Господин Ганджубас - [9]

Это было круто. Десятки смущенных и заинтересованных докторов, сестер и студентов окружали мою койку и относились ко мне чрезвычайно любезно и внимательно. Они давали мне лекарства и проводили обследования. Несколько раз в день мне измеряли температуру и, как ни странно, иногда оставляли одного с термометром, поэтому я снова мог нагнать себе температуру. Иногда я украдкой бросал взгляды на чрезвычайно объемистые папки документов с надписью, довольно обидной, «Только для медицинского персонала». Во мне проснулся искренний интерес к медицине и еще более искренний интерес к медицинским сестрам. Думаю, эрекции у меня бывали и раньше, но я как-то не соотносил их с тем, что, вожделея, пялился на женщин. А теперь соотносил, хотя по-прежнему не осознавал, что эти ощущения напрямую связаны с продолжением человеческого рода.

Несколько недель эрекций и таблеток — и мне снова все надоело. Захотелось домой — играть в конструктор. Я перестал нагонять температуру и жаловаться. К сожалению, в те дни попасть в больницу, как и сейчас в тюрьму, было гораздо легче, чем выйти оттуда. Томясь желанием поскорее выписаться, я потерял аппетит. Специалисты радостно записали в карточку очередной симптом и принялись над ним размышлять. В конечном счете после нескольких десятков литров энергетического напитка «Люкозэйд» ко мне вернулся аппетит, я пошел на поправку, и меня выписали. Моя первая афера была позади.

Пабов в Южном Уэльсе было больше, чем церквей, а шахт больше, чем школ. Меня направили в среднюю школу Гарв, что на валлийском значит «грубый». Это слово вряд ли можно отнести к жителям Южного Уэльса — скорее к уэльскому рельефу. Это была старомодная начальная школа для мальчиков и девочек на самой окраине долины. От моего дома до школы было семнадцать километров, которые я весело проезжал за сорок пять минут на школьном автобусе. Я часто видел, как по школьному двору гуляют овцы, иногда пытаясь зайти попастись в классные комнаты.

Я прошел краткий вводный курс в жизнь, выучил первые уроки неформального учебного плана уэльской школы. Мне объяснили, что если с толком пользоваться эрекцией, то семяизвержение приносит сильное удовольствие. И что, направив семя в нужном направлении, можно сделать детей. Мне досконально объяснили технику мастурбации. Я пытался овладеть ею в уединении своей спальни, правда пытался. Снова и снова. Ничего. Это было просто ужасно. Меня не трогало, обзаведусь ли я детьми. Просто хотелось кончить, как все остальные, и вот досада: ничего не получалось. И еще я понял, что, если человеку суждено с чем-то обломаться, пусть уж лучше это будет онанизм.

Я прекратил царапаться и драться, отчасти потому, что потерял сноровку, то есть били меня, отчасти потому, что не выносил физического контакта с мальчиками. Медсестры меня испортили. Да благословит их Господь!

Взаимная мастурбация на спортивных занятиях и уроках физкультуры была делом обычным, а мысль о том, что меня вынуждают принять в этом участие и обнаружить свой недостаток (показать, что я не могу кончить), вселяла ужас. Я знал, что познания в медицине меня не подведут. Я очередной раз нагнал себе температуру и придумал загадочную болезнь, из-за которой меня полностью освободили от физической нагрузки в школе. В глазах одноклассников я тут же превратился в заучку, хуже того — в девчонку, как меня нередко обзывали. Из-за способности хорошо справляться со школьными экзаменами я прослыл зубрилой, что в общем-то было не лучше. Жизнь шла не так, как мне того хотелось: девочки не обращали на меня внимания, а мальчики надо мной потешались. Нужно было все в корне менять.

Элвис Пресли вряд ли страдал моими проблемами. Я без конца смотрел фильмы с его участием и слушал его пластинки. Читал про него все, что мог достать. Копировал его прическу, пытался выглядеть как он, говорить его голосом, ходить его походкой. Ничего не выходило. Но потом стало получаться, или мне просто так казалось. Как-никак, я был стройный, высокого роста, с темными волосами и толстыми губами; и когда старался держаться прямо, у меня даже пропадали сутулость и пузо. Еще с шестилетнего возраста я два раза в неделю брал уроки игры на фортепьяно в соседнем доме. Как-то утром, к великому удивлению родителей, я прекратил репетировать «К Элизе» и «Лунную сонату» и направил свои таланты на четкое исполнение «Teddy Веаг» и «Blue Suede Shoes» воображаемым слушателям.

В школе я решил стать настоящим хулиганом. Надеялся, что тогда меня возненавидят учителя и полюбят одноклассники. В какой-то степени так оно и вышло, но настоящий хулиган из меня не получился, и наполовину я все равно оставался заучкой, которого время от времени задирали мальчишки. Показать всем, какой я Элвис, у меня не хватало храбрости. Телохранитель — вот что мне было нужно.

В школе Гарв не вели никаких внеклассных занятий, потому что большинство учеников жили в разбросанных по всем окрестностям изолированных шахтерских селениях. В каждой деревне была своя общественная жизнь и своя молодежь, из которой только несколько человек ходили в школу, на другой конец долины. В каждой деревне имелся свой крутой парень. Крутого из Кенфиг-Хилл звали Альберт Хэнкок. Он был на несколько лет старше меня, совершенно сумасшедший, очень сильный и смахивал на Джеймса Дина