Государи и кочевники - [14]
— Да, Ян, мой начальник прав. Окончим пустой разговор. Но обещаю тебе, если ещё не будет поздно, после экспедиции я сразу подам рапорт о переводе моей персоны в распоряжение тегеранского посольства…
Сам собой разговор перекинулся на другие проблемы. Заговорили о необходимости открытия консульства в Персии, о сражениях в Дагестане. Поздно вечером Виткевича проводили к коменданту Бахметьеву, где он остановился, сняв комнатушку. Бларамберг остался ночевать у него.
Ещё через день поручик Виткевич на сторожевом бриге отправился в Ленкорань, а оттуда через Тавриз — в Тегеран. Бриг «Св. Гавриил», на котором размещался Кирелин с офицерами, принял в трюм балласт, ибо корабль был почти пуст и на пути из Астрахани в Баку его изрядно покачало. Затем от командира Саринской морской эскадры капитана первого ранга Басаргина пришло сообщение, что посланные Карелиным раньше три купеческих судна «Св. Николай», «Астрахань» и «Св. Андрей» благополучно достигли устья Атрека. Карелин решил: пора отправляться в путь, и приказал офицерам и команде ночевать на корабле…
Перед рассветом с «Бакинских ушей»[5] подул ветерок. С каждой минутой он крепчал, и шкоут «Св. Гавриил» поднял паруса. Отойдя от берега, корабль дал прощальный салют из пушек и взял курс на восток. Следом плыл пакетбот «Св. Василий». К полудню миновали остров Нарген, а вечером прошли мимо Вульфа. До самой ночи моряки не покидали палубу, грелись на солнышке, глядели в море на тюленей. Изредка то с одной, то с другой стороны корабля выныривали они из воды, шевелили ластами и с любопытством вытягивали усатые мордочки. Корабельный пудель, которого прихватили на борт перед самым отплытием, освоившись, ошалело лаял на морских зверьков.
На другой день занимались приведением в порядок предметов коллекции естественной истории, собранных в окрестностях Баку и привезённых из Талыша Бларамбергом и Заблоцким-Десятовским. Карелин этим делом руководил сам и теперь, более чем когда-либо, походил на учёного-естествоиспытателя. Он стоял у стола в серых плисовых брюках, заправленных в сапоги, в белой рубашке, поверх которой был чёрный жилет, а на глазах поблёскивали круглые без оправы очки. Григорий Силыч рассматривал каждый листик, цветок, веточку, «пришивал» в альбом, ставил очередной номер и латинскими буквами подписывал название экземпляра.
Однако мирному препровождению времени скоро пришёл конец. Через двое суток, когда уже завиднелся восточный берег и была запеленгована гора Большой Балхан, ветер начал менять направление. То он дул с моря на сушу, то напротив — с суши на море, а потом подул с юга. Парусники, подвластные его воле, скользили по морю в разных румбах и не могли приблизиться к берегу, хотя остров Челекен был в четырнадцати милях. Ночью вовсе заштормило. Оба корабля находились рядом, и Карелин начал побаиваться — как бы не столкнулись. Штурман тоже приглядывался к пакетботу с опаской. Огни его мелькали слишком близко, малейшая оплошность — и не миновать беды. Видимо, угрозу столкновения почувствовали на пакетботе: вскоре он отошёл в сторону и пропал в ночной темноте. Наутро уже пакетбота не увидели.
Ветер утих. Шкоут медленно приближался к острову Огурджинскому. Большим жёлтым пятном проступал он в море. Серая дымка то прятала его, то вновь открывала взору путешественников. Бларамберг определил расстояние до острова — восемь миль — и сказал:
— Доберёмся к полночи, не раньше. Вот если б ветерок с севера дунул!
Подошли, однако, к вечеру, в сумерках. Остановились в некотором отдалении от северной оконечности. Едва выбросили якорь и опустили паруса, на островке замаячил огонёк. Штурман высказал соображение, что островитяне заметили шкоут и дают знать о себе.
— Подождём до утра, — ответил Карелин. — На всякий случай удвойте вахту. Бог знает, кто там на острове…
Утром, едва развиднелось, вахтенный матрос с марса-реи увидел возле восточного берега пакетбот:
— Ваше превосходительство! — закричал он сверху ошалело. — Нашёлся! «Святитель Василий» цел! Вижу! Словно на ладони у меня! Цел и невредим!
Офицеры перекрестились: «Слава те господи» и повеселели. Карелин тотчас распорядился, чтобы урядник взял с собой десятерых казаков и отправился к пакетботу. Казаки забегали, засуетились по палубе. Музуры спустили на воду гребной катер и сели за вёсла. Отплыть, однако, не успели. От Огурджинского отделилась туркменская парусная лодка и направилась к русскому шкоуту. Это была персидского типа лодка — гями, русские видели такие суда на причалах бакинской гавани. Она была окрашена в густой оранжевый цвет, и над нею трепетал серый холщовый парус. Судя по размерам, гями могла вместить до сотни человек, но на её борту виднелось лишь несколько: рулевой и ещё двое в чёрных туркменских тельпеках.
Карелин и офицеры «замерли» у борта в ожидании туркменского судёнышка.
— Между прочим, «Огурджинский» — значит разбойничий. Так, по крайней мере, переводится с мусульманского языка, — сказал предупредительно Фелькнер.
— Не хотите ли вы сказать, поручик, что на нас идёт разбойничья лодка? — улыбнулся Бларамберг, сняв треуголку и пригладив курчавые волосы.
Исторический роман Валентина Рыбина повествует о борьбе хивинских туркмен за независимость и создание собственного государства под предводительством известного туркменского вождя Атамурад-хана.Тесно с судьбами свободолюбивых кочевников переплетаем ся судьба беглого русского пушкаря Сергея. Проданный в рабство, он становится командующим артиллерией у хивинского хана и тайно поддерживает туркмен, спасших его от неволи.
Творчеству писателя Валентина Рыбина — автора поэтических сборников «Добрый вестник», «Синие горы», «Каджарская легенда», повести о пограничниках «Тайна лысого камня», — присуща приверженность к историческим темам.История зарождения великой дружбы русского и туркменского народов с особой силой волнует писателя. Изучению ее В. Рыбин отдал немало творческих сил и энергии. Роман «Море согласия» — плод напряженного труда писателя. Он повествует о первых шагах сближения русских и туркмен, о тех драматических событиях, которые разыгрались у берегов Каспия полтора столетия назад.
В новом романе писатель лауреат Госпремии ТССР им. Махтумкули В. Рыбин рассказывает о жизни Туркменистана с 1924 по 1945 год — время строительства социализма, первых довоенных пятилеток и периода Отечественной войны. Через трудные испытания проходят герои романа — братья Каюмовы — Ратх и Аман. Тесно переплетаются с их судьбой в судьбы красных командиров — Ивана Иргизова, Василия Чепурного, Сергея Морозова.Роман написан на основе подлинных событий.
Валентин Федорович Рыбин лауреат Государственной премий ТССР им. Махтумкули. В настоящую книгу вошли повесть «Царство Доврана» и рассказы «Берёг загадок», «Член кооператива», «Джучи», «Сотый архар».
Автор романа «Знойная параллель» — лауреат Государственной премии имени Махтумкули Валентин Рыбин известен читателям по сборникам стихов .«Добрый вестник», «Синие горы», «Каджарская легенда», повести «Тайна лысого камня», рассказам и историческим романам «Море согласия», «Государи и кочевники», «Дым берегов». Основная, главенствующая тема писателя — дружба народов. Вот и в новом романе В. Рыбина рассказывается о том, как зарождалась пролетарская дружба между русскими рабочими Подмосковья и туркменскими дехканами, о том, какую силу она обрела и как широко разлилась по всей стране.Роман «Знойная параллель» — произведение многоплановое, затрагивающее многие стороны современной жизни.
В романе лауреата Государственной премии Туркменистана им. Махтумкули, автора ряда исторических романов («Море согласия», «Государи и кочевники», «Перелом», «Огненная арена», «Разбег» и др.) вскрывается исторический пласт в жизни Закаспийского края 1912-1925 гг.Основной мотив произведения - сближение туркменских дехкан и русских рабочих, их совместное участие в свержении царской власти и провозглашении Туркменской Советской Социалистической Республики.Рецензент: доктор исторических наук А. А. Росляков.
Жестокой и кровавой была борьба за Советскую власть, за новую жизнь в Адыгее. Враги революции пытались в своих целях использовать национальные, родовые, бытовые и религиозные особенности адыгейского народа, но им это не удалось. Борьба, которую Нух, Ильяс, Умар и другие адыгейцы ведут за лучшую долю для своего народа, завершается победой благодаря честной и бескорыстной помощи русских. В книге ярко показана дружба бывшего комиссара Максима Перегудова и рядового буденновца адыгейца Ильяса Теучежа.
Повесть о рыбаках и их детях из каракалпакского аула Тербенбеса. События, происходящие в повести, относятся к 1921 году, когда рыбаки Аральского моря по призыву В. И. Ленина вышли в море на лов рыбы для голодающих Поволжья, чтобы своим самоотверженным трудом и интернациональной солидарностью помочь русским рабочим и крестьянам спасти молодую Республику Советов. Автор повести Галым Сейтназаров — современный каракалпакский прозаик и поэт. Ленинская тема — одна из главных в его творчестве. Известность среди читателей получила его поэма о В.
Автобиографические записки Джеймса Пайка (1834–1837) — одни из самых интересных и читаемых из всего мемуарного наследия участников и очевидцев гражданской войны 1861–1865 гг. в США. Благодаря автору мемуаров — техасскому рейнджеру, разведчику и солдату, которому самые выдающиеся генералы Севера доверяли и секретные миссии, мы имеем прекрасную возможность лучше понять и природу этой войны, а самое главное — характер живших тогда людей.
В 1959 году группа туристов отправилась из Свердловска в поход по горам Северного Урала. Их маршрут труден и не изведан. Решив заночевать на горе 1079, туристы попадают в условия, которые прекращают их последний поход. Поиски долгие и трудные. Находки в горах озадачат всех. Гору не случайно здесь прозвали «Гора Мертвецов». Очень много загадок. Но так ли всё необъяснимо? Автор создаёт документальную реконструкцию гибели туристов, предлагая читателю самому стать участником поисков.
Мемуары де Латюда — незаменимый источник любопытнейших сведений о тюремном быте XVIII столетия. Если, повествуя о своей молодости, де Латюд кое-что утаивал, а кое-что приукрашивал, стараясь выставить себя перед читателями в возможно более выгодном свете, то в рассказе о своих переживаниях в тюрьме он безусловно правдив и искренен, и факты, на которые он указывает, подтверждаются многочисленными документальными данными. В том грозном обвинительном акте, который беспристрастная история составила против французской монархии, запискам де Латюда принадлежит, по праву, далеко не последнее место.