Гостиница - [54]

Буква была слишком велика для Мальчика. Она нависала над ним и подавляла. Видимо, слепящий свет прожектора усиливал эффект. Мальчик растерянно посмотрел на развлекающуюся компанию.

Атаман просиял, заметив его растерянность.

— Впечатляет?!.. Мое изобретение, — гордо признался он. — Великий символ Сущего… Великий, вечно неизвестный «икс» Бытия… «Икс — хромосома», порождающая нас в недрах этих телок… Символ Бытия, вечно перетекающего в Небытие… Мы настолько привыкли к нему, что не замечаем, как от рождения до смерти распяты на этом «иксе»… А если даже русское «Ха», то все равно: хрен — корень жизни и вечная насмешка бытия: ха-ха-ха… И имя Христа не случайно начинается с этой буквы…

— Глубокомысленно, — согласился Мальчик.

— Ну, так что выбираешь, — осклабился атаман. — Кота или Хреста?..

— Отпусти кота, — еле слышно прошептал Мальчик, которого вдруг охватило ощущение нереальности, театральности происходящего. Оно выходило за все мыслимые пределы его здравого смысла.

— Не слышу, — довольно усмехнулся атаман. — Язык от страха проглотил?

— Отпусти кота! — громко и звонко повторил Мальчик, ощущая, что происходящее сейчас выходит далеко за рамки судьбы несчастного кота. Сейчас уже дело в нем самом, а не в коте… Хотя все это не может происходить на самом деле…

— Правильно ли я понял, что ты согласен занять место кота на распятии? — уточнил атаман, пристально, без улыбки глядя на Мальчика.

— Да, правильно, я согласен занять место кота на распятии, — четко подтвердил Мальчик, глядя в глаза своему противнику.

— Что ж, — кивнул тот, — коты тебя не забудут… Приступаем!.. Ну!..

Пацаны бросились к деревянному «иксу», и только тут Мальчик, уже привыкнув к яркому свету, обратил внимание на металлические кольца, укрепленные на четырех концах буквы «Х», и на свисающие с них толстые, длинные веревки.

Пацаны, опасливо поглядывая на него, подтолкнули Мальчика спиной к Хресту, накинули на запястья и лодыжки веревочные петли, затянули их (Мальчик наблюдал за этими странными манипуляциями с таким любопытством, как будто это происходило не с ним) и стали натягивать вторые концы веревок, протянутые через кольца. Все это очень ловко, словно всю жизнь только тем и занимались, что распинали эликов. Мальчик почувствовал, как его руки и ноги разъезжаются в стороны, а самого его тянет назад. Это было неудобно и унизительно. Мальчик, будто опомнившись, напрягся, пытаясь сопротивляться, но его с силой ударило о крестовину спиной так, что он чуть было не прикусил язык, но только гыкнул и глубоко вздохнул, выравнивая дыхание. Петли врезались в запястья под тяжестью его тела.

Пацаны тут же вскочили на табуретки, стоявшие рядом, и обмотали концами веревок руки от запястья до локтя и обратно, закрепив оставшиеся концы на кольцах. Нечто подобное было проделано и с ногами. Кто-то сзади перекинул веревку на уровне его бедер и туго притиснул их к скрещению деревянных брусьев.

Было похоже, что операция окончена. Пацаны отступили в стороны, открывая свободу обзора своему повелителю, но не уходили, словно ожидая дальнейших указаний.

Тот оценивающе осмотрел произведение своих подручных и покачал головой.

— Нет, не годится, — скривил он губы. — Мессия в шортиках и задравшейся спортивной майке — смешно… Раздеть!

Пацаны набросились на Мальчика, и он вмиг оказался голым.

— Вот это другое дело, — кивнул атаман, — вздувшаяся кожа, напряженные мышцы, искаженное в муке и тоске лицо (оно еще впереди) — это то, что нужно для истории и истерических фанатов. Делая мессию, надо соблюдать каноны образа. Фанаты не примут слишком много нововведений…

— Отпусти кота! — прорычал с х-реста Мальчик, не узнавая собственного голоса.

— Ах, да! Чуть не забыл! — всплеснул руками атаман. — Однако, прошу заметить, что ситуация вовсе не понуждает меня делать это… Ты сам, добровольно отдался мне в рабство, пожалев этого ничтожного кота… Раб — не человек. И обещания, данные ему, не имеют ни моральной, ни юридической силы… Любовь и жалость как основная компонента любви делают человека рабом, а потому не могут быть основой мессианского учения. Тут и Христос свалял дурака, и ты оказался таким же лопухом. В результате и ты, и кот, за чье освобождение ты так самозабвенно боролся, в моей власти… А могло бы быть иначе… Впрочем, нет — не могло бы. Для этого нам следовало бы поменяться местами, а на это мы не способны, даже если захотим… Ты подумай тут на хресте, почему испокон веку человечество делится на тех, кого распинают, и на тех, кто распинает, практически не перемешиваясь. Зачем это человечеству и на кого оно ставит?.. Хотя сомневаюсь, что тебе будет до философских размышлений. Ты свое время упустил… Ладно, победителю должно быть великодушным, посему я не буду так уж явно макать тебя мордой в дерьмо, оставив кота подыхать на этом хресте или выпустив ему кишки…

С этими словами атаман вынул из кармана складной нож и каким-то приспособлением от него аккуратно повыдергал гвозди из кошачьих лап.

Кот только слабо дергался при этом.

— Морду, — напомнил Мальчик с хреста, — С голоду помрет.

— Все равно не жилец, — махнул рукой атаман. — Впрочем, пусть расскажет кошачьему миру о своих приключениях. Будет кошачьим мессией…