Господа офицеры! Книга 2. - [5]

Из телеграммы инспектора Западного фронта Жилина — Наркомвоену тов. Троцкому: " ... Докладываю о вредных действиях, направленных на дискредитацию Советской власти, отряда анархистов в 300 человек под началом Петра Сансо. Этот отряд пробыл, имея полное вооружение, две недели в тылу, собрал на миллион с лишним контрибуции, в Брянске, Унече и Клинцах, отобрал у населения массу золотых и серебряных вещей и всё это поделил между собой. Предложение отправиться на фронт отрядом было отклонено по мотивам "этического" порядка: анархисты заявили, что не могут убивать бессознательного брата солдата, и отправились обратно в Москву. Прошу принять меры. Жилин"*

— — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — —

* Н. Какаурин. "Как сражалась революция". Т.1, изд. 1925г.

— — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — —

Колонна Саблина тоже не избежала этой участи. Начав движение из Москвы, эшелоны смогли добраться только до района Харькова. Как только впереди замаячило столкновение с калединцами, в Купянске начался пьяный кутёж и разбой, солдаты разбежались. Командиру 1-го Московского

революционного отряда с трудом удалось удержать половину людей, остальных пришлось разоружить и отправить обратно. Этих подробностей, конечно, офицеры не знали, но бандитские замашки на себе почувствовали сразу.

— Комиссар там какой-то был, — высказался Аженов, — может его побоялись?! Да и брать то у нас особо нечего. А коньяк — вот он! Я его во флаконе из-под одеколона держу.

Иванишину дали порошок аспирина, нагрели в кружке воды над костерком, разбавили коньяком и дали выпить. Больному вскоре стало легче. Он забылся и заснул, накрытый двумя шинелями.

— Положение у нас, господа, весьма серьёзное, — вводил новичков в курс дела Потапов. — Осталось всего восемнадцать ящиков на растопку. Спим сидя, по часу-два. На бетонный пол, сами понимаете, не ляжешь. Да и сидя, если заснёшь надолго, проснёшься с обмороженными ногами. Хорошо хоть воду дают, на горячем кипяточке только и держимся. И осталось нам ещё два-три дня, не больше. Кончится топливо и вынесут нас отсюда мёртвыми. Если, конечно, вынесут, а не оставят здесь до весны лежать.

— Так надо делать что-то, Александр Михайлович, — не выдержал Озереев. — Нельзя же ждать, пока они нас как тараканов переморозят!

— Да мы и сами пришли к такому выводу, прапорщик. Терять нам, собственно говоря, нечего. Но уж больно осторожны эти бестии. Воду приносят только днём, ворота открывает один, а четверо стоят в метрах десяти и держат на прицеле. Да и створки снегом снаружи засыпаны, только немного приоткрываются — всем разом и не выскочить. А по одному — они нас всех здесь же у ворот и уложат. А мне хочется задать этим сволочам хорошую трёпку, а не пулю в грудь получить. Вот и ждём подходящего случая.

— Ну что ж, господин подполковник, нужный случай кажется мы уже имеем, — загадочно расплылся в улыбке Вадим, снимая с головы папаху и показывая Потапову уютно примостившийся там браунинг.

— Да и у меня кое-что есть, — подивившись предусмотрительности приятеля, достал Аженов из голенища засапожный нож.

Все ко мне, ...господа! — скомандовал Потапов таким бодрым и весёлым голосом, что даже дремавшие на ящиках офицеры, опустившие головы и дышащие в поднятые воротники шинелей, встрепенулись, сразу почувствовав, что весёлость подполковника не спроста. Такой голос мог означать только одно — Свободу!

Г Л А В А 4

План был прост. Втащить во внутрь и обезоружить солдата, принесшего воду и, пользуясь неожиданностью, перестрелять охрану. Речи о том, стрелять по охране или не стрелять, даже не шло. Всем было предельно ясно, что как только Аженов затащит солдата в пакгауз, красногвардейцы тут же откроют по арестованным огонь. Пётр сам вызвался сыграть первую скрипку в начальный момент, прекрасно понимая, что большинству из этих замёрзших людей, такая задача может оказаться не по силам. При его почти двухметровом росте и массе в шесть с половиной пудов, затащить во внутрь и обезоружить солдата труда не составляло. Да и силушкой Бог не обидел.

На роль стрелка из браунинга избрали Ганевича, после того, как Озереев признался, что зрение у него слабовато и посему стреляет он не очень здорово, хотя с десяти шагов, конечно, промаху не даст.

— В таком случае, господа, — рекомендовал однополчанина Лазарев, — лучшей кандидатуры, чем Александр Львович, нам не найти. — Капитан за двадцать пять шагов пулями из туза пятёрку делает.

— Благодарю за доверие. Почту за честь! — согласился тут же Ганевич. На том и порешили.

Вторым стрелком из захваченной у конвоира винтовки вызвался быть есаул Забродин. Расположившись за ящиками у стены, он должен был поддержать Ганевича из трёхлинейки, если конечно Аженову удастся её добыть. Назначили две группы по пять человек для быстрого броска вперёд и рукопашной, если что-то пойдёт не так, как спланировали. Нашёлся ещё один нож, остальных вооружили деревянными брусками от ящиков. У крайнего окошка выставили наблюдателя, соорудив ему подставку, чтобы он мог достать до окна. Полуметровая толща стен сокращала обзор, позволяя видеть всего саженей десять перрона, но и это давало возможность вовремя заметить охрану и подготовиться. Потянулось томительное ожидание, состоящее из беспрерывного топтания на месте, короткой дрёмы и нескольких счастливых минут у разожжённого костерка. День закончился как обычно. Ночью похолодало и мороз пробирал до костей, хотя топливо жгли уже не жалея. И лишь кружка крутого кипятка делала чудо. Тому, кто этого не испытал, трудно понять, что значит кружка кипятка для человека, у которого всё тело трясётся каждой жилкой от собачьего холода, ступни намертво примёрзли к подошвам сапог, а лицо стянуло так, что челюсти уже не стучат, а застыли в ледяной неподвижности. А окаменевшие твёрдые губы, не чувствуют уже ничего, даже оббитого края раскаленной кружки. И лишь несколько глотков кипятка, пробежав по горлу и опалив желудок, мгновенно заставляют тело оживать, изгоняя мерзкую дрожь, даруя тепло и возвращая к жизни.