Господин маг - [23]

– Окажите любезность, почтенный, – несмотря на вежливость слов, произнесены они были с развязной интонацией, – я кадет академии магии, отобран два дня назад, – небрежно коснулся двумя пальцами знака на груди, после чего скромно улыбнулся, – а был приказчиком в мануфактурной лавке в Песте, откуда и прибыл своим ходом. Надо бы в вашей конторе доложиться. И получить, что там кадету положено. Не подскажете, к кому обратиться?

Одновременно с этим Петя небрежно закрутил между пальцами серебряную монету в двадцать пять копеек. Четвертака было жалко, но, оценив общий вид будочника, решил, что лучше раскошелиться. В его родном Песте хватило бы и пятиалтынного, но в губернском городе негласные расценки наверняка выше. И на двугривенный этот нижний полицейский чин может и обидеться. Или сделает вид, что обиделся. Тогда придется платить больше. А четверть рубля – все-таки сумма, особенно для столь скромно одетого юноши. Должен служивый это понимать. В том, что возьмет и пропустит, Петя не сомневался. Зря он, что ли, приказчиком назвался? И не просто назвался, а облик соответствующий принял. Ведь подношение не только дать надо, главное, чтобы его приняли. У дворянина или интеллигента этот служивый деньги, скорее всего, не взял бы. Побоялся. И со страха не только прогнал бы, но и крик поднял о попытке дачи ему взятки при исполнении. Зато на торговых людей у полицейских и прочих чиновников один рефлекс – хватательный. Веками сформированная традиция и негласные тарифы. То есть одни – дают, другие – берут, но и те и другие – не борзеют. Вот Петя на глаз и определил цену прохода в двадцать пять копеек.

Не ошибся. Четвертак в ладони будочника как-то сам собой растворился, а тот благожелательно хмыкнул:

– Ну дела! Из приказчиков в маги… Так тебе, ваше благородие, – обращение было произнесено с непонятной интонацией: в ней и ирония, и покровительственные нотки проскакивали, но и уважение тоже присутствовало, – в шестой кабинет для начала обратиться надо. К его благородию Клюквину Аркадию Ивановичу.

Петя выразил восхищение осведомленностью будочника и пошел, куда послали. В том, что охранник на входе прекрасно знает всех работающих в Княжьем доме чиновников, он не сомневался. В таком месте абы кого не поставят. Ему по должности всех знать положено. А что вид простецкий, так Петя и сам роль отыгрывает. Хорошо знакомый ему образ, но все-таки образ.

За подсказку, в какой кабинет идти, Петя был благодарен. Даже четвертак не так жалко стало. Ибо в казенном доме на дверях никаких табличек не оказалось, и понять, кто где сидит и чем занимается, постороннему человеку было бы невозможно. Людей в коридоре также не наблюдалось, все работают на своих местах. Как-то так во все времена получалось, что чиновники от простого народа отгородиться старались. Согласитесь, положение, когда ты кого-то сам вызвал, куда приятнее, чем когда к тебе в кабинет кто-то незнакомый ломится, да еще с претензиями.

Шестая дверь от пятой и седьмой внешне ничем не отличалась. Вот двенадцатая была сделана из более дорогого материала, там какой-то начальник сидит. И даже надпись есть: «Надворный советник Пупкин А. С.». То есть уже «высокоблагородие». А вот чем занимается, посетитель сам знать должен. Хорошо, что Пете пока в шестой, и имя-отчество ему будочник подсказал.

Решительно, но негромко постучав в дверь, Петя сразу же ее приоткрыл, проскользнул внутрь и прикрыл за собой. И немного растерялся, так как столов в комнате оказалось несколько, и сейчас на него поднялись сразу три пары одинаково строгих глаз. Почти одинаково. Один взгляд скользнул по знаку, и в нем легкая насмешка отразилась.

– Я к его благородию Клюквину, – слегка поклонился Петя, повернувшись именно к тому, кто усмехнулся. – Это вы?

– Почему не в приемный час? Не помню, чтобы я вам назначал, – сказано было с сарказмом, но продолжить: «Выйдите немедленно!» – Петя ему не дал.

– Назначали, ваше благородие. Мне его высокоблагородие господин опричник Трифонов велел, как в Путивль приеду, сразу вам доложиться. Что я и делаю.

Говорил вроде вежливо и даже робко, но с напором. Сложное сочетание, но у Пети получилось. Похоже, удачно, так как чиновник сразу же с ответом не нашелся.

– Господин Трифонов говорил, что в этом году из Путивля в академию магии я уже пятый кадет. Если он больше никого в Жатске, Лугах или Стерне не найдет. А мне до вас доехать самому поручил. Сказал, что дальше вы, Аркадий Иванович, все сами сделаете. И на довольствие поставите, и подъемные с прогонными выдадите, и в академию отправите…

По мере перечисления списка дел лицо чиновника делалось все более мрачным:

– Вот ты понимаешь, что ко мне в неурочное время пришел, а сам столько дел перечислил! Я теперь, по-твоему, все бросить должен и тобой заниматься? А я здесь, ты думаешь, груши околачиваю?

– Никак нет, ваше благородие, как бы я такое подумать мог? – Раскаяния в голосе у Пети не было ни на грош. – Но и вы меня поймите. Один, в незнакомом городе, в дороге совершенно поиздержался. А мне что-то есть и где-то ночевать надо, не говоря о том, что в академии занятия скоро начинаются, а я еще здесь, а не там.