Государева крестница - [4]
Никиту Фрязина теперь в дрожь бросало от одной мысли, что «наверху» могут вспомнить о царёвой крестнице и вытребовать её в сенные девушки к непотребной черкесской ведьме. Много повоевавший на своём веку, под Казанью не кланявшийся татарским стрелам и ядрам, он обмирал всякий раз, будучи зван во дворец. Звали же частенько — заказы, как назло, сыпались один за другим, царём пуще прежнего овладевала болезненная подозрительность и недоверие к окружающим, и он старался понадёжнее прятать от мнимых или действительных боярских соглядатаев свои бумаги, требуя оснащать сундуки и ларцы всё более сложными и хитроумными запорными устройствами.
А Настя росла и хорошела. Слава Богу, она и знать не знала о своём страшном крёстном, беречь от неё эту тайну Никита наказал няньке Онуфревне так же крепко, как некогда — от соседей.
— Смотри, старая, — погрозил он ей однажды, — проведает про то Настёна — я те голову отверчу.
— Да что ты, батюшка, Бог с тобой, нешто я вовсе из ума выжила! А ить спросить может, кто ейный божатушко, пошто в дому не бывает, гостинцев не шлёт. Чего сказать-то тогда?
— А ничо не говори. Съехал, скажи, с Москвы давно уж, а куда — неведомо...
Скорее бы уж замуж девку сбыть, думал он, хотя представить себе это было нелегко — остаться вдруг одному. Души в Насте не чаял, хотя того старался не показывать, дабы не избаловалась сверх меры. Хотя куда уж боле! Балованной росла дщерь — теперь как ни таись за показной суровостью, а всё равно отцовских чувств не скроешь. Она и поняла сызмальства, что ей всё с рук сойдёт, чего бы ни натворила.
3
В эту субботу под вечер Никита Фрязин возвращался от кузнеца, которому носил закалить несколько готовых пружин: сам в тонком искусстве закалки был не силён и, случалось, ошибался. Что ж, каждому своё! Пружины кузнец закалил на славу, тут же испытали их и на сгиб, и на излом, и Никита не отказался от приглашения отобедать. За обедом вместе с кузнечихой незаметно усидели втроём сулею крепкого мёду, и шёл теперь оружейник в весёлом расположении духа, сбив шапку набекрень и выпевая себе под нос «Богородице Дево, радуйся». Настя, поди, уже дома — с утра отпросилась погулять с подружками, поглядеть на проезд ливонских послов. А чего ими, нехристями, любоваться? Ладно, дело молодое, успеет ещё в четырёх стенах насидеться, как станет мужней женой...
Он уже подходил к своему переулку, как услышал голос, истошно окликавший его по имени. Фрязин оглянулся — соседский мужичонка со всего духу пылил лаптями, спотыкаясь и путаясь в полах однорядки.
— Бяда, Михалыч! — крикнул, подбегая. — Ой, бяда! Дочка твоя стрельца насмерть зашибла, уже везут!
Хмель вмиг улетучился, хотя Никита и не поверил услышанному — мелет такое, сам небось допился до зелёных чертей...
— Ты чего ревёшь несуразное, — спросил он ослабшим вдруг голосом, — спьяну, што ль, приснилось...
— Какое приснилось, Михалыч, тверёзый я ноне, вот те крест! Убила, говорю, лошадка-то ейная на Тверской спужалась да понесла, где спуск к Неглинке, там ить круто книзу, она и запузырила, а стрелец ездовой тут случись — догнал, хотел, видно, остановить, так ему бы её с седла поймать, а он сдуру и спешись — так кобылёнка его и сшибла к едрёной матери, прям под колесо! Во бяда-то...
Дальше Никита не слушал. Добежав до угла, он увидел ворота своего двора настежь, кучу любопытных, незнакомого вороного коня — рослого кабардинца, как определил он с первого взгляда, хорошо разбираясь в лошадях. Настину упряжку как раз вводили в ворота, держа с обеих сторон под уздцы, сама виновница шла следом, рыдая в голос, утешаемая жёнками, а на двуколке полулежал кто-то в стрелецком, брусничного цвета, кафтане, схватившись за голову. Живой, слава Те Господи.
Хозяин подоспел, когда пострадавший уже слез на землю и рукавом утирал со лба кровь. Размазавши её по лицу и окровавив даже усы и коротко подстриженную русую бороду, он сделался страшен — Настя, узрев его в таком виде, заголосила ещё пуще.
— Цыть, дура! — прикрикнул отец. — Онуфревна, уведи, чтоб духу её тут не было! Да сама не зашиблась ли, упаси Господь?
Настя отрицательно замотала головой и дала себя увести. Стрельцу принесли бадейку воды, он стал мыться, покряхтывая, но кровь не унималась.
— Голова цела ли? — спросил уже успокоенно Никита, всматриваясь в нечаянного гостя.
— Цела, что ей сделается... Рассадил порядком, вот и хлещет. Вели, хозяин, паутины добыть погуще да тряпицу дай какую ни есть...
Никита послал работника в амбар добывать паутину, велел принесть чистой ветошки. Перевязанный, стрелец поклонился:
— Ну, спаси Бог, поеду я. Скажи хоть, как тебя звать-то, за кого свечку поставить — что не дал кровью истечь, — добавил он с белозубой улыбкой.
— Фрязины мы, — со сдержанным достоинством отозвался Никита. — Слыхал, может.
— Фрязин, оружейник? Как не слыхать, не ты ли нонешним летом полковнику нашему самострел ладил?
— Я много чего ладил, и не только полковникам.
— По батюшке-то как звать?
— Никита Михайлов сын.
— Спаси Бог, Никита Михалыч, — повторил стрелец. — А я Лобанов Андрей, сотник Кашкаровского приказа. Дочке, слышь, не давай каурую запрягать — лошадёнка видная, да с норовом, ненадёжная...
Герои «Киммерийского лета» — наши современники, москвичи и ленинградцы, люди разного возраста и разных профессий — в той или иной степени оказываются причастны к давней семейной драме.
В известном романе «Перекресток» описываются события, происходящие в канун Великой Отечественной войны.
Роман ленинградского писателя рассказывает о борьбе советских людей с фашизмом в годы Великой Отечественной войны."Тьма в полдень" - вторая книга тетралогии, в которой продолжены судьбы героев "Перекрестка": некоторые из них - на фронте, большинство оказывается в оккупации. Автор описывает оккупационный быт без идеологических штампов, на основе собственного опыта. Возникновение и деятельность молодежного подполья рассматривается с позиций нравственной необходимости героев, но его гибель - неизбежна. Выразительно, с большой художественной силой, описаны военные действия, в частности Курская битва.
Действие романа разворачивается в последние месяцы второй мировой войны. Агония «третьего рейха» показана как бы изнутри, глазами очень разных людей — старого немецкого ученого-искусствоведа, угнанной в Германию советской девушки, офицера гитлеровской армии, принимающего участие в событиях 20.7.44. В основе своей роман строго документален.
Роман «Ничего кроме надежды» – заключительная часть тетралогии. Рассказывая о финальном периоде «самой засекреченной войны нашей истории», автор под совершенно непривычным углом освещает, в частности, Берлинскую операцию, где сотни тысяч солдатских жизней были преступно и абсолютно бессмысленно с военной точки зрения принесены в жертву коварным политическим расчетам. Показана в романе и трагедия миллионов узников нацистских лагерей, для которых освобождение родной армией обернулось лишь пересадкой на пути в другие лагеря… В романе неожиданным образом завершаются судьбы главных героев.
В «Южном Кресте» автор, сам проживший много лет в Латинской Америке, рассказывает о сложной судьбе русского человека, прошедшего фронт, плен участие во французском Сопротивлении и силою обстоятельств заброшенного в послевоенные годы далеко на чужбину — чтобы там еще глубже и острее почувствовать весь смысл понятия «Отечество».
Роберт Грейвз (1895–1985) — крупнейший английский прозаик и лирический поэт, знаток античности, творчество которого популярно во всем мире.В пятый том Собрания сочинений включен роман «Золотое руно», в основу которого положен миф о плавании аргонавтов. Автор, строго соблюдая канву мифа, опирается на сведения об исторических и мифологических событиях, о нравах, быте и образе жизни древних греков.Перевод с английского Т. Усовой и Г. Усовой.Примечания А. Николаевской.
Трилогия Германа Нагаева «Пионеры Вселенной» продиктована целью показать в историческом аспекте зарождение в нашей стране космической науки и техники. Автору удалось не только занимательно и доступно рассказать о творческих поисках и успехах первых исследователей космоса, но и нарисовать запоминающиеся образы Кибальчича, Циолковского, Цандера, изобразить среду и обстановку, в которой приходилось жить и трудиться первооткрывателям космических трасс.
Роман Д. С. Мережковского (1865—1941) «Воскресшие боги Леонардо да-Винчи» входит в трилогию «Христос и Антихрист», пользовавшуюся широкой известностью в конце XIX – начале XX века. Будучи оригинально связан сквозной мыслью автора о движении истории как борьбы религии духа и религии плоти с романами «Смерть богов. Юлиан отступник» (1895) и «Антихрист, Петр и Алексей» (1904), роман этот сохраняет смысловую самостоятельность и законченность сюжета, являясь ярким историческим повествованием о жизни и деятельности великого итальянского гуманиста эпохи Возрождения Леонардо да Винчи (1452—1519).Леонардо да Винчи – один из самых загадочных гениев эпохи Возрождения.
«… – Сколько можно писать, Рембрандт? Мне сообщили, что картина давно готова, а вы все зовете то одного, то другого из стрелков, чтобы они снова и снова позировали. Они готовы принять все это за сплошное издевательство. – Коппенол говорил с волнением, как друг, как доброжелатель. И умолк. Умолк и повернулся спиной к Данае…Рембрандт взял его за руку. Присел перед ним на корточки.– Дорогой мой Коппенол. Я решил написать картину так, чтобы превзойти себя. А это трудно. Я могу не выдержать испытания. Я или вознесусь на вершину, или полечу в тартарары.
«… Жизнь викингов была полна приключений на больших просторах суши и моря. Бывая в различных странах, я пытался увидеть какие-нибудь следы их, чтобы лучше понять, что же это были за люди. Ведь любопытно, например, что осталось от эпохи викингов в Швеции и Дании, Финляндии и Иране, Египте и Тунисе, во Франции и Англии, в Болгарии и Ливане… Не упускал я из виду викингов и в Эстонии, на Нижней Волге и Каспии, на днепровских берегах и в Новгороде…А что говорить о знаменитых сагах, посвященных далеким, далеким временам, в частности, о сагах Снорри Стурлусона? Это несомненно правдивые рассказы о повседневном житье-бытье и битвах викингов.
Книга Кондратия Биркина (П.П.Каратаева), практически забытого русского литератора, открывает перед читателями редкую возможность почувствовать атмосферу дворцовых тайн, интриг и скандалов России, Англии, Италии, Франции и других государств в период XVI–XVIII веков.Сын короля Сигизмунда I и супруги его Боны Сфорца, Сигизмунд II родился 1 августа 1520 года. По обычаю того времени, в минуту рождения младенца придворным астрологам поведено было составить его гороскоп, и, по толкованиям их, сочетание звезд и планет, под которыми родился королевич, было самое благоприятное.
В увлекательнейшем историческом романе Владислава Романова рассказывается о жизни Александра Невского (ок. 1220—1263). Имя этого доблестного воина, мудрого военачальника золотыми буквами вписано в мировую историю. В этой книге история жизни Александра Невского окутана мистическим ореолом, и он предстаёт перед читателями не просто как талантливый человек своей эпохи, но и как спаситель православия.
Роман Александра Бородыни «Крепостной шпион» — остросюжетный исторический детектив. Действие переносит читателя в российскую столицу времён правления императора Павла I. Масонская ложа занята поисками эликсира бессмертия для самого государя. Неожиданно на её пути становится некая зловещая фигура — хозяин могучей преступной организации, злодей и растлитель, новгородский помещик Иван Бурса.
Автор книги Борис Алмазов не только талантливый писатель, но и известный деятель казачьего движения , атаман. Поэтому в своем новом романе он особенно колоритно и сочно выписывает детали быта казаков, показывает, какую огромную роль сыграли они в освоении сибирских пространств.
Исторический роман известного петербургского писателя Николая Коняева воскрешает события трёхсотлетней давности — время церковного раскола. Автор исследует истинные причины этой национальной трагедии, разрушает стереотипы, навязанные идеологией прошлых лет.Книга Н. Коняева, являясь результатом тщательного изучения архивных документов, представляет собой редкий пример живо написанной, увлекательной и одновременно познавательной исторической хроники.