Горячий контакт - [44]

Впрочем, развязка боя наступила куда раньше. Я увидел, что сарги, несколько ошеломленные сбились в кучу. Появилась хорошая возможность для атаки.

– Марат! – рявкнул я, очень надеясь, что Шахов поймет меня правильно и имитировал атаку, наращивая скорость и издалека щедро расходуя наряды.

Старина Шахыч не подвел. Он ударил снизу вверх, тоже "приветствуя" саргов длинной очередью. Просто удивительно, но выбранный им сарг сумел увернуться от губительной очереди. В наушниках раздался бешенный рев Шахова. Почему он не попал, не объяснит, наверное, даже самый опытный эксперт. Зато ведомый Авдеенко, воспользовавшись удобным положением, элегантной очередью в десяток снарядов сбил удачливого пилота врага.

Для саргов это была последняя капля. Они рванули в разные стороны, чтобы не дать людям возможности их преследовать. Мы и не собирались.

– Борт ноль пятьдесят шестой, – распорядился я командиру тушки, – прекращайте противоракетный маневр, ложитесь на прежний курс.

– Есть! – на этот раз в голосе командира не звучало ни властности, ни превосходства.

– Пилоты сушек, доложите состояние.

– Машина в порядке, пилот тоже, – доложил Шахов.

– В порядке, – кратко отметился Авдеенко.

– В порядке, – повторил Никитин.

Значит, у меня хуже всего. Ничего, дотяну.

– Занимаем прежнее положение.

Тушка по-прежнему неторопливо утюжила небо, а я тревожно прочесывал округу. Еще один бой мы не выдержим – не было боеприпасов. К тому же меня бойцом можно было считать весьма условным. Кровотечение снова началось – это я чувствовал сам и видел по данным медкибера.

К счастью, ничего не случилось. То ли у саргов наступил ступор, то ли, скорее всего, у них не было поблизости резервов. Во всяком случае, мы благополучно довели санитарную тушку до аэродрома Астрахань-13.

Первоначально предполагалось, что на аэродром мы садиться не будем. Водорода было с лихвой туда и обратно, отмечаться нам нигде не требовалось. Но теперь мой кибер сообщал, что горючего осталось меньше половины, слишком много пришлось идти на форсаже, а в пушках снарядов хватало только на короткую очередь. У остальных положение вряд ли лучше. Не говоря уже о моей ране. И поэтому я обратился к КП:

– Сушка борт девятнадцать. Прошу разрешение на посадку.

Пока на КП разбирались, что делать с нежданными гостями, к разговору подключился командир тушки, уже севший на аэродроме:

– Здесь борт пятьдесят шестой. Садись, сержант, со своими орлами, что спрашиваешь. Тут, рядом с моей машиной.

Явно не меньше майора. Командует, как у себя дома.

– Звено, садимся за мной.

Мы опустились около выхода из тушки, но так, чтобы не мешать пассажирам, которые самостоятельно или на легких медицинских носилках на гравитаторах уже выбирались из чрева судна.

Я выбрался из сушки, тяжело спустился на землю. Чувствовалось, что воздействие лекарств скоро пройдет. Пришлось сделать еще одну восстанавливающую инъекцию, хотя медкибер запротестовал, считая это передозировкой. Зато мне стало легче.

Поднялся, отошел от сушки, чтобы представить объем разрушений и присвистнул. Не думал, что так можно расколошматить машину и потом на ней летать.

– Ну ты, командир, и враг народа, – протянул Марат, подошедший с двумя ведомыми – своим и моим.

Я невесело кивнул. В машину попало несколько снарядов, они разворотили внешнюю обшивку тарелки, один снаряд попал в район двигателя. Непонятно, что он с ним стало, но фюзеляж оказался деформированным на нескольких квадратных метрах. Кабина сдвинулась влево и сушка стала похоже на залихватского пацана, лихо сдвинувшего головной убор в сторону.

– Ничего, полетаешь еще, сержант, – раздался знакомый голос.

Командир тушки. Посмотрим, кто ты у нас по званию.

Я снисходительно повернулся и, пораженный до глубины души, машинально вытянувшись, поднес руку к виску.

– Товарищ генерал-майор, звено истребителей СУ-47АП сопровождало Ту-201 бортовой номер ноль пятьдесят шесть и…

– Молодцы! – не дал мне отрапортовать генерал, – спасли нас от верной смерти. Вчетвером против десяти. Герои. А ты, сержант, не тянись. Забыл, что в полетном комбинезоне козырять необязательно.

Я немного смутился – забыл о таком заурядном положении устава. Генерал ухмыльнулся и уже серьезно сказал:

– Парни, я решил, что сегодня у меня последний день. Сейчас валялись бы наши косточки вперемежку с мягкими тканями. Но вы вытянули. А у нас, бывших в тушке, сегодня стал еще один день рождения.

Он пошел вдоль ряда сушек. Остальные машины были ничуть не лучше моей. Избитые снарядами, иссеченные осколками они походили на экспонаты разделочного конвейера. По классификации Шахова, не я один вошел бы в число врагов народа.

Кстати, а как со здоровьем у моих орлов. Своим ключом командира звена я активизировал медкиберов пилотов. Поскольку я был командиром, медкиберы честно выдали всю информацию о состоянии их здоровья. Шахов – утомленность и остаточное нервное напряжение, Никитин – легкий ушиб мягких тканей лица!?

– Никитин, ты с кем дрался на кулачках в кабине во время боя?

Молодой ведомый что-то пробурчал, старательно пряча левую половину лица. Я раскусил странности его поведения, рукой повернул голову лицом к публике… и зашелся смехом. Мой ведомый успел обзавестись хорошим фингалом под левым глазом. Шахов и Авдеенко, увидев украшение, поддержали меня добродушным смехом. Напряжение боя, ожидание смерти, перегрузки – все выходило через этот смех. Никитин сначала обиделся на нас, но потом заразился общим весельем, махнул рукой и тоже начал смеяться с нами.