Госпожа Мусасино - [7]
О-Хама часто приходила к Томико, изливала тоску по умершему сыну. Конечно, не должен был этот тихий ребенок решиться на такое. По ее словам выходило, что «сговорились эта бесстыдница со своим офицером-то» и «своим ножом и убили ее сыночка в доме-то ентом».
Было немного странно, что О-Хама повадилась приходить к Томико и говорить с ней о сыне.
— Госпожа очень жалела его, — говорила она и снова заливалась слезами, что раздражало Томико. В качестве благодарности за помощь в закупках риса у спекулянтов и колке дров Томико лишь изредка была любезна с Кэндзи. Правда, она знала, в каком виде воспринимались эти любезности, но…
Как мать О-Хама была чувствительна ко всяческим сердечным треволнениям сына по поводу особ противоположного пола, вот почему ее так тянуло к Томико, которой был увлечен Кэндзи.
Однажды Томико пришла поговорить о деле Кэндзи к Митико. С ее стороны желание поведать Митико, всегда далекой от мирских пересудов, городские слухи было любезностью, но нельзя отрицать и того, что втайне она все же ликовала: «Пусть знает, Кэндзи испытывал ко мне особенный интерес!»
Был светлый вечер. Акиямы дома не было, Митико сидела одна на веранде и чинила летнюю одежду мужа. Обычно, когда Томико навещала Митико, последняя не могла избавиться от мысли о превосходстве соседки перед нею. По сравнению с Митико Томико обладала личной собственностью, а к этому материалистическому чувству превосходства добавлялось и то, что у Томико был любовник. Митико, продолжавшая держаться за бесталанного и скучного мужчину — Акияму, на ее фоне выглядела глупо. К тому же Томико никогда не чинила мужнину одежду.
Томико без умолку щебетала, сидя рядом с не перестававшей шить Митико. У Томико была неплохая память, и разговор она вела искусно.
Митико, видимо, впервые слышала о том, что Кэндзи был ослеплен страстью. Сначала Митико лишь изредка вставляла междометия и ничего не значащие фразы вроде «Ну-у!», «Да нет!». Но когда разговор коснулся непосредственно Кэндзи, она резко подняла голову.
Ее лицо стало очень серьезным. Томико, давно подозревавшая Митико в лицемерии, не пропустила эту неожиданную реакцию. Сообразительная женщина, она привыкла строить предположения по поводу других и решила, что Кэндзи выказывал знаки расположения и Митико и что та не была безразличной к ним. Однако Митико, опустив глаза, принялась распарывать шитье, снова вернулась к прежней безразличной позе.
Предположения Томико были наполовину верны, наполовину ошибочны. Митико знала Кэндзи с детских лет. Он был младше ее всего лишь на четыре года, хулиганил в соседней школе и заслужил определенную известность среди девочек-школьниц. И Митико он часто дразнил. Вскоре она поступила в женский университет, а когда вышла замуж и отправилась в Токио, пути молодых людей разошлись. Встретились они снова, когда сгорел их с Акиямой дом и Митико вернулась в «Хакэ», а Кэндзи демобилизовался через год после окончания войны.
Митико удивилась тому, как быстро он превратился в молодого деревенского парня. Однако в коренастой фигуре с толстой шеей, как будто воткнутой в торс, в толстых губах, сомкнутых так, будто он постоянно что-то сдерживал в себе, Митико почувствовала нечто неприятное, отпугивающее. Когда она проходила перед домом Тёсаку, чтобы зайти в дом Оно по каким-то делам, Кэндзи оставлял мотыгу и пристально наблюдал за ней. Вот эта его привычка почему-то раздражала Митико.
Однажды утром она сидела на веранде, что-то делая, неожиданно подняла голову и увидела стоящего напротив Кэндзи, одетого в грязную военную форму. Он произнес какие-то шаблонные слова: «А не нужно ли вам картошки?», а Митико, глядя на него, отчего-то не смогла ответить. Эта картина иногда вставала у нее перед глазами.
Однако эти воспоминания лишь выводили ее из себя. Вот почему, когда перед ее домом впервые появился Цутому, вернувшийся из Бирмы, ей показалось, что это вовсе не Цутому, а Кэндзи, их фигуры были чрезвычайно похожими.
Утро в тот февральский день выдалось теплым. Митико сидела на веранде и неожиданно, оторвав от шитья глаза, увидела в саду одетого в военную форму Цутому. Сначала она поразилась, подумав, а не Кэндзи ли это пришел. Заметив ее растерянность, Цутому засмеялся: «Ноги у меня есть»,[19] и подошел ближе. Ей запомнилось его неестественно смуглое для февральского солнца лицо.
Цутому, как об этом говорилось раньше, был сыном от первого брака покончившего с собой дядьки Митико. Его мать, урожденная. дочь знатного военного семейства, не была такой серьезной и обязательной, как ее муж, и ушла из семьи, оставив ребенка. После того как отец ввел в дом новую жену, Цутому стал обузой и был отправлен в частный пансион при гимназии. На призывной пункт, уже будучи студентом, он отправился скорее с радостью.
Долгое время он не давал о себе знать, а затем неожиданно вернулся. Как потом выяснилось, Цутому попал в плен и много там натерпелся. Он высадился с корабля в Урага
