От железнодорожной станции до военных лагерей, если верить местным жителям, недалеко, напрямую всего километров десять с гаком. Но так на Урале — еще километра два-три, а то и больше.
Солнце стояло в зените, но грело не по-летнему. На обочинах дороги попадались стройные березки, с которых осыпались багровые листья.
Павел Шевченко прошагал добрую половину пути, но так и не встретил ни автомашины, ни подводы. Только люди попадались, и то не часто.
За опушкой леса — неубранное картофельное поле. «У нас, на Черниговщине, наверное, уже копают», — подумал Павел.
Дожди, видно, проходили недавно: в глубоких колдобинах вода еще не высохла.
Вскоре Павла нагнала груженая подвода, сверху покрытая новым брезентом. Поравнявшись с командиром, возница остановился.
— Садитесь, товарищ лейтенант, — сказал боец. — Вдвоем, правда, не поместимся, меня загрузили под самую завязку... Но я и пешком прогуляюсь. До лагеря версты три осталось.
— Нет, нет, — запротестовал Павел. — Доберусь как-нибудь, а может, и попутная машина встретится.
Боец дернул вожжи, и повозка тронулась.
«Сделаем большой привал», — сказал себе лейтенант и поставил чемодан. Бросил на него шинель. Чемодан громоздкий, неудобный. Его вручили вместе с постельной принадлежностью в училище. Особенно много хлопот он доставлял при посадке в поезда. Лучше бы ранец. Надел на плечи — и горя не знаешь. А чемодан... Да и ни к чему он на фронте.
Лесной воздух сразу снял усталость, прибавил сил. Надо идти.
Впереди, на взгорке, показалась деревушка. А дальше темнел зеленый лес...
Было около трёх дня, когда Павел добрался, наконец, до места своей службы. Уже слышна песня:
Эй, комроты, даёшь пулемёты,
Даешь батарей, чтоб было веселей!
А вот и строй. Впереди запевала: широкоплечий, с седой бородой. Он старался ставить ногу на землю твердо, но у него это не получалось.
«Побриться им всё-таки надо, — рассуждал лейтенант. — Не партизаны же они, армия. Наверное, и я таких же старичков получу. Молодежь-то уже воюет».
Снопа почувствовав усталость, присел на чемодан.
Десяток километров — разве расстояние! Полтора месяца назад, когда училище уходило из города, он за сутки прошел шестьдесят километров, и большой привал был только один, где они отдыхали не более трех часов.
«Зря чемодан не положил на повозку», — упрекал себя лейтенант.
Попутной машины так и не было.
У маленькой елочки он заметил военного врача. Еще издали Павел отдал честь, но тот в ответ предложил:
— Делай привал, лейтенант! В какую часть путь держишь?
Будь это у линии фронта или в другом месте, он бы промолчал, но сейчас назвал номер дивизии.
— Эва-а, да мы с тобой, оказывается, в одну часть следуем. Я тоже туда получил назначение. Да вот прилег на минутку и заснул... Жену и сына во сне видел.
Павел назвал себя, сел рядом.
— Горяинов Николай Александрович, — представился военврач, затем спросил: — Из училища?
— Да.
— Танкист?
— Нет, автомобильное закончил.
Военврач третьего ранга коренаст. Две верхние пуговички на вороте гимнастерки расстегнуты. Волосы черные, непослушные. Подбородок широкий, с ямочкой.
Горяинов достал из кармана пачку папирос, предложил Шевченко, но тот отказался: мол, не курю. Горяинов зажег спичку, огонек заплясал у папиросы. Он глубоко втягивал дым и улыбался чему-то. Улыбка делала его лицо приятным. Потом потянулся, как будто хотел снять с себя сонливость, зевнул.
— Сутки не спал, — глаза потускнели. — Да что там сутки, не езда, а каторга.
— А кто нашей дивизией командует? — спросил Шевченко.
— Пока капитан... Но не горюй, лейтенант, пришлют командира. Есть бойцы — командиры найдутся.
— Это верно, — согласился Павел.
— Ты с Украины?
— Да, с Черниговщины.
— Мой дед тоже с Украины, где-то возле Кременчуга жил. А мне не пришлось там бывать, — с сожалением сказал военврач. — Ну что, потопаем?
Горяинов резко встал, затоптал носком сапога недокуренную папиросу.
Лейтенанта принял начальник штаба дивизии, полковник. У него круглая голова с редкими бесцветными волосами, серые глаза. Подтянутый, в новом обмундировании.
Шевченко остановился посреди избы, представился.
— Вам солнце бьет в глаза, подойдите ближе к столу, — предложил полковник.
Лейтенант сделал два шага вперед.
— Автомобилист? — Полковник, рассматривая предписание, почесал за ухом. — Машин сейчас нет. Командир дивизии на лошади ездит. Но будут автомашины, будут. А пока назначаем вас в медсанбат, обучать военному делу девушек. Там нет ни одного кадрового командира. Одни приписники.
— Ведь я... — попытался Шевченко, может быть, первый раз за военную службу возразить старшему. Но полковник так посмотрел, что он осекся, замолчал.
Ничего не поделаешь, придется идти в медсанбат.
— Только не вздумай блудить, парень ты, вижу, заметный, — и рассмеялся сочно, раскатисто. — Пропадешь. Женщина в армии, как говорится, объект пристального внимания.
— Понимаю, товарищ полковник.
— Можете идти. Хорошей вам службы, лейтенант!
От штабного домика до медсанбатовских землянок — рукой подать.
Еще неделю тому назад Павел был курсантом. А теперь командир. Как встретят его? Сейчас бы конспекты пригодились. Но ничего с собой нет. Сожгли перед отправкой. А на новом месте, где было временно расквартировано училище, они уже почти не занимались, Государственных экзаменов тоже не сдавали. Курсантов построили на плацу и зачитали приказ о присвоении лейтенантских званий. Многие сразу уехали на фронт. Павла, вместе с другом Николаем Поповым, направили на Урал. Жаль в разные дивизии.
