Горящая земля - [11]

— Раздевайся, — повторил я, — или тебя разденут мои люди.

Скади повернулась, словно ища пути к бегству, но бежать было невозможно. В ее глазах мелькнул страх, но ей не осталось ничего другого, кроме как повиноваться.

Финан недоумевающе посмотрел на меня, потому что я никогда не был жесток с женщинами, но я ничего не стал ему объяснять. Я вспомнил слова Хэстена, что Харальд — порывистый человек, и хотел спровоцировать его. Оскорбляя его женщину, я надеялся заставить Харальда Кровавые Волосы разозлиться и потерять голову.

Лицо Скади было бесстрастной маской, когда она сняла кольчугу, кожаную куртку и льняные брюки.

Один или два моих воина разразились приветственными криками, когда Скади сняла куртку, обнажив высокие, твердые груди, но смолкли, когда я на них зарычал. Я швырнул веревку Финану и приказал:

— Завяжи вокруг ее шеи.

Она была красивой. Даже теперь я могу, закрыв глаза, увидеть ее стройное тело, когда она стояла на пестреющей лютиками траве.

Датчане в долине пялились вверх, мои люди глазели, а Скади стояла, как существо из Асгарда, сошедшее в Средний мир.

Я не сомневался, что Харальд за нее заплатит. Любой мужчина довел бы себя до разорения, чтобы обладать Скади.

Финан передал мне конец веревки, и я ткнул пятками своего жеребца, направляя его вперед; провел Скади вниз по склону и остановился на трети спуска.

— Харальд здесь? — спросил я ее, кивнув в сторону датчан, находившихся в двухстах шагах от нас.

— Нет, — ответила она. — Ее голос был горьким и сдавленным. Она была зла и унижена. — Он убьет тебя за это, — сказала она.

Я улыбнулся и ответил:

— Харальд Кровавые Волосы — пердящая крыса, полная дерьма.

Повернулся в седле и махнул Осферту, который повел вниз по склону уцелевшего датчанина.

Датчанин был молодым человеком; он глядел на меня снизу вверх со страхом в бледно-голубых глазах.

— Это женщина вашего главаря, — сказал я ему. — Посмотри на нее.

Он едва осмеливался глядеть на наготу Скади; после моего приказа он мельком посмотрел на нее и вновь уставился на меня.

— Ступай, — сказал я, — и передай Харальду Кровавые Волосы, что его шлюха у Утреда Беббанбургского. Передай Харальду, что я держу ее голой и что воспользуюсь ею, чтобы поразвлечься. Иди, скажи ему это. Иди!

Он побежал вниз по склону. Датчане в долине не собирались нас атаковать. Силы наши были равны, но мы занимали возвышенность, а датчане всегда неохотно идут в бой, грозящий большими потерями. Поэтому они просто наблюдали за нами, и, хотя один из них подъехал достаточно близко, чтобы ясно разглядеть Скади, ни один из них не попытался ее спасти.

Куртка, штаны и сапоги Скади были у меня; я швырнул все это к ее ногам, потом наклонился и снял веревку с ее шеи.

— Одевайся, — приказал я.

Я видел: Скади прикидывает, как бы удрать. Она думала о том, чтобы со всех ног побежать вниз по склону в надежде добраться до наблюдающих всадников раньше, чем я ее перехвачу, но я коснулся бока Смоки, и мой конь встал перед ней.

— Ты умрешь с мечом в черепе задолго до того, как доберешься до них, — предупредил я.

— И ты умрешь, — сказала она, нагибаясь за своей одеждой, — умрешь без меча в руке.

Я прикоснулся к талисману на шее и проговорил:

— Альфред вешает пленных язычников. Лучше надейся на то, что я сумею сохранить тебе жизнь, когда мы с ним встретимся.

— Я буду проклинать тебя, — ответила Скади. — И тех, кого ты любишь.

— Лучше надейся, — продолжал я, — что мое терпение не истощится, иначе я отдам тебя своим людям, прежде чем Альфред тебя повесит.

— Проклятие и смерть, — сказала она.

В голосе ее слышался почти триумф.

— Ударь ее, если она снова заговорит, — велел я Осферту.

А потом мы поехали на запад, чтобы найти Альфреда.

3

Сперва я заметил повозку.

Она была громадной, на ней можно было бы увезти жатву с дюжины полей, но повозка эта никогда не будет возить ничего мирского вроде снопов пшеницы. У нее имелись две толстые оси и четыре крепких колеса, окованных железом, с зелеными крестами на белом фоне. Бока повозки были обшиты панелями, на каждой из которых был изображен святой. На поручнях были вырезаны латинские слова, но я ни разу не потрудился спросить, что они означают, потому что мне ни к чему было об этом знать, а значит, ни к чему было и спрашивать. Должно быть, христианские увещевания, похожие одно на другое.

Внутри повозки было полно мешков с шерстью — наверное, чтобы уберечь пассажиров от толчков. Впереди, обращенное высокой спинкой к скамье возницы, стояло кресло с хорошей набивкой. Четыре витых, покрытых резьбой шеста поддерживали полосатый навес из парусины, прикрывавший все хитроумное сооружение. К одному из шестов крепился деревянный крест вроде тех, что ставят на фронтонах церквей. Знамена с изображением святых свисали с остальных трех шестов.

— Это что, церковь на колесах? — раздраженно спросил я.

— Он больше не может ездить верхом, — мрачно ответил Стеапа.

Стеапа командовал королевскими телохранителями. Он был огромным, одним из немногих мужчин, что были выше меня, свирепым и неутомимым в битве; а еще он был беззаветно предан королю Альфреду.

Мы со Стеапой дружили, хотя наше знакомство началось с вражды, когда меня вынудили с ним сражаться. Это было все равно что атаковать гору. Однако мы оба выжили в той схватке, и я не знал, с кем хотел бы стоять рядом в «стене щитов» больше, чем со Стеапой.