Горячка - [64]



Монтань спокойно улыбался и щурил глаза, чтобы получше оглядеться по округе. С какого-то времени он уже не носил своей повязки. Его очковое стекло свисало у него с шеи на шнурке из растительных волокон. Время от времени, с миной старого прусского генерала он приставлял его к газу, чтобы проверить какую-нибудь мелочь или же присмотреться к чему-то особенному. Но, в основном, он им совершенно не пользовался. Даже заявил нам, что "зрение – это комплекс кодов, соединяющих видимый предмет с мозгом", и ему, чтобы лучше видеть, "хватило поменять коды". Нерезкая зеленая пальма: дерево. Зубчатая по краям зеленая масса: папоротники. Некая крупная фигура, которая поднимается и опускается: Элияс, копающий землю с помощью мачете. Оказывается, во всем этом довольно быстро можно сориентироваться.

При этом еще учитываются мелкие указания, изменения освещенности… Все по-другому, но… но интересно.

Среди всех нас только он и Малышка пережили самые глубинные перемены. Монтань был задохликом, потому что всю молодость провел в учебе, ведя сидячий образ жизни, без каких-либо упражнений. Когда он присоединился к нам, то в физическом плане был подростком. Экспедиция и тяжелый труд придали ему вид взрослого. Нет, не какого-нибудь Шварценеггера! Но хорошо сложенного мужчины. Мышцы эластичные, тонкие, но солидные. У него выросла борода, длинная и тонкая, придавая его чертам резкость, лицо же было обрамлено курчавыми волосами, теперь уже довольно длинными.

Ходил он с обнаженным торсом, в шортах их армейских маскировочных штанов, с висящим за спиной мачете. Обуви у него не было, и поначалу он молча страдал. Теперь же его ступни покрылись ороговевшим слоем, которому могла бы позавидовать и Малышка.

Мы с Пауло упорно продолжали пользоваться сапогами, которые, с течением времени, превратились в сандалии, перевязываемые все более сложными системами шнурков из лиан.



- Пройтись не желаете? – спросил Монтань. – В округе масса интересного…

Если не считать часов, проведенных на страже и работ в форте, с какого-то времени Монтань сделался невидимкой. Чаще всего, он уходил, никого не информируя, и возвращался уже значительно позже, всегда с какой-нибудь добычей и кучей собранных плодов. Через месяц он прекрасно ознакомился с окрестностями, чего нельзя было сказать про нас. Его предложение мы приняли. Каждый взял с собой немного провианта, и вот, решительно, мы вышли за пределы форта.

- Что, Малыш, не берешь свое ружье? – удивился Пауло.

- Нет, он может понадобиться Малышке. У меня свое оружие, и не его хватит!

И он показал нам длинную бамбуковую трубку, которая крепилась ремнем на плече. Не менее метровой длины духовое ружье, для которого Монтань изготовил дюжину прекрасных стрелок в форме конуса, заканчивающихся наконечником из кости.

- Это птичьи ребра, заостренные мачете, - объяснил он. – По пару часов на каждое. Только не прикасайтесь!

Пауло инстинктивно отдернул руку.

- Отравленные?

- Да. Ядом, что остался от змей.

- И как… Действует?

- Шикарно!

- А жратва по этой причине не будет отравленной?

- Да ты чего, пацан, - ответил Монтань, имитируя марсельский акцент. – Иначе мы бы уже давно коньки отбросили! Уже две недели лопаем!

Из звериных шкур он изготовил себе продолговатый футлярчик, исполняющий роль колчана, который сейчас был закреплен на бедре.

- Следующая конструкция – лук! – пообещал Монтань. – Сделаю из пальмовой ветки. Вот только для тетивы еще нет хорошего решения. Плетенное волокно из лианы… или животные кишки…



Даже его походка изменилась. Мы поняли это уже в первые часы марша. Отставший Пауло выступал:

- Блин, Монтань! На пожар спешишь, или что? Это тебе марафон или воскресная прогулка строителей?

И действительно, Монтань пер вперед; кожаный колчан отбивал ему задницу; парень шел длинным, эластичным шагом, отталкиваясь от земли голыми ступнями, все время сходя с тропы, прикасаясь к каким-то растениям, поднося к глазу свой монокль, чтобы приглядеться к какой-то мелочи, ежесекундно подзывая нас, чтобы показать удивительно кружевной лист папоротника или же рассказать увлекательнейшую историю высохших экскрементов, лежащих под травой.

- Если это марафон, то так и скажи, - запыхался Старик. – Лично я "строитель" и сразу же возвращаюсь.

- Да нет же! Пошли, покажу тебе ловушки!

И Монтань затянул нас на другую сторону озера. День был ясный, солнце, прикрытое тонким слоем облаков, давало белый свет; воздух был горячим и тяжелым. На берегу, между массивов гигантских тростников и опушкой леса, я увидал то, что замечал уже раньше – многочисленные водные резервуары, к которым на водопой приходили самые разные животные. Пять из них Монтань превратил в ловушки. Он запретил нам приближаться к ним, обводя далеко по кругу, и комментировал:

- Вот тут, под корнями – силки. Пока что ничего не попалось, но надежды я не теряю. А дальше – это ямы, видите?

В самом начале своих экспериментов с ловушками он выбрал самое простое решение: яма, наежившаяся заостренными и отравленными бамбуковыми стержнями. Ничего особенного. Зато маскировка отверстия была истинным шедевром. Это был покров из листьев и веток, перемешанных с гниющими кусками подстилки в соответствии с окружающей территорией. Результат: чрезвычайно тонкое одеяло, готовое прорваться под тяжестью любого небольшого животного, и которое было совершенно неразличимым.