Горячий шоколад на троих - [42]

Поскольку фасоль была не с куста, ее следовало варить дольше обычного, потому-то Тита и поставила ее пораньше, а сама между тем принялась чистить чили анчо.

Перцы, очищенные от семян и прожилок, вымочить в горячей воде и перемолоть.

Залив перцы кипятком, Тита приготовила завтрак и отнесла его Педро. Он уже почти оправился от ожогов. Тита, заручившись согласием Джона, регулярно прикладывала к обожженным участкам кожи кусочки коры тепескоуите, чтобы не осталось шрамов. Интересно, что доктор и сам какое-то время проводил исследования с корой этого дерева, которые начала еще его бабушка Первый Луч.

Педро с нетерпением ждал прихода Титы. Вкусные блюда, которые она ему готовила каждый божий день, и задушевные разговоры, которые они вели за едой, сыграли не последнюю роль в его скором выздоровлении. Однако этим утром Тита не могла остаться с ним надолго — нужно было готовиться к визиту Джона.

Педро, снедаемый ревностью, заявил:

— Вместо того чтобы приглашать его на обед, ты бы лучше сказала ему, что не выйдешь за него, потому что ждешь от меня ребенка.

— Я не могу, Педро.

— А что так? Боишься обидеть своего докторишку!

— Я не боюсь, просто мне это кажется несправедливым. Я уважаю Джона и хочу объясниться с ним, когда для этого придет время.

— Если ты не скажешь, то я скажу.

— Ты этого не сделаешь. Во-первых, я запрещаю тебе, ну а во-вторых, я уже не беременна.

— Как так?

— То, что я сочла беременностью, оказалось всего лишь причудой организма. Сейчас у меня все в порядке.

— Ах, вот в чем дело? Я-то прекрасно понимаю, что с тобой происходит. Ты все еще колеблешься, не знаешь, выйти ли тебе за Джона или остаться со мной, бедным калекой. Оттого-то ты никак и не признаешься ему. Так ведь?

Тита не могла понять, почему Педро ведет себя как капризный ребенок, которому не дали сладкого. Он как будто собрался болеть до конца жизни, но ведь это глупость: еще день-два — и он окончательно поправится. Похоже на то, что после всего случившегося он слегка помутился рассудком. Вероятно, из его головы до сих пор не выветрился дым, и подобно тому, как сгоревший хлеб заполняет весь дом запахом гари, так и его прокоптившийся мозг не способен исторгнуть из себя ничего, кроме этих злых и несправедливых мыслей. Как он может сомневаться в ней? Как он может изменять собственному благородству, которое всегда было его второй натурой?

Возмущенная Тита выбежала из комнаты. Но, прежде чем за ней захлопнулась дверь, Педро крикнул вдогонку, что больше не желает, чтобы она приносила ему еду. Пусть она поручит это Ченче, а сама развлекается с Джоном сколько ее душеньке угодно. Окончательно разозлившись, Тита влетела на кухню и принялась готовить завтрак себе. У нее не получилось позавтракать раньше — сперва нужно было накормить Педро, а потом уже все остальное. Почему, почему Педро не ценит ее внимание? Почему ранит ее обидными словами и мыслями? Это все ревность. Ревность превратила его в эгоистичное чудовище!

Она поджарила несколько чилакилес и присела за стол. Ей не нравилось есть в одиночестве, но в последнее время никто не мог составить ей компанию. Педро не вставал с постели, Росаура заперлась в своей спальне и ни под каким предлогом не желала оттуда выходить, Ченча взяла отгул, чтобы родить первенца.

Оттого-то еда Тите сегодня была не в радость. Внезапно раздались чьи-то шаги. Открылась дверь, и на пороге кухни возникла Росаура. Ее вид поразил Титу до глубины души. Она была еще худее, чем до замужества. Казалось бы, невозможно сбросить почти тридцать килограммов всего за неделю, но ей это удалось. Тита вспомнила, что то же самое случилось с сестрой, когда они переехали в Сан-Антонио. Там она быстро похудела, но вновь начала стремительно набирать вес, стоило ей вернуться на ранчо.

Росаура вошла в кухню и села за стол перед Титой. Пришло время для решающего боя, но Тите не хотелось делать первый выстрел. Она отодвинула тарелку, отпила кофе и принялась общипывать по краям тортильи, из которых до этого делала чилакилес. Так они обычно поступали со всеми тортильями, чтобы потом скормить крошки курам.

Сестры какое-то время пристально смотрели друг другу в глаза и молчали. Первой заговорила Росаура:

— Думаю, нам есть что обсудить. Что скажешь?

— Думаю, ты права. Нам стоило все обсудить еще тогда, когда ты выходила замуж за моего жениха.

— Ну что ж, прекрасно. Если ты не против, давай обсудим. Твой жених? Не смеши меня. Не было у тебя никакого жениха, и не могло быть!

— Это кто же так решил, матушка или ты?

— Это традиция нашей семьи, которую ты нарушила.

— И нарушу еще столько раз, сколько потребуется.

Плевать я хотела на эту дурацкую традицию. Я имела точно такое же право выйти замуж, как и ты. А вот ты не имела права вставать между двумя людьми, зная, что они любят друг друга больше жизни.

— Так уж и больше жизни. Как видишь, Педро променял тебя на меня и даже глазом не моргнул. Будь у тебя хоть капля гордости, ты забыла бы о нем навсегда.

— Педро согласился на брак с тобой, чтобы быть ближе ко мне. Но тебе самой об этом прекрасно известно, хотя ты и не хочешь признать правду.