Господа офицеры - [17]

Разве вот только награды?

У него было несколько полученных за бои на германском фронте крестов, именная шашка и золотые, с дарственной гравировкой министра часы и портсигар. То, что с гравировкой, теперь значения не имело, а вот то, что золотые... За них, пожалуй, можно было получить по три фунта мяса и по мешку картошки. Крестьяне теперь активно скупали у оголодавших горожан золото и серебро, растаскивая по далеким деревням и пряча под стрехами и в овчарнях фамильные украшения знатных фамилий.

Мишель решительно сунул часы и портсигар в карман.

Больше ему брать здесь было нечего.

Были еще экзотические, привезенные отцом из дальних стран сувениры — например, чучело сушеного нильского крокодила, — но вряд ли их смогут по достоинству оценить полуграмотные мужики. Да и не хотел он ничего трогать из отцовской коллекции — разве только потом, когда станет совсем невмоготу...

Мишель посидел в кресле еще некоторое время, вдыхая знакомый запах книг, потом решительно встал и направился к выходу.

Но ему заступил дорогу Звягин.

— Ты куда? — изображая беззаботность, спросил он.

— Туда, откуда пришел, — уклончиво ответил Мишель.

— А ты часом не из чека пришел? — натужно пошутил Звягин. Но при этом не улыбнулся, и глаза его глядели настороженно и хищно.

— Нет, не оттуда. Я сам по себе...

На их разговор из комнат вышли давишние офицеры. Они молча поглядывали на хозяина дома, которого видели первый раз в жизни и потому не знали, что от него можно ждать.

— Разве вы не с нами? — спросил кто-то.

И по тому, как все напряглись, Мишель понял, что это и есть самый главный вопрос. Который на самом деле касается даже не сегодняшнего или завтрашнего дня, а может быть, всей его жизни.

— Мы тут собираемся со дня на день на Дон, — зачем-то понизив голос, заговорщически сообщил Звягин. — Теперь там все наши съезжаются и, смею тебя заверить, бьют красных в хвост и в гриву. Уверен, года не пройдет, мы в войдем в Москву под барабанный бой и всю эту сволочь на фонарях перевешаем.

И то, как он это сказал, свидетельствовало, что он точно готов без разбору и жалости стрелять и вешать людей на фонарях.

— Ты, конечно, с нами! — не спросил, констатировал Звягин, хотя в голосе его чувствовалось напряжение.

Сказать «нет» было трудно. Хотя бы потому, что на него со всех сторон, ожидая его ответа, глядели офицеры. Сказать «да» невозможно. В другом случае Мишель, наверное, пошел бы с ними хотя бы потому, что среди них был Сашка Звягин, которого он хорошо знал и с которым близко приятельствовал. И еще потому, что это были такие же, как он, прошедшие через те же кадетские корпуса и юнкерские училища офицеры. В общем, свои.

Но Анна... Его ждала Анна, и он не мог бросить ее вот так, без всяких объяснений. Уйти — и пропасть. Она с ума сойдет!

Впрочем, с объяснениями тоже, кажется, не мог.

Он просто не мог ее бросить!...

— Нет, увольте, — твердо сказал Мишель.

— Я же говорил, господа, он красным продался, — зло бросил кто-то. И взгляды всех посуровели. Потому что он отказался и, значит, был не свой, был чужой. Атак, чтобы ничей, чтобы посередке — невозможно!

— Брось, Мишель, — попробовал уговорить его Сашка. — Ты же здесь пропадешь, один — пропадешь! Они же все одно тебя повесят. Ты просто их не знаешь — это же солдатня, быдло!

Но Мишель лишь еще раз покачал головой.

— Может, ты точно с ними? — недоверчиво спросил Звягин. — Или решил за кордон податься? А?...

Повисла тяжелая, не сулящая ничего доброго, пауза. А двое крайних офицеров тихо и незаметно сместились ближе к двери.

Мишель собирался уж было драться, но вдруг неожиданно для всех, но более всего для самого себя, сказал:

— Я не могу... Я теперь, господа, намерен жениться.

— Ты? — ахнул Звягин, — на миг став тем самым, прежним Сашкой. — Ты, закоренелый холостяк? Поди, врешь?

— Никак нет, — покачал головой Мишель. — Женюсь.

Хотя еще мгновение назад ни под какой венец идти не собирался. Но ему нужно было найти какую-то объясняющую его отказ причину. И он нашел ее. Не для них — для себя.

Взгляды чуть смягчились.

Это, конечно, была не причина, но это хоть как-то объясняло поведение Мишеля. Если бы он врал, если бы собирался переметнуться к красным, он бы придумал что-нибудь менее глупое. Жениться теперь, когда не знаешь, будешь ли жив завтра или через час...

А впрочем, может, именно теперь и стоит! Назло всему!

— Поздравляем! — коротко сказал кто-то из офицеров, судя по всему, самый здесь старший. И обернулся к Сашке. — Господин Звягин!

— Я! — ответил, подбираясь и вытягиваясь по стойке «смирно», Сашка.

— Вы лучше нас знаете своего товарища. Вы можете за него поручиться?

Было видно, что Звягин ни за кого ручаться не хочет, потому что теперь ручаться ни за кого было нельзя. Но если он откажет своему сослуживцу и приятелю в ручательстве, то того придется валить с ног, вязать и оставлять здесь, приставив к нему круглосуточную охрану. Или придется прикончить в его собственном доме, чтобы он не успел на них донести.

Звягин, напряженно размышляя, смотрел на Мишеля. В их среде бросаться словами было не принято, и если ты за кого-то ручался, то ручался собственной головой.