Государства Прибалтики 2.0. Четверть века «вторых республик» - [8]

. Как отмечает профессор Черниченко, международное право двадцатых годов опиралось на принцип «хотя по принуждению, но все же пожелал». После ввода советских войск были проведены выборы в Государственную думу – в Эстонии с нарушением конституции государства. Избранный таким образом парламент, провозгласив установление советской власти, обратился к СССР с просьбами о принятии Эстонии в его состав. Просьба была удовлетворена в начале августа 1940 г. Присутствие советских войск при проведении выборов и позднее было важнейшим внешним фактором, частично препятствовавшим свободному волеизъявлению народа Эстонии. Это, однако, не дает основания рассматривать вхождение Эстонии в состав СССР как осуществившееся в результате военной угрозы, внешнего давления, т. е. насильственным путем. Юридическое оформление такого вхождения можно рассматривать как политический процесс советизации, но не как юридический факт – «оккупацию». Даже если использовать термин «аннексия», что делают историки государств Прибалтики, адекватного фундамента для «оккупационной доктрины» не появляется. Аннексия, оформленная таким образом, не противоречила действовавшему в 1940 г. международному праву.

Принцип, запрещающий применение силы или угрозу ее применения против территориальной целостности и политической независимости государств, в то время еще не существовал. Сформировалось лишь ядро – запрещение агрессивной войны. Не был универсально признанным и принцип самоопределения народов[50].

Известный латвийский историк, начавший работать в эмиграции в 60-е годы прошлого века, Б. Мейсснер, отмечает: «Тезисы России [о том, что три страны присоединились к СССР по собственному желанию] напрямую противоречат действительным событиям 1939 и 1940 гг., началом которых был “пакт Гитлера – Сталина”, заключенный между нацистской Германией и СССР. “Пакт Гитлера – Сталина” фактически относится к пакту Молотова – Риббентропа или секретным протоколам, что были приложены к неагрессивному мирному договору между Советским Союзом и Германией, который был подписан 23 августа 1939 г. Результатом этого секретного соглашения стало разделение Восточной Европы на две сферы влияния, оставляя Прибалтику и Финляндию в зоне советских интересов»[51]. Автор искажает официальную российскую точку зрения по этому вопросу, в которой не говорится о «собственном желании», но и, к сожалению политиков Прибалтики, нет признания факта «оккупации». Упомянув Финляндию, Б. Мейсснер, в прошлом один из наиболее известных эмигрантских историков Прибалтики, дискредитирует собственные оценки ситуации.

Если дело в советско-германских договоренностях, то нельзя не обратить внимания на то, что в Прибалтике они реализовались без малейшего сопротивления, а в Финляндии не реализовались вовсе. Видимо, дело в том, что современная историография стран Прибалтики активно продвигает тезис о невозможности сопротивления. Это не так. Российский историк М. Мельтюхов свел воедино данные о военном потенциале государств Прибалтики в 1939 г. Численность армий стран Прибалтики военного времени – 427 000 человек, 1200 орудий, 8325 пулеметов, 147 танков и 292 самолета[52]. Альтернативные данные: латвийский историк-эмигрант Э. Андерсон утверждал, что страны Балтии имели «более 900 орудий, 107 танков, 410 самолетов, а в случае всеобщей мобилизации – население Финляндии в 1940 г. составляло ровно половину населения трех стран Балтии – могли выставить 600 тысяч солдат»[53].

Добавим к этому значительный процент укрепленных границ и естественные рубежи. Военные возможности государств Прибалтики были как минимум сопоставимы с финскими.

Следует согласиться и с точкой зрения А.С. Орлова, писавшего: «…при серьезном учете обстановки того времени… становится ясно, что надежды малых стран, находящихся между такими противостоящими друг другу державами, как Германия и СССР, удержаться на позициях нейтралитета являлись не более, чем иллюзией»[54]. Об этом же пишет и Уинстон Черчилль: «Финляндия и три прибалтийских государства не знали, чего они больше страшились – германской агрессии или русского спасения»[55]. Аналогичной позиции придерживается и Р. Таагепера: «Они старались сохранить нейтралитет, но страны Балтии внезапно оказались втянутыми [в конфликт между СССР и Германией] с обеих сторон»[56].

Историки Прибалтики не только сознательно исключают из анализа все события, предшествовавшие 23 августа 1939 г. Уделяя огромное внимание военно-политическим приготовлениям СССР, идеологи от истории в Прибалтике начисто игнорируют то, что мировую войну развязала Германия. Читателю предлагается исходить из того, что развитие международных отношений происходило в мире и Европе исключительно на основе норм права. Естественно, при таком подходе нет московских переговоров между англо-французской делегацией и СССР в 1939 г., Мюнхена 1938 г., японской агрессии в Китае, нападения Италии на Абиссинию, гражданской войны в Испании и т. д. Интересно, что значительная часть американских историков не так категорична в данном вопросе. «Советскому Союзу было важно укрепление своего влияния в Балтии, он даже пробовал играть на два фронта: в 1939 г. в Москве были проведены переговоры с Парижем и Лондоном, а также с Берлином. Соглашения противоречили друг другу, и проведение каждого имело целью для Сталина добиться больших уступок в Балтике»