Господин Ветер - [43]

— Здесь неясно, что первично… Вспоминая, мы вызываем фигуры воспоминаний, или приближение реальных фигур вызывает воспоминания. Видения… — Легкий озноб пробежал по спине Криса: его мысли в очередной раз вернулись к странной колонне грузовиков и «пастуху», которого Галка почему-то не увидела.

«Весенняя кислота, уважаемый суфий, — сказал он сам себе, — теперь расплачивайся».

«Но на Алтае не было ничего такого».

«Ты возвращаешься в места, где сдвинул крышу… На Алтае ты был более цельным. Тебе хватало того что вокруг. Ты даже снов не видел.»

«Но «то, что вокруг» — такая же иллюзия как и сны».

«Однако ты называешь: вот это — сон, видение, а это — реальность. Значит, разделяешь. И после этого ты смеешь говорить, что знаешь истинный путь…»

«Не знаю, чувствую».

«Может, хватит?»

«Ладно, хватит».

— У меня это часто бывает, — сказала Галка.

— Тоже видишь?

— Крис, ты о чем? Я говорю, часто бывает, подумаешь о человеке, которого не видела Бог-знает-сколько, а он вдруг и проявляется.

— У меня тоже. — Крис окончательно освободился от внутреннего диалога. — Это все неслучайно. Иногда не человек, а образ. Как-то на одном московском сейшене заговорили о Сиде Баррете. Об одном из основателей «Pink Floyd».

— Ну да.

— Знаешь, что он был очень толстым и повсюду ходил с мамой, потому что чего-то боялся, одним словом, у него серьезно ехала крыша.

— Да, я даже вроде видела его вместе с мамой в каком-то журнале.

— Ну вот, он все время с ней ходил. А после этого сейшена, меня туда пригласили песенки попеть, я пошел на другой. И там, это собственно не сэйшен был, там поэты стихи читали, я встретил одного поэта, который тоже был довольно толст и пришел вместе с мамой. И даже вроде в дурдоме лежал. Как Сид Баррет. И я подумал: надо же, ведь только что вспоминали Баррета.

— Я и говорю, часто бывает.

— Но это еще не все.

Галка внимательно посмотрела на Кристофера.

— У этого поэта, а я скажу, стихи у него классные, — продолжил он, — было посвящение Сиду Баррету. Поэта, кажется, Щербина зовут.

— Да… А что с ним сейчас? Он вообще жив?

— Щербина? Наверное. Он молодой совсем.

— Нет, Сид Баррет.

— А кто его знает. Кто говорит — умер, кто говорит, что недавно альбом выпустил.

— А я вроде слышала, он живет где-то в деревне, картинки рисует.

— Может. Дай Бог.

— Очень часто гениальность совпадает со странностями.

— Я видел схему. — Крис нарисовал на песке обочины круг. — Вот такую. Это… — Он ткнул ногой в линию. — То, что психиаторы называют нормой. Идеальный гармонично развитый человек. Теперь…

Крис стер часть окружности и нарисовал вмятину. А с другой стороны добавил горб. Получилось что-то вроде перца в разрезе.

— Впуклость — ущерб, выпуклость, — пояснил Кристофер, — продвинутость в той или иной области. А объем этой амебы — он указал на бывший круг, скажем, постоянен. И если в одну сторону слишком большой плюс, то есть гениальность, то с какой-нибудь другой стороны — минус.

— Туфта, — сказала Галка, — ведь может быть вот так.

Она восстановила окружность там, где была вмятина.

— Нет, объем круга сохраняется… И тогда при наличии выпуклости обязательно должна быть впуклость.

— То есть, любой гений ущербен?

— Я так не говорю. Посмотри на меня. — Крис выпятил грудь.

— Ну да, — сказала Галка, — одни выпуклости.

— А если серьезно, ты права. Это всего лишь глупая схема.

Он переместил взгляд и увидел, как похожее на осу насекомое тащит через дорогу мертвого кузнечика. И хотя поклажа по размерам намного превосходила носильщика, он передвигался довольно быстро.

— Смотри.

— У какая! — Галка догнала насекомое, когда оно было уже посреди дороги, и сосредоточенно-методично, словно выполняя важное задание, принялась топать ногой.

— Что ты делаешь?

— Подгоняю.

— Может, оно не хочет. Своими действиями ты нарушаешь гармонию.

— А если его раздавит машина?

— Водитель не видит насекомое… В этом отношении он слеп как судьба. А насекомое не знает о том, что здесь может проехать машина. Твои же действия осознаны. Ты спасаешь того, кто возможно, спасаться не желает.

— Но я… топ… так… топ… хочу.

— Тогда другое дело.

Галка продолжала играть с насекомым, а Крис вдруг вспомнил слова Вити Банджо, причем, воспоминание смешалось с выдуманным образом — Банджо сидел на каком-то старом каменном мосту с гитарой в руках, и говорил: «…Вот, посмотри на жуков, как интересно они устроены. Хитин, он твердый, это защита, но он и хрупкий одновременно… И я такой же…»

В итоге, когда появилась попутка, Кристофер и Галка были по разные стороны трассы. Легковуха, старенькая иномарка неопределенной модели не остановилась и даже не притормозила.

— А может, если бы мы стояли вместе, она остановилась бы, — сказал Крис, — и с нами по жизни произошли бы совсем другие приключения.

— А если без «Если» и без «Бы»! Сам говоришь Бы не Бы-бывает.

Галка вернулась на сторону Криса.

Не остановилась и следующая машина. Затем прошла плотная колонна, из которой лишь первая или последняя машина пригодна для стопа, остальные зажаты между и подчиняются правилам потока. Не остановилась ни первая, ни последняя. Затем — машина, в которой Крис увидел улыбающуюся рожу Махмуда: «Смотри, Галка, шаманы уже застопили!». Крис помахал шаманам рукой. Затем зеленый микроавтобус, который уже издали стал притормаживать и мигать поворотником. В кабине сидели два крепких, бородатых мужика, в энцефалитках и фуражках. «Лесники, однако. Или геологи», — после общения с шаманами некоторые мысли Криса обретали соответствующую словесную форму. Оказалось, ни то ни другое — пасечники. И в салоне не было ничего, кроме двух алюминиевых бидонов, запасного колеса, троса и чудесного, упоительного запаха цветов, воска и меда. Крис положил рюкзак возле стены на ребристый металлический пол. Неплохое сиденье на двоих — можно ехать и смотреть в маленькое окошко напротив как в телевизор, где показывают бесконечный абстрактный мультик — мелькание веток на фоне белого неба.