неопределенности полномочий генерал-губернаторов в российском имперском праве рассматриваемого периода, что уже привлекало внимание исследователей (см., например: [Климова, 2015]).

208

На наш взгляд, это еще одно свидетельство «ангажированности» автора книги, поскольку и среди военного чиновничества (особенно в азиатских регионах России) в разные времена существовало взяточничество (см., например: [Волков, 2014]).

209

Упоминаются путешественники, чьи сведения использованы при написании книги.

210

Некоторых путешественников, публиковавших свои записки под пседонимами, идентифицировать не удалось (например, «А. П.», «Икс», «К. А.», «Казенный турист», «Л. С.», «М. У.», «Рок-Тен», «Энпе»), соответственно, они в данном словаре не упоминаются.