Горячее лето - [9]

Он испуганно отступил.

— Прости, если можешь… Ошибка… Молодость… Незрелый был… И войди в моё положение. Ну что я мог делать в твоей деревне? Один трактор да полуторка. Я должен был учиться. Мне не хватало размаха. Потом я уже не раз хотел вызвать тебя к себе. Жалел, что, поддавшись другу, обманул. Но знал: не простишь. Трудно солгать один раз. А потом…

— Ты, Ваня, хоть сейчас не бреши. Не надо. Кое-как прожила. Правда, трудно вначале было. И сына вырастила, дала образование.

— Где же он сейчас?

— На Зеленогорском автомобильном заводе, инженером.

— На Зеленогорском?!.

— Да, третий год… У тебя, конечно, семья? Да что я спрашиваю…

Иван Иванович кивнул головой пропустив глаза, смотрел под ноги.

— Может, чем помочь?

— Раньше помощь нужна была, Ваня. Раньше. А сейчас я другим помогаю.

Задумалась.

— Я хочу, Ваня, только одного: чтобы сын никогда не узнал, что у него есть отец. Жив-здоров. На гребне волны, а не на дне… Он никогда не простит этого.

— А ты как?

— Да как видишь…

— Поздравляю тебя с присвоением звания…

Стрижов стоял сгорбившись, и было видно, что он совершенно потерян.

— А я тебя ждала, Ваня. Оплакивала и ждала. Долго ждала. Хорошо, что сейчас не сбежал. Выходит, я сама виновата, что лейтенанта в село затянула. Думала своей любовью удержать.

«Уйти, уйти! — думала Анастасия. — Если сейчас же не уйду — расплачусь. Надо же такое: самый счастливый день в моей жизни — и тот испортил».

Стрижов, потный, со страдальчески отчаявшимся лицом, уплывал куда-то в сторону; тотчас в ушах Анастасии зазвучали другие голоса, другие интонации. На какой-то миг ей показалось, что это мираж. Он снится ей. И сейчас Иван исчезнет, растворится. Но он не исчезал. Её Иван Стрижов существовал реально. И она едва вымолвила:

— Ну что ж, бывай…

Повернулась и пошла, натыкаясь на людей.

Дала волю слезам уже в гостинице.

8

Жанна не раз поджидала Алексея на проходных завода. Через главную он не ходил. Наведывалась она и на самую дальнюю, где в основном пропускают строительную технику. Но и там его не встретила. Заглянула и в заводские столовые. Тоже напрасно. Даже подумывала пойти к нему домой, мол, не больной ли, но такую мысль отбросила. Ещё подумает — набиваюсь, навязываюсь. Ну устроил на квартиру. А больше что ей надо? Если бы понравилась, давно сам нашёл бы. А может, неправильно повела себя с ним? Была официальная, строгая… Она старалась меньше думать о нём. После посещения Полины видела его только один раз. Увидела, раскраснелась, а сердце заныло, защемило. А он взял её за руку и только промолвил: «Как работается, живётся? Устроилась в общежитии? Хорошо. Хорошо». И ушёл, куда-то спешил.

Жанна в конце концов отважилась позвонить в экспериментальный цех, где Алексей значился на должности инженера-испытателя.

— Кто это? — спросила она, услышав голос в трубке.

— Посторонний.

«Это ни хорошо, что посторонний», — подумала Жанна.

— Мне Коваленко, пожалуйста, попросите!

— Какого Коваленко? У нас их три.

— Инженера Коваленко. Ну, того, что с бородой, Алексея Ивановича.

— А-а, но он уже не с бородой. Сбрил. Сбрил он её, девушка.

— Пригласите, пожалуйста, обритого к телефону.

— Это невозможно.

— Почему?

— Он на «Сибиряке» куда-то на Север укатил.

— Что?!

— Ну, испытывает новую машину, «Сибиряком» называется.

Жанна даже забыла поблагодарить «постороннего» и положила трубку.

«Уехал и даже не позвонил, — сокрушалась Жанна. — На сколько же он уехал? Куда-то на Север. Далеко. Может, до Нового года там пробудет. Когда он мог уехать? Не он ли это звонил? Секретарь комсомольской организации Олег Кубата передавал, что кто-то ей звонил. Когда же это было? Дня три-четыре назад. Как бы узнать поточнее, когда он уехал? Три дня назад сменный мастер Стрижова отпрашивалась у начальника цеха в город. Может, провожала Алексея? То-то она принарядилась тогда, настоящая куколка! Неспроста принарядилась. Так только на свидания ходят. Ну, а если Татьяна провожала Алексея, то что же — совсем отказаться от него? О, нет! Я ещё поборюсь! Только хватит ли у меня смелости? Не такая я… А может, он и бороду сбрил ради Татьяны? Да, насильно мил не будешь».

Эти мысли болью отозвались. Алексей не уходил из её сердца.

9

Тишина. Отец постоял, облокотившись на перила балкона, поглядел на корпуса завода и вернулся в комнату. Татьяна уже слышит его посапывание. Что-то творится с отцом после поездки в Киев, какой-то он рассеянный, неразговорчивый, замкнулся в себе. И награда его не радует.

Татьяна подходит к окну, раздвигает шторы, открывает форточку и долго смотрит на занимающийся бледный рассвет, который делал предметы тусклыми. Ещё темно. Летом солнце уже висит в это время над деревьями сквера.

Пока закипает электрический чайник, она делает зарядку. В открытую форточку льётся прохлада.

Затем тихо крадётся к спальне.

— Папа, уже шесть тридцать.

— Заведи будильник на семь, — сонно отвечает отец.

Он, конечно, не спит. Обычно в это время делает виброгимнастику или напевает в кухне. Песни без слов… Затем моется фыркая, и во все стороны рассыпаются мыльные пузыри. Он гол до пояса. Розовые подтяжки висят по бокам. На белой спине у него шрам, словно оттиск горячего металла. Татьяна знает: это — ранение. И на руке такой же шрам, только чуть поменьше.