Горящие огни - [12]

Шрифт
Интервал

Целое семейство на одной карточке. Дедушка с бабушкой, еще одна бабушка, дядя с тетей, отец, мать, сын, дочери, внучата, кто по одиночке, кто парами. Стульев на всех не хватило. Некоторые остались стоять в последнем ряду с недовольным видом.

Дети расположились на полу.

Смотрю и смотрю на них, не могу оторваться. Попрошу-ка маму, почему бы и нам не сняться вот так, всем вместе?

- Фотограф живет в нашем дворе, и мы бы смотрели на себя, на свою фотографию у него в витрине, прямо напротив нашего магазина!

Мама бросает сердитый взгляд:

- Ты в своем уме? Или совсем спятила? Больше ничего не придумала? Фотографироваться, как кухарка с солдатом!

С чего это мама раскричалась? Вот ведь дедушку однажды сфотографировали. Правда, обманом. Он спокойно стоял за прилавком, и ему велели не двигаться - сказали, что нужно обмерить магазин. Так почему бы нашему дворовому фотографу не зайти как-нибудь сделать обмеры, а заодно всех нас не щелкнуть?

- Башенька! - это наконец вылез Абрашка. - Ребе уже ушел?

Я испуганно машу руками.

- Чш-шш! Не кричи, ребе спит!

Но ребе проснулся от его крика. Слава Богу, после сна он выглядит пободрее.

Очнувшись и увидев, что оба ученика на месте, он берется за книгу, как будто и не думал дремать.

- Ну-с, дети, на чем мы остановились? Повторяйте за мной: алеф, бет...

- Алеф, бет, гимель... - послушно повторяю я и радуюсь, что ребе не сердится.

- Далет, хе, вав!.. - перекрикивает меня Абрашка.

Первый раз мы повторяем весь алфавит, от начала до конца. Ребе сияет.

- Вы не устали, детки? Поработали неплохо! Может, на сегодня хватит?

И, снова облачившись в старое пальтецо, ребе тихо уходит.

НОВЫЙ ГОД

Наступают Дни покаяния. Весь дом наполняется шумом. У каждого праздника свой вкус, своя атмосфера. [Десять Дней покаяния начинаются праздником Рош ха-Шана (Новый год) и завершаются Днем искупления (Йом-Киппур)]

В Новый год, Рош ха-Шана, все легкое, благостное, умытое, как после дождя.

После мрачных Дней покаяния наступает прозрачный, солнечный день и распахивается навстречу новому году.

Молитвенная неделя покаяния потна смятения. Папа встает посреди ночи, будит братьев, все они молча одеваются и выскальзывают из дому, как воры.

Что им понадобилось там, в темени и холоде? Когда в постели так тепло! А вдруг они больше не вернутся? Нам с мамой останется только плакать и плакать. Я чуть не плачу заранее и еще плотнее закутываюсь в одеяло.

Утром за чаем папа сидит утомленный, с бледным лицом Но предпраздничная суета прогоняет усталость.

Магазин закрывается рано. Все готовятся идти в синагогу. Готовятся так долго и тщательно, будто идут в первый раз.

Каждый надевает что-нибудь новое, кто светлую шляпу, кто галстук, кто костюм с иголочки... Мама тоже наряжается в белую шелковую блузку и летит в синагогу с обновленной душой.

Кто-нибудь из старших сыновей загибает в ее пухлом молитвеннике нужные страницы. В этих местах стоит сделанная много лет назад еще дедушкиной рукой надпись "Тут!".

Мама узнает страницы, над которыми она плакала год назад. Веки ее дрожат. Она спешит в синагогу поплакать заново.

Кипа благочестивых книг ждет ее. Она заворачивает их в бумажный лист и берет с собой. Разве она не должна просить доброго года для всей семьи? А за отцовскими книгами и талесом днем зайдет шамес.

Я остаюсь одна. Опустел дом, и во мне пустота. Прожитый год остался заброшенным где-то за окном.

Год наступающий должен быть ясным и светлым.

Скорее бы миновала эта ночь.

На другое утро и я иду в синагогу. Я тоже вся в нарядных обновках. Солнце сияет, воздух прозрачный и живящий. Новые туфли поскрипывают. Спешу со всех ног. Наверное, в синагогу Новый год уже пришел. И там уже звучит шофар, бараний рог. У меня звенит в ушах. Кажется, само небо опустилось и спешит со мной в храм. Бегу бегом на женскую половину и толкаю дверь. Меня окатывает волна жара, как из печки. В спертом воздухе нечем дышать. Народу тьма. Высокие пюпитры завалены книгами. Старые женщины сидят, устало поникнув на стульях. Молоденькие девушки возвышаются над старушками, словно едут на них верхом. Дети путаются под ногами.

Я хочу к маме. Но она сидит далеко впереди, у окна, около мужской половины. Я все же пытаюсь пробраться, и тут же ближайшая женщина поворачивает ко мне заплаканное лицо, окидывает сердитым взглядом и злобно фыркает.

Наконец меня выпихивают вперед, и я вылетаю прямо на перегородку.

Мама кивает мне. Она рада, что я здесь, рядом. Но где же шофар? Где Новый год?

Ковчег закрыт, завеса перед ним задернута, и два невозмутимых вышитых льва молча стерегут его. Люди же заняты чем-то посторонним.

Может, я пришла слишком рано или слишком поздно?

И тут из-под одного талеса вскинулась рука, сжимающая рог. Рог застыл в воздухе. Издал негромкий звук. Все встрепенулись. Разом смолкли. Все ждут. Рог прозвучал еще раз - сипло, придушенно.

Все переглядываются. А рог все хрипит. Шепот пробегает по синагоге. "И это называется шофар? Никакой силы. Пусть кто-нибудь другой трубит!"

Вдруг, словно отступили злые силы, затыкавшие рог, протяжный чистый звук облетает всю синагогу, каждый угол. Все ожили, вздохнули, одобрительно закивали.


Рекомендуем почитать
Иван Ильин. Монархия и будущее России

Иван Александрович Ильин вошел в историю отечественной культуры как выдающийся русский философ, правовед, религиозный мыслитель.Труды Ильина могли стать актуальными для России уже после ликвидации советской власти и СССР, но они не востребованы властью и поныне. Как гениальный художник мысли, он умел заглянуть вперед и уже только от нас самих сегодня зависит, когда мы, наконец, начнем претворять наследие Ильина в жизнь.


Равнина в Огне

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.


Граф Савва Владиславич-Рагузинский

Граф Савва Лукич Рагузинский незаслуженно забыт нашими современниками. А между тем он был одним из ближайших сподвижников Петра Великого: дипломат, разведчик, экономист, талантливый предприниматель очень много сделал для России и для Санкт-Петербурга в частности.Его настоящее имя – Сава Владиславич. Православный серб, родившийся в 1660 (или 1668) году, он в конце XVII века был вынужден вместе с семьей бежать от турецких янычар в Дубровник (отсюда и его псевдоним – Рагузинский, ибо Дубровник в то время звался Рагузой)


Трагедия Русской церкви. 1917–1953 гг.

Лев Львович Регельсон – фигура в некотором смысле легендарная вот в каком отношении. Его книга «Трагедия Русской церкви», впервые вышедшая в середине 70-х годов XX века, долго оставалась главным источником знаний всех православных в России об их собственной истории в 20–30-е годы. Книга «Трагедия Русской церкви» охватывает период как раз с революции и до конца Второй мировой войны, когда Русская православная церковь была приближена к сталинскому престолу.


Николай Александрович Васильев (1880—1940)

Написанная на основе ранее неизвестных и непубликовавшихся материалов, эта книга — первая научная биография Н. А. Васильева (1880—1940), профессора Казанского университета, ученого-мыслителя, интересы которого простирались от поэзии до логики и математики. Рассматривается путь ученого к «воображаемой логике» и органическая связь его логических изысканий с исследованиями по психологии, философии, этике.Книга рассчитана на читателей, интересующихся развитием науки.


Я твой бессменный арестант

В основе автобиографической повести «Я твой бессменный арестант» — воспоминания Ильи Полякова о пребывании вместе с братом (1940 года рождения) и сестрой (1939 года рождения) в 1946–1948 годах в Детском приемнике-распределителе (ДПР) города Луги Ленинградской области после того, как их родители были посажены в тюрьму.Как очевидец и участник автор воссоздал тот мир с его идеологией, криминальной структурой, подлинной языковой культурой, мелодиями и песнями, сделав все возможное, чтобы повествование представляло правдивое и бескомпромиссное художественное изображение жизни ДПР.