Госпожа Рекамье - [53]

Г-жа де Буань, вот она — та подруга, что могла утешить ее лучше всех. Ее слова были в равной степени разумны и проникновенны. Плутовка так хорошо ее понимала! Она одна догадалась, чего недоставало браку, известности, образу г-жи Рекамье. Г. Сама г-жа де Буань скромно довольствовалась своим показным брачным союзом. Но Жюльетта, могла ли она даже подумать, что ей будет этого довольно? Забьется ли наконец однажды ее сердце? Будет ли занята ее душа чем-то иным, кроме мягкого и уверенного отражения женской дружбы, семейных или светских приличий и обязанностей? Кто знает…

Пока же спокойной рукой она запечатывает свои письма испанским воском, и на нем остается оттиск краткого и красноречивого девиза, который она себе выбрала: «Nulle dies sine nebula». Для красавицы из красавиц не бывает дня без туч… Но в ее возрасте небо не бывает вечно хмурым…

Коринна, торжествующая узница…

Жюльетта переживала нелегкие времена, и это сказалось на ее здоровье. В марте она уехала из Парижа, чтобы провести немного времени не в Анжервилье, у г-жи де Кателлан, а в Силлери, в Шампани, в чудесном поместье Жанлис, у Пульхерии де Баланс, младшей дочери знаменитой воспитательницы, которая, как и ее муж, поддержала Империю. Пульхерия была старше Жюльетты на одиннадцать лет, ровесница г-жи де Сталь, и хотя авангардистская система воспитания ее матери не сделала ее образцом добродетели, она развила ее живой ум и общительность, делавшие ее обворожительной.

Пульхерия возобновила совместную жизнь с мужем и к сорока годам остепенилась, не утратив ни обаяния, ни привлекательности «брюнеточки» (прозвище, данное ей г-жой де Жанлис) с колким темпераментом. В прежние времена Пульхерия сталкивалась с г-жой де Сталь на сложной почве любви: вторая увела у первой Матье, та отомстила, отбив у нее Риббинга, шведского «красавца-цареубийцу», а потом Адриана де Мёна. Добавим для полноты списка, что они делили между собой благосклонность епископа Отенского… Неудивительно, что г-жа де Сталь оскорбилась тем, что Жюльетта предпочла общество неунывающей Пульхерии тяжелой атмосфере Мелена.

У г-жи де Сталь были неприятности: она только что купила замок Серне, под Франконвилем, не имея возможности приобрести замок Акоста у его хозяев, Кастеллане, и всё это с упорной, хоть и иллюзорной мыслью быть поближе к Парижу. Но она не получила позволения жить там: 8 апреля ей было приказано выехать за сорок лье от столицы… Как обычно, она попыталась получить отсрочку… Однако Фуше слишком часто шел ей навстречу, так что его господин призвал его к порядку, узнав в Польше от своей контрполиции, что баронесса из баронесс упорно наведывается тайком в Париж. Г-жа де Сталь хотела присутствовать при выходе «Коринны», но после 25 апреля была вынуждена смириться и выехать в Коппе.

«Коринна» была откровенным успехом: автор был узнан под (приукрашенными) чертами поэтессы и мыслительницы, чьему гению подчинено всё произведение. Коринна, как до нее Дельфина, сталкивается с обществом и погибает. Но Коринна обладает всеми свойствами таланта и умственного превосходства. Ее метания между любовью к молодому англичанину-конформисту и творческой независимостью, ее одиночество, ее несчастье нашли возвышенный отклик, облагороженный ее духовным превосходством. Коринна — тоже героиня романтического типа, и первые читатели узнали в ней, как в «Атале», «Рене» или «Валерии», стилизацию и выражение их собственной чувственной жизни… К этому наверняка добавился ореол преследований, жертвой которых стала г-жа де Сталь. Вся Европа читала «Коринну» и восторгалась как героиней, так и автором. Гёте тепло поздравил ее.

А Наполеон пришел в раздражение: действие романа происходило в основном в Риме, главными героями были англосаксы, сама Коринна была наполовину англичанкой, наполовину итальянкой, и ни слова о французах, об их завоеваниях, присутствии в Италии, ни слова о нем! Для него эта книга была полной дребеденью, он не имел никакого желания отождествлять себя с хилыми мужскими персонажами, ему была отвратительна эта женщина, что портрет, что оригинал, чтобы ноги ее больше не было ни в Париже, ни во Франции, ни под каким предлогом, пусть запрется в своем Коппе, он даже слышать о ней не желает!.. Надо отдать ему должное: на Святой Елене он признает, что г-жа де Сталь была наделена большим талантом. Жаль только, самой ее тогда уже не было.

По выходе своего «бестселлера» г-жа де Сталь получила еще один отрицательный отзыв — от Проспера де Баранта, который не обрадовался, узнав себя частично под чертами Освальда, молодого англичанина, так мало любившего Коринну. Как наивен милый Проспер! Разве он не знал, что любой писатель, желает он того или нет, — людоед? А г-жа де Сталь, надо отдать ей должное, была в этом плане не самой циничной.

Ее простодушие и безрассудство порой завораживали. От выхода своей книги она ждала смягчения своей тягостной участи, совершенно не сознавая, что ее успех работал против нее!

Жюльетта это прекрасно понимала, однако отправила книгу Шанманьи, бывшему тогда министром внутренних дел, с которым сохранила хорошие отношения и который был ей обязан спасением своего ребенка, когда тому грозила потеря зрения после несчастного случая.