Господин мертвец - [14]
А Адмор все продолжает орать, чтобы незнакомцы поторапливались. Кто, мол, желает быть вторым.
Мы все стояли и сопели в две дырочки. Смотрели, значит, то на Адмора, то на появившегося откуда-то цыпленка, который, видимо, решил, что главное действующее лицо в этой пьесе — он. Все мы были сами как подстреленные, в дымке. Я не смотрела Адмору в глаза. И без этого я знала, что они похожи на два крошечных истребителя. Вместо этого я пялилась ему на ноги. Он их расставил, как беременная утка.
У Адмора, конечно, взрывной характер. Но мало у кого из нас он лучше. Тут в окру́ге все такие. И этого не поправишь. Такая у нас натура.
Я так и не сказала Адмору, что эти парни… Ну в общем, несмотря на то, что они вызывали подозрение своими неместными номерами и тому подобным, были на самом деле весьма любезны. Если честно, настолько любезны, что даже заплатили нам за неудобства. Фактически мы получили месячную плату за жилье. И эти деньги принадлежат нам на законных основаниях. Мы честно их заплатим за жилье.
Я думала об этом всю ночь и даже утром. Прокручивала, значит, раз за разом в голове. Снова и снова. От этого у меня образовалось забавное чувство. Я бы даже сказала, нехорошее. Видимо, его и называют чувством вины. Шевелилось, одним словом, где-то у меня внутри — сосущее такое, так и тянуло за душу. Мне даже стало дурно. Надеюсь, Адмор был прав, что подстрелил этого парня. И еще надеюсь, что я правильно сделала, что все ему рассказала. Потому что единственный способ отбить у другого охоту тебя использовать — это отбить ее навсегда. И это всем известно. Иначе тебя тут же возьмут за рога, и ты успеешь лишь крикнуть: «Почему именно я?» Кто и сколько отобрал у нас на этот раз — вопрос, конечно, спорный. Может статься, что и ничего. От этого вопроса мне как раз и делается дурно. Все слишком уж запутано. Я думаю, все дело в том, что я люблю быть центром внимания. И мне понравилось, когда меня снимали. Теперь мне так и хочется увидеть, как же я выгляжу на пленке.
ПОДЛИННОЕ Я
ЕСТЬ ОДНА ИГРА, которая стоит того, чтобы в нее сыграть. Как и того, чтобы воспринимать ее всерьез. Это особая игра. И для нее существуют особенные дни (точнее, ночи), когда все тихо и спокойно. Именно так я это представляю. И от этого у меня учащается дыхание, по телу пробегает нервная дрожь и хочется сбежать с работы на час раньше. Приходится многим жертвовать. Оно того стоит. Это весело. А также эксцентрично, непристойно и весьма цинично.
Затягиваюсь сигаретой. Боже, это комната великолепна. Интересно, о чем думал архитектор. Моя жизнь проходит в перевернутом корыте. Хоть утопии.
Ночь выдалась теплой. Это последняя сигарета. Затягиваюсь. Выпускаю дым. Может, шампанского? Нет, лучше оставить это на потом: пусть станет кульминацией всего. Или все же «да»? Да, да, да, да! Сию секунду. Мне необходимо сейчас же ощутить живительную пену. Выдающиеся люди всегда держат в холодильнике бутылку на случай, если в их дверь вдруг постучится непредвиденное: хандра, любовная интрижка или торжество. Разве тут предугадаешь.
Кто скажет тост? Вот перед вами этот болезный мужчина, который, даже несмотря на сотни недостатков, не потерял вкуса к жизни. Мы… любим тебя.
О, благодарю вас. Очень мило с вашей стороны. А теперь хватит на меня пялиться. Займитесь своими делами. Я сейчас приду.
Не уходи. Побудь с нами.
Мне надо. Это срочно.
Захожу к себе в комнату, беру ножницы. Вальсирую с ними до игровой, то есть до ванной. Взгляд в зеркало. Ты — настоящий мужчина. Совсем недурственно. Спасибо. Всегда пожалуйста. Теперь избавься от трусов. К черту, к черту, к черту. Смотри-ка, а внизу-то — член. Кто им сегодня будет ужинать? Тот, у кого хороший аппетит, я полагаю. Отрежем у трусов промежность и спустим их пониже, на бедра. Теперь это не трусы, а юбка. А ты — танцор румбы. Задай всем жару, дружище! А вот и волосатенькие яички. Висят и ждут внимания. Вот и мы! Хоть кто-нибудь нас сегодня пощекочет? Эй вы, на заднем ряду, заткнитесь.
О, это так жестоко.
Так уж и быть, ребятки, давайте хорошенько вас почешем. А то я вас совсем забросил. Я вас по-прежнему люблю. А теперь прощайте.
Спасибо, Господин.
Намажем рот губной помадой. Очень сочно. В каждое ухо вденем по сережке (большие кольца). Теперь очередь накладных ресниц. Наклеиваем и кладем немного туши. Капельку румян. Застегиваем лифчик. Готово.
Красота — страшная сила.
Берем лассо.
(Театрально, с явным равнодушием.) Ты выглядишь потрясающе, дорогая. Но, знаешь, я слишком устал за день. Я просто не в состоянии никуда идти. (Зевает.) Боюсь, что тебе придется наслаждаться свиными отбивными в одиночестве, если тебе действительно так сильно надоело сидеть одной в четырех стенах.
(Засовывая руки в карманы. С раздражением.) Неужели? А я считаю, что ты лишь притворяешься домоседом, а сам изменяешь мне на стороне.
Не будь идиоткой. (Делает рукой отмашку). Я люблю только тебя. Ты — мое все. Мой молот и наковальня. Все существа на Земле меркнут в сравнении с тобой. Есть только ты. (Слюнявит указательный палец и выводит в воздухе слово «ТЫ»).
(Складывая руки на груди.) Могу поспорить, что у тебя есть кто-то на стороне. И этот кто-то сейчас ждет в условном месте, пока ты подашь ему сигнал, три раза включив и выключив свет.
Может ли обычная командировка в провинциальный город перевернуть жизнь человека из мегаполиса? Именно так произошло с героем повести Михаила Сегала Дмитрием, который уже давно живет в Москве, работает на руководящей должности в международной компании и тщательно оберегает личные границы. Но за внешне благополучной и предсказуемой жизнью сквозит холодок кафкианского абсурда, от которого Дмитрий пытается защититься повседневными ритуалами и образом солидного человека. Неожиданное знакомство с молодой девушкой, дочерью бывшего однокурсника вовлекает его в опасное пространство чувств, к которым он не был готов.
В небольшом городке на севере России цепочка из незначительных, вроде бы, событий приводит к планетарной катастрофе. От авторов бестселлера "Красный бубен".
Какова природа удовольствия? Стоит ли поддаваться страсти? Грешно ли наслаждаться пороком, и что есть добро, если все захватывающие и увлекательные вещи проходят по разряду зла? В исповеди «О моем падении» (1939) Марсель Жуандо размышлял о любви, которую общество считает предосудительной. Тогда он называл себя «грешником», но вскоре его взгляд на то, что приносит наслаждение, изменился. «Для меня зачастую нет разницы между людьми и деревьями. Нежнее, чем к фруктам, свисающим с ветвей, я отношусь лишь к тем, что раскачиваются над моим Желанием».
«Песчаный берег за Торресалинасом с многочисленными лодками, вытащенными на сушу, служил местом сборища для всего хуторского люда. Растянувшиеся на животе ребятишки играли в карты под тенью судов. Старики покуривали глиняные трубки привезенные из Алжира, и разговаривали о рыбной ловле или о чудных путешествиях, предпринимавшихся в прежние времена в Гибралтар или на берег Африки прежде, чем дьяволу взбрело в голову изобрести то, что называется табачною таможнею…
Отчаянное желание бывшего солдата из Уэльса Риза Гравенора найти сына, пропавшего в водовороте Второй мировой, приводит его во Францию. Париж лежит в руинах, кругом кровь, замешанная на страданиях тысяч людей. Вряд ли сын сумел выжить в этом аду… Но надежда вспыхивает с новой силой, когда помощь в поисках Ризу предлагает находчивая и храбрая Шарлотта. Захватывающая военная история о мужественных, сильных духом людях, готовых отдать жизнь во имя высоких идеалов и безграничной любви.
Герои романа выросли в провинции. Сегодня они — москвичи, утвердившиеся в многослойной жизни столицы. Дружбу их питает не только память о речке детства, об аллеях старинного городского сада в те времена, когда носили они брюки-клеш и парусиновые туфли обновляли зубной пастой, когда нервно готовились к конкурсам в московские вузы. Те конкурсы давно позади, сейчас друзья проходят изо дня в день гораздо более трудный конкурс. Напряженная деловая жизнь Москвы с ее индустриальной организацией труда, с ее духовными ценностями постоянно испытывает профессиональную ответственность героев, их гражданственность, которая невозможна без развитой человечности.