Господин Ганджубас - [24]

Шрифт
Интервал

— Я выбираю второй вариант.

— Дело ваше. Есть еще одна возможность. Вы добровольно предъявляете мне контрабанду, и мы обходимся без обыска.

— У меня триста фунтов в носке, — глупо исповедовался я.

— Покажите!

Я снял ботинок, носок и протянул ему пачку из пятнадцати двадцатифунтовых банкнот и квитанцию об уплате штрафа.

— Вы вывозили эти деньги из страны, сэр?

— Нет. Их дал мне мой друг во Франкфурте. Я нарушил закон?

— Нет, мистер Маркс. Зачем вы засунули деньги в носок?

— Да просто для сохранности.

— А квитанцию? Тоже для сохранности? Чем вы занимаетесь?

— Сейчас без работы, а раньше работал учителем.

— Кто такой Кеннет Грэм Плинстон? — спросил он, прочитав имя на квитанции.

— Просто друг. Задолжал кое-кому в Германии и попросил с этим разобраться.

— А что, вы всегда оплачиваете его долги? Вам так хорошо платят?

— Нет, оплатил долг его деньгами. А эти дал мне его друг во Франкфурте.

— Как звали этого друга?

— Сэл. — Я знал, что правды говорить нельзя.

— Итальянец?

— Думаю, да.

— Одну минуту, мистер Маркс.

Таможенный инспектор удалился вместе с квитанцией. Через несколько минут он вернулся вместе с пожилым официального вида человеком в штатском.

— Доброе утро, мистер Маркс! Я из специального следственного отдела Управления таможенных пошлин и акцизных сборов Ее Величества. Мы собираемся взыскать с вас пошлину за духи. Вот ваши триста фунтов. Нам хорошо известен ваш друг, мистер Плинстон. Мы знаем, как он зарабатывает деньги. И надеемся, что вы не занимаетесь тем же. Продолжайте преподавать.

Грэм нисколько не взволновался, когда я, отдав ему квитанцию, рассказал о столкновении с законом. Более того, предложил подработать — отвезти гашиш друзьям в Германию. У меня нашлось только одно возражение: я никогда не водил машину за границей, привык к левостороннему движению и не рисковал переучиваться, когда в машине наркотики.

— Наймешь водителя, — успокоил Грэм. — Я тебе заплачу кучу денег.

— Да, пожалуй.

— Ладно, я позвоню тебе из Франкфурта, когда буду готов.

Ни Джарвиса, ни одного из Чарли не заинтересовала перспектива проворачивать дела за пределами муниципального округа Кенсингтон и Челси: слишком рискованно. Однако у подружки Рэдклиффа, Тины, имелся приятель из Новой Зеландии по имени Лэнг. Он несколько лет промышлял контрабандой наркотиков и приехал в Лондон искать работу. Лэнг был на седьмом небе, когда услышал про Германию. Мы договорились поделить прибыль.

Мы с Лэнгом встретили Грэма в аэропорту Франкфурта. Грэм объяснил, что тонна пакистанского гашиша ожидает нас в запертом гараже. Надо арендовать автомобиль, забрать гашиш из гаража, часть доставить группе калифорнийцев на заранее обусловленную стоянку, часть — двум немцам во Франкфурте, остальное — группе датчан в заранее обговоренном месте посреди Черного леса. За это Лэнгу и мне причиталось пять тысяч фунтов.

Мы арендовали «опель-универсал» с огромным багажным отсеком. Гараж находился на одной из респектабельных окраин Висбадена. Внутри помещалось двадцать пятидесятикилограммовых деревянных ящиков с маркировкой «Стрептомицин, Карачи». Гашиш источал невероятный запах. Мы загрузили «опель», закрыли ящики брезентом и покатили на стоянку. В большом седане ждали двое парней, по виду настоящих Чича и Чонга18*. Мы припарковались бок о бок. И пять из двадцати ящиков перекочевали в седан. Прощальные рукопожатия — и машина отъехала.

Голландцы и немцы не были столь оперативны. Нам с Лэнгом пришлось выждать несколько дней. В деревне Остерих мы нашли гостиницу «Белый лебедь». Сняли номер, выпили, поужинали, вскрыли один из ящиков и удолбались.

За день до рандеву с голландцами мы собрались в Висбаден — купить английских газет. Поплыли на корабле вниз по Рейну. В Висбадене приключилась беда: на переходе Лэнга едва не сбила машина, проскочившая на красный свет. В бешенстве, вполне понятном, Лэнг хлопнул свернутой газетой по багажнику. Взвизгнули тормоза, огромный краснорожий немец выскочил из машины и долбанул Лэнга по голове, да так, что стекла очков посыпались на дорогу, потом рванул назад к автомобилю и только его и видели. Все произошло за несколько секунд. Лэнг едва не потерял сознание и без очков ничего не видел.

— Завтра, приятель, машину придется вести тебе, — вот и все, что он произнес.

Страхи и мрачные предчувствия одолевали меня, когда я вел «опель», груженный гашишем, в Черный лес. Правда, к правостороннему движению я привык очень быстро. На место мы приехали первыми. Через двадцать минут подкатили два «вольво». За рулем одной машины сидел Ник Голландец, с которым я как-то познакомился у Грэма. Другую пригнал человек, назвавшийся Питером. Мы отдали им тринадцать ящиков.

Вскоре Лэнг обзавелся парой новых очков и доставил «опель» обратно во Франкфурт на последнее рандеву с безымянным немцем, ожидавшим нас на автомобильной стоянке гостиницы «Интерконтинентал».

Грэм руководил делами из номера «Франкфуртер хоф». Он приобрел новый «БМВ». Грэм спросил, не хотим ли мы на несколько дней составить ему компанию, а затем получить причитающееся. Лэнг предпочел вернуться в Лондон и там ожидать расплаты. Я остался с Грэмом, который получал мешки денег. Через пару дней, погрузив выручку — в американских долларах и немецких марках — в «БМВ», мы отправились в Женеву. Грэм расплатился со мной и положил кругленькую сумму в немецкой и американской валюте на свой швейцарский счет. На вопрос, что стало с гашишем, он сказал, что немец толкает свой товар во Франкфурте, калифорнийцы прячут его в новые европейские машины, которые отправляют на корабле в Лос-Анджелес, а голландцы со своей партией отправились в Англию. Я спросил, намерен ли Грэм снова использовать Полларда и Голдсэка. Грэм улыбнулся:


Рекомендуем почитать
Автобиография

Автобиография выдающегося немецкого философа Соломона Маймона (1753–1800) является поистине уникальным сочинением, которому, по общему мнению исследователей, нет равных в европейской мемуарной литературе второй половины XVIII в. Проделав самостоятельный путь из польского местечка до Берлина, от подающего великие надежды молодого талмудиста до философа, сподвижника Иоганна Фихте и Иммануила Канта, Маймон оставил, помимо большого философского наследия, удивительные воспоминания, которые не только стали важнейшим документом в изучении быта и нравов Польши и евреев Восточной Европы, но и являются без преувеличения гимном Просвещению и силе человеческого духа.Данной «Автобиографией» открывается книжная серия «Наследие Соломона Маймона», цель которой — ознакомление русскоязычных читателей с его творчеством.


Властители душ

Работа Вальтера Грундмана по-новому освещает личность Иисуса в связи с той религиозно-исторической обстановкой, в которой он действовал. Герхарт Эллерт в своей увлекательной книге, посвященной Пророку Аллаха Мухаммеду, позволяет читателю пережить судьбу этой великой личности, кардинально изменившей своим учением, исламом, Ближний и Средний Восток. Предназначена для широкого круга читателей.


Невилл Чемберлен

Фамилия Чемберлен известна у нас почти всем благодаря популярному в 1920-е годы флешмобу «Наш ответ Чемберлену!», ставшему поговоркой (кому и за что требовался ответ, читатель узнает по ходу повествования). В книге речь идет о младшем из знаменитой династии Чемберленов — Невилле (1869–1940), которому удалось взойти на вершину власти Британской империи — стать премьер-министром. Именно этот Чемберлен, получивший прозвище «Джентльмен с зонтиком», трижды летал к Гитлеру в сентябре 1938 года и по сути убедил его подписать Мюнхенское соглашение, полагая при этом, что гарантирует «мир для нашего поколения».


Победоносцев. Русский Торквемада

Константин Петрович Победоносцев — один из самых влиятельных чиновников в российской истории. Наставник двух царей и автор многих высочайших манифестов четверть века определял церковную политику и преследовал инаковерие, авторитетно высказывался о методах воспитания и способах ведения войны, давал рекомендации по поддержанию курса рубля и композиции художественных произведений. Занимая высокие посты, он ненавидел бюрократическую систему. Победоносцев имел мрачную репутацию душителя свободы, при этом к нему шел поток обращений не только единомышленников, но и оппонентов, убежденных в его бескорыстности и беспристрастии.


Фаворские. Жизнь семьи университетского профессора. 1890-1953. Воспоминания

Мемуары известного ученого, преподавателя Ленинградского университета, профессора, доктора химических наук Татьяны Алексеевны Фаворской (1890–1986) — живая летопись замечательной русской семьи, в которой отразились разные эпохи российской истории с конца XIX до середины XX века. Судьба семейства Фаворских неразрывно связана с историей Санкт-Петербургского университета. Центральной фигурой повествования является отец Т. А. Фаворской — знаменитый химик, академик, профессор Петербургского (Петроградского, Ленинградского) университета Алексей Евграфович Фаворский (1860–1945), вошедший в пантеон выдающихся русских ученых-химиков.


Южноуральцы в боях и труде

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.