Горячка - [45]

Я пожал плечами и перезарядил ружье, чтобы хоть что-нибудь сделал, пока Монтань драл горло. Я позволял ему разрядиться… Через пару минут он опомнится и поймет, что я не мог сделать ничего, как кроме застрелить этого малыша. И что я не был виноват в этом нервном срыве. Зато Пауло разорался еще громче:

- Ты заткнешься, наконец, или нет?!

И сделал два шага в направлении Монтаня, который все так же вопил, срывая голос.

- Эй, Монтань, заткни хлебало, или я его сам тебе заткну!

- Пауло, спокойней, спокойней! – позвал его я.

Тот немедленно повернулся в мою сторону и рявкнул:

- Что, теперь еще и ты собираешься влезть мне на шею? Так? Вот прямо сейчас?

Старик терял контроль над собой. Становилось горячо. Лицо у Пауло сделалось багровым, и никаких шуток он уже понять не мог. Трясясь всем своим телом, он был готов на все, а мне было известно, на что этот старый придурок способен. Сейчас он глядел на меня, не отводя глаз, как будто я его чем-то оскорбил. Потом он повернулся и направился к Монтаню, вопли которого к этому времени уже начали затихать.

- Ты, зараза, заткнись, иначе я за себя не ручаюсь! Ну, ша! Приказываю тебе закрыть клюв!

При этих словах Монтань совсем неожиданно замолк; его лицо как бы вытянулось, делаясь еще более худым. Он прищурил глаза, при этом на лице его появилось гадкое, злобное выражение, которого я у него до сих пор не видел. Парень инстинктивно оттянул курок винчестера. Щелк! Продолжение было бы продиктовано логикой, и его легко можно было бы предугадать. Монтань встал поудобнее, слегка расставив ноги и опустил ствол до высоты роста человека.

При этом он постарел лет на десять; по щекам побежали две глубокие морщины.

- Ага, так? Вот ты у нас какой?… - зашипел Пауло. – Ах ты, гнида… - медленно произнес он.

При этом он весь застыл, слегка склонившись вперед и приготовившись действовать.

Тут вступил я.

- Вы что, охренели?! Стоять! – заорал я.

И нацелил свое ружье в их сторону, готовый выстрелить в ноги первому же кретину, который пошевелится.

За эти несколько минут могло случиться все, что угодно. Нет, видимо, и правду у всех поехала крыша! Мне пришлось бы следить за Пауло, если бы тот застрелил парня… Шли секунды, целая вечность… В конце концов, Монтаня отпустило, первого…



Возвращение в лагерь было трудным. Оно прошло молча, через этот темный лес, где мы все время обо что-то спотыкались. Оба следопыта взяли один бивень и теперь шли впереди, регулярно перебрасывая его с плеча на плечо синхронным движением.

Второй я пристроил сам, словно коромысло, отказываясь от чьей-либо помощи. Под весом бивня я пошатывался, и старался идти как можно быстрее, перебарывая охватившую меня злость на все и вся.

Настроение ни у кого не поменялось. Пауло явно пережевывал желание пристрелить юнца. Монтань полностью погрузился в себе, полностью отдалившись от окружения.

Ужин настроения не прибавил; беседовать никому не хотелось. А потом мокрые матрасы, совершенно черная ночь, холодный ветер, тишина, прерываемая вздохами и перекидываниями с бока на бок в поисках более удобного положения, которого, ой, не было…

ААА

Чтобы выспаться, не могло быть и речи. Промокший материал матраса был чертовски неприятен на ощупь. Несмотря на все силы, которые были потрачены мною на возвращение, я просто не мог заснуть. Все мои мышцы, наконец-то наслаждающиеся отдыхом, ничего иного и не желали, зато голова успокоиться никак не хотела. Я размышлял, и все мои мысли приятными не были.

Я чувствовал запах воздуха, пропитанного испарениями мокрой обуви и одежды. В паре сантиметрах от себя я видел спину Пауло. Старик спал на боку, свернувшись в клубок; ноги были обернуты грязным одеялом. Он лежал в одной майке, вместо подушки подложив под голову мешок, прямо на брошенной на землю подстилке. Нам удалось спасти всего три матраса. Пауло при этом буркнул, что он не девица и предпочитает спать на подстилке. Мол, джунгли – это его стихия. Нас еще и в проекте не было, когда он со своими приятелями в 1938-39 годах проходил их вдоль и поперек. Нет, черт подери, никакой матрас не нужен.

Старик Пауло! Чтобы вот так вот спать, словно нищий, в его возрасте. Не хватало только начатой литровой бутыли красного вина у изголовья – и тогда иллюзия была бы полнейшая. Это что же с нами случилось?

Про себя я обзывал М'Бумбу самыми распоследними ругательствами. Это его нападение на лагерь привело ко всему этому. Наше решение идти дальше, наш чрезмерный оптимизм, вытекавший из желания отомстить за смерть Татаве; весь этот наш поход в верховья реки и этот постепенный упадок, ненормальность которого я переживал все сильнее. Да, все началось именно тогда. В тот самый день, когда засранный, недоебанный сукин сын доказал свою хитрость и ум и вызвал, что все начало идти паршиво.

И все это продолжалось уже пять недель. Каким образом все могло испортиться за столь короткое время? Боже! Я же помнил, как сотню веков тому назад мы весело отправлялись на сафари, кучу лучших приятелей, охваченных желанием жизни и приключений, довольных уже тем, что их ожидает еще немножко удовольствий. Три пироги, комфорт, стаканчик с бордо, а потом веселая облава на это проклятое создание. Попросту – жизнь!