Горящие огни - [13]

А звук все растет и чуть не сотрясает стены. Доплескивает и до моей перегородки. Поднимается до потолка, разгоняет густой воздух, заполняет мне уши и рот.

Даже живот начинает болеть.

Да когда же выдохнется этот рог? Что надо от нас этому Новому году?

Припоминаю все свои грехи - Бог знает, что со мною будет, - все, накопившиеся за год. И еле дожидаюсь вечера, чтобы отправиться вместе с мамой на ташлих вытряхнуть грехи в реку.

По всей дороге много женщин и мужчин. Все идут вниз по узкой улочке, к реке. И все одеты в черное, как будто, сохрани Боже, на похороны собрались.

Прохладно. С другой, высокой, стороны реки, из большого городского сада дует ветер и срывает листья с деревьев. Они кружат в воздухе, как разноцветные, красные и желтые, бабочки, переворачиваются и оседают на землю. Может, так же уносятся и наши грехи?

Листья шелестят под ногами, прилипают к ботинкам. Вместе с ними не так страшно идти на ташлих.

- Что ты все тащишься? Оставь листья в покое. - Мама тянет меня за руку.

Вот мы и дошли. Улица словно разъехалась. Прямо под ноги ползет холодный глубокий поток. Мужчины собираются на берегу кучками, каждая становится все больше и плотнее. Вытягиваются головы, раскачиваются и резко ныряют вниз бороды, будто люди хотят заглянуть на самое дно.

Вдруг все одновременно выворачивают карманы из складок сыплются крошки и мелкий мусор. Громко читается короткая молитва, и крошки вместе с грехами летят в воду.

А мне как стряхнуть грехи?

У меня нет крошек в карманах, нет даже карманов.

Стою рядом с мамой и дрожу на холодном, раздувающем подол ветру. Мама подсказывает мне слова ритуальной молитвы, со словами вылетают и падают прямо изо рта в реку грехи. Кажется, река от наших грехов вздулась и почернела.

Домой я возвращаюсь очищенная. Мама тут же садится за псалмы, чтобы урвать напоследок еще кусочек дня и попросить у Господа еще что-нибудь.

Полутемную комнату наполняет бормотанье. День затуманивается, как мамины очки. Мама плачет и качает головой.

А мне что делать?

За густыми строчками псалмов мне мерещатся тени наших предков, мужчин и женщин. Они шевелятся, вытягиваются цепочкой, окружают. Страшно обернуться. Вдруг кто-то стоит за моей спиной и сейчас меня схватит!

- Мама! - Я больше не могу и хватаю ее за рукав.

Мама поднимает голову, вытирает нос платком и перестает плакать. Целует и закрывает молитвенник.

- Башенька, я снова иду в синагогу. Мы скоро вернемся. А ты, детка, пока накрой на стол.

- Для благословения над плодами, да?

Как только мама уходит, я открываю настежь дверцы буфета, достаю большие бумажные пакеты с фруктами и высыпаю их на стол.

Получается целый сад. Вываливаются толстые зеленые дыни. Горками оседают гроздья светлого и темного винограда. Волчками крутятся сочные груши. Сладкие яблоки золотятся, словно налитые медом. Сизые сливы раскатываются по всей скатерти. Что взять для молитвы над новыми плодами? Ведь мы ели все это целый год!

Ага, из другого пакета выглядывает маленькая елочка - там лежит ананас! Вот он, новый плод, чужеземный.

- Саша, ты не знаешь, где растут ананасы?

Саша воздевает руки:

- Да кто их знает! Мало у меня других забот!

Никто не знает, откуда взялся ананас. В своей чешуйчатой кожуре он напоминает диковинную рыбу. А жесткий хвост похож на раскрытый веер.

Толкаю его в упругое брюшко, и он опрокидывается. Но так просто этот фрукт не ткнешь - осанка у него прямо-таки царственная. Расчищаю для него место в самой середине стола.

Саша безжалостно нарезает его. Ананас стонет под острым ножом, как живой. Пенистый сок льется мне на пальцы. Облизываю их - горьковато.

И это вкус Нового года?

Господи, пока родители не вернулись из синагоги, услышь одно пожелание! Папа и мама в храме целый день молят Тебя о добром годе. Папа все время думает о Тебе, мама на каждом шагу поминает Твое имя! Ты знаешь, как они заняты, как измотались. Господи, Ты все можешь! Сделай так, чтобы год у нас был хороший, сладкий!

Беру сахар и быстро-быстро подслащаю ананасную горечь.

- С праздником! С праздником!

Первыми врываются, перекрикивая друг друга, братья. За ними входят папа с мамой, бледные и осунувшиеся.

- Да будете вы записаны в Книгу жизни!

У меня подпрыгивает сердце. Не сам ли Бог ответил их устами? [По древнему преданию, в дни Рош ха-Шана Бог записывает и Книгу жизни судьбу каждого человека на наступающий год. Евреи приветствуют друг друга в канун Нового года словами: "Да будете вы записаны на год счастливый!"]

ДЕНЬ ИСКУПЛЕНИЯ

К ночи накануне Дня искупления меняется сам воздух - густеет и давит.

Все лавки давно закрылись. Черные ставни заслонили окна, кажется, на веки вечные. Небо тоже черное, как будто сам Всевышний - да не обрушит Он на нас такую кару! - его оставил. Страшно выйти на улицу. А ну как Господь захочет наказать тебя и ты упадешь и сломаешь ногу?

И вдруг - я вздрагиваю - откуда-то издалека раздается смех.

Неверные ничего не боятся. Смеяться в День искупления!

У меня в ушах еще стоит крик белого петуха, которого папа принес в жертву.

Вчера поздно вечером во двор прошмыгнул тощий мрачный резник. Из-под полы его пальто поблескивал нож. Он стал загонять белого петуха, а тот давай носиться по всему двору с истошными криками. За ним всполошились остальные.