Гостья - [55]

«Мне хотелось бы уметь танцевать», – подумала Франсуаза.

Десять лет, как она это забросила. Было слишком поздно, чтобы начинать заново. Она приподняла занавес и в темноте кулис закурила сигарету; здесь, по крайней мере, у нее будет передышка. Слишком поздно. Никогда она не станет женщиной, бесспорно умеющей полностью владеть своим телом; то, что она могла бы приобрести сегодня – всевозможное украшательство, – не представляло интереса и было чуждым ей. Вот что это значит: тридцать лет – окончательно определившаяся женщина. Она навечно осталась женщиной, которая не умеет танцевать; женщиной, у которой была лишь одна любовь в жизни; женщиной, которая не спускалась на каноэ по каньонам Колорадо, не пересекала пешком плато Тибета. Тридцать лет – это не только прошлое, которое тянулось за ней. Годы расположили все вокруг нее и в ней самой, это было ее настоящее, ее будущее, это была субстанция, из которой она состояла. Никакой героизм, никакая нелепость ничего не могли в этом изменить. Конечно, до смерти у нее было вполне достаточно времени, чтобы выучить русский язык, прочитать Данте, увидеть Брюгге и Константинополь; она могла еще заполнять местами свою жизнь неожиданными эпизодами, новыми талантами; однако до самого конца все это останется именно такой жизнью и никакой другой; а ее жизнь не отличалась от нее самой. С мучительным изумлением Франсуаза ощутила, как ее пронзил безжизненный белый свет, не оставлявший ей ни малейшей надежды; на мгновение она застыла, глядя на блестевший в темноте красный кончик сигареты. Из оцепенения ее вывели перешептывания и смешок: эти темные коридоры всегда пользовались спросом. Она бесшумно удалилась, вернувшись на сцену; теперь люди, казалось, развесели– лись.

– Откуда это ты? – спросил Пьер. – Мы только что поговорили с Поль Берже. Ксавьер нашла ее очень красивой.

– Я видела ее, – сказала Франсуаза, – и даже пригласила остаться до утра.

К Поль она питала дружеские чувства, только вот встречаться с ней без ее мужа и остального их окружения было трудно.

– Она невероятно красива, – заметила Ксавьер, – она не похожа на всех этих великих манекенов.

– Пожалуй, она отчасти похожа на монашку или миссионера, – сказал Пьер.

Поль как раз разговаривала с Инес. На ней было черное закрытое бархатное платье; светло-рыжие, причесанные на прямой пробор волосы обрамляли ее лицо с широким гладким лбом и глубокими глазницами.

– Щеки немного аскетические, – добавила Ксавьер, – зато большой рот такой привлекательный, и такие живые глаза.

– Прозрачные глаза, – сказал Пьер, с улыбкой взглянув на Ксавьер. – Мне больше нравится тяжелый взгляд.

Говорить о Поль в таком тоне со стороны Пьера было отчасти предательством – обычно он высоко ее ценил. Он получал недоброе удовольствие, без причин принося ее в жертву Ксавьер.

– Она неподражаема, когда танцует, – сказала Франсуаза. – То, что она делает, – это скорее не танец, а пантомима; техника не бог весть какая, но она может выразить что угодно.

– Мне так хотелось бы увидеть, как она танцует! – воскликнула Ксавьер.

Пьер взглянул на Франсуазу.

– Ты должна пойти и попросить ее, – сказал он.

– Боюсь, это будет бестактно, – ответила Франсуаза.

– Обычно она не заставляет себя просить, – возразил Пьер.

– Я перед ней робею, – сказала Франсуаза.

Поль Берже со всеми была отменно любезна, но никто никогда не знал, что она думает.

– Вам уже доводилось видеть оробевшую Франсуазу? – со смехом спросил Пьер. – В моей жизни это первый раз!

– А было бы так приятно! – сказала Ксавьер.

– Хорошо, я пойду, – согласилась Франсуаза.

Она с улыбкой подошла к Поль Берже. У Инес, одетой в потрясающее красное муаровое платье и с золотой сеткой на желтых волосах, был подавленный вид. Поль смотрела ей в глаза, слегка материнским тоном рассуждая о чем-то ободряющем. Она с горячностью обратилась к Франсуазе:

– Ведь правда, что в театре никакие таланты не помогут, если нет смелости и веры?

– Безусловно, – ответила Франсуаза.

Вопрос был не в том, и Инес это прекрасно знала, но все-таки, похоже, немного успокоилась.

– Я пришла к вам с просьбой, – начала Франсуаза. Она почувствовала, что краснеет, и рассердилась на Пьера и на Ксавьер. – Если вам это хоть в малейшей мере неприятно, непременно скажите мне, но нам доставит огромное удовольствие, если вы согласитесь что-нибудь станцевать.

– Я с радостью, – ответила Поль, – но только у меня нет ни музыки, ни аксессуаров. – Она улыбнулась, извиняясь. – Теперь я танцую с музыкой и в длинном платье.

– Наверное, очень красиво, – сказала Франсуаза.

Поль в нерешительности посмотрела на Инес.

– Ты можешь аккомпанировать мне в танце машины? – попросила она. – А домработницу я исполняю без музыки. Только вы ведь это уже знаете?

– Неважно, мне очень хотелось бы снова увидеть, – сказала Франсуаза. – Вы так любезны, я выключу проигрыватель.

Ксавьер с Пьером с заговорщицким видом с интересом следили за ней.

– Она согласилась, – сказала Франсуаза.

– Ты отличный ходатай, – заметил Пьер.

У него был до того простодушно-счастливый вид, что Франсуаза удивилась. Устремив глаза на Поль Берже, Ксавьер с восторгом замерла в ожидании: именно эту детскую радость отражало лицо Пьера.