Гость из леса. Повесть - [21]
- Подумаешь, цыплёнок! - сказала Майя.
- Это ты тёте Клаве скажи… - рассмеялся Виталька и недоверчиво взглянул на неё, - Откуда ты всё это знаешь?
- У неё дед - учёный, - подсказал Гришка. - Ученый профессор по птицам.
- Таких не бывает, - не поверил Виталька.
- Бывают, - улыбнулась Майя.
- Скажешь, и профессор по змеям есть?
- Есть.
- И по рыбам?
- И по рыбам!
- И по муравьям? И по паукам? И по мухам? - не унимался Виталька. Ухмыляясь, он то смотрел на девочку, то на ребят, будто приглашая их принять участие в этом споре. Однако приятели помалкивали.
- Ты, Виталька, тёмный человек, - сказала Майя. - Неужели вас в школе ничему не учат?
- Мы и сами с усами, - только и нашёлся что ответить на такой выпад Виталька. Ухмылка исчезла с его лица. Он даже подумывал, не пора ли рассердиться на эту настырную девчонку, которая разговаривает, как учительница. Останавливало его лишь непонятное, упорное молчание Романа и Гришки. Они как воды в рот набрали.
А девчонка, отвернувшись от него, уставилась в упор на приятелей. И опять они зашныряли глазами по дороге, будто потеряли там чего-то. Мяч вовсю гоняли малыши.
- У бабушки Пивоваровой действительно завёлся домовой, - сказала Майя.
- Я же говорил, - промычал Гришка, старательно рассматривая большой палец ноги. Он даже пошевелил им.
- Современный такой домовой, - невинно глядя на них, продолжала Майя. - Забрался на крышу, пристроил над крыльцом фанеру с сосновыми шишками, а когда мы вышли с дедушкой, дёрнул за верёвку, привязанную к этой фанере…
- И птичьего профессора напугал? - хихикнул Виталька.
- Я бы попросила тебя более уважительно отзываться о моём дедушке, - смерила его уничтожающим взглядом Майя, как она это умела делать. - Он никакой не птичий профессор… - Взгляд в сторону Гришки. - И не учёный профессор… А профессор-орнитолог.
- У нас тут министр лесного хозяйства был, - похвастался Гришка. - Я ему из колодца холодной воды достал. Он пить захотел.
Это заявление не произвело никакого впечатления на девочку.
Пропустив Гришкины слова мимо ушей, она ровным голосом продолжала:
- А потом… домовой… вот ещё какую штуку придумал: взял из курятника двух глупых куриц и петуха и спустил их через дымоходную трубу прямо в печку… Хорошо, что её сейчас не топят, а то получились бы цыплята-табака…
- Табака… - повторил Гришка. - Это в том смысле, что, будь печка горячая, их дело было бы табак?
- Вот именно, в этом смысле… - улыбнулась Майя.
Виталька, соображающий что к чему, с любопытством прислушивался к этому разговору. Он и сам не раз участвовал в подобных вылазках…
Ранней весной мальчишки ночью устроили точно такой же куриный концерт первой ябеде в школе Машке Кошкиной. Так её мать на самом деле поверила, что это сделал домовой…
А придумал эту штуку Роман Басманов.
- У тебя брюки порваны, - заметила глазастая Майя. - Случайно, не за палисадник зацепился?
- А ты что, зашить хочешь? - улыбнулся Роман. - Пожалуйста.
- Тебе - нет, - сказала Майя.
Футбольный мяч подкатился к Роману. Он встрепенулся, что есть силы поддал его босой ногой и смеющимися глазами посмотрел на Гришку.
- Ты веришь в домовых? - спросил он.
- Раньше верил, а теперь нет, - нашёлся хитрый Гришка.
- А ты? - метнул Ромка быстрый взгляд на Витальку.
- В домовых только старухи верят, - усмехнулся тот.
- Над вами кто-то другой подшутил, - улыбнулся Роман.
- Интересно, кто же? - прищурилась на него Майя.
- Может, курицам холодно стало - и они сами в печку забрались? - спросил Гришка.
- А шишки из леса ветром принесло? - в тон ему ответила Майя.
- Мало ли чудес бывает на свете, - сказал Роман и припустил за мячом, которым опять завладели малыши.
10. КОГДА УМИРАЮТ ДЕРЕВЬЯ
Рассвет над Погарином занимается в половине четвёртого. Над Медницким Бором играют-полыхают зарницы, потом вымахивает первый рассеянный солнечный луч и, будто факелы, зажигает одну за другой вершины елей и сосен. А когда огромное красное солнце поднимется повыше, над рекой Уклейкой тает сизоватый туман, лишь над глубоким Чёрным озером он ещё долго стоит. И в утренней тишине звучно взбулькивают большие чёрные окуни, да ещё слышно, как шумят на берегу высокие сосны.
Негромко плещет весло, шуршит прошлогодний камыш, раздвигаемый резиновой лодкой. Перегнувшись через влажный выпуклый борт, человек в брезентовой куртке и охотничьих сапогах начинает вымётывать сеть. Белые пенопластовые поплавки один за другим уходят в зеленоватую озёрную глубину…
Другой человек, с ружьём в руках, крадётся по бору к глухариной ночёвке. Огромные птицы укрылись среди ветвей и дремлют. Вот человек осторожно отодвигает вершину молодой ёлки, поднимает двустволку… Беспокойно вертит красноглазой головой мать-глухарка, чуя неладное. Она уже раскрыла клюв, чтобы предупредить об опасности весенний выводок, но поздно: гремит выстрел, и тяжёлая птица камнем падает вниз, ломая тонкие сучки, а птенцы ошалело разлетаются в разные стороны. Ещё выстрел - и молодой глухарь с перебитым крылом ударяется о ствол и зарывается в зелёный мох. Волоча окровавленное крыло, он пытается скрыться в ельнике, но охотник тут как тут…
Нет жалости в сердце браконьера ни к чему живому. Озираясь по сторонам и прислушиваясь, крадётся он по лесу, готовый сразить наповал всё, что попадётся на его пути. Не знает и меры браконьер: сколько ни возьмёт в озере рыбы, всё ему мало, сколько ни настреляет дичи - не остановится. Дай ему волю, он вокруг истребит всё живое…
