Горячая вода, миллион кубометров - [24]

– А почему это я? – обиделась мама. – Тебе нужны носки, ты и открывай.

Пока родители готовили воскресный завтрак и слегка препирались, я потихоньку взял билет и стал пилить корешок ножиком. Картон был твердый, и оторвать его я не смог.

А потом все втроем мы с удивлением смотрели на не оставлявшую сомнения надпись: «Выигрыш пять рублей».

Спор возобновился с новой силой. Мама говорила, что билет она отдала папе, но тот отказался, так что она заберет выигрыш себе, но папа «задавил авторитетом» – и носками. Взяв меня с собой, он, когда мы позавтракали, отправился на базар, нашел продавца олимпийского счастья, и мы незамедлительно получили сумму в пять рублей. И тут у папы что-то сверкнуло в глазах.

– Дайте-ка нам еще один! – сказал папа решительно. Он легко разорвал корешок билета и выиграл… еще один билетик. На сей раз обиделся я. «Моя очередь!» – сердито сказал я, и папа уступил мне право вытащить новый прямоугольничек с заклепкой на конце.

Я же собирался не только тащить, но и открывать. Папа, вспомнив мои старания вскрыть эти «консервы удачи» ножом, хотел было мне помочь, но я уже впился в билет зубами и начал крутить его вокруг оси. Уж открутил я хвост билета или откусил – теперь непонятно, но когда оставшуюся, к счастью, целой бумажку развернули, на ней и я, и папа, и продавец прочли: «Выигрыш пятьдесят рублей».

Мне ужасно хотелось сыграть еще. Или получить часть денег, чтобы пустить их на те же билеты. Жажда мгновенного обогащения охватила меня. Но папа умел вовремя останавливаться и останавливать других. Когда мы отошли от этого шестигранного вертепа, продавец явно вздохнул с облегчением.

На неожиданный полтинник мы с папой купили клетчатые носки – по две пары на каждого, зашли в лавку уцененных товаров и там наткнулись на венгерские мужские туфли большого и маленького размера – по два рубля за пару! Носки стоили, кстати, по три рубля. Мы купили каких-то фруктов и пирожных, десятку папа превратил рядом в магазине «Спорттовары» в талоны на бензин (тогда так было – не на заправке платишь деньги, а идешь в «Спорттовары», покупаешь талоны, и только на них машину заправляли).

А за шесть рублей мы купили маме огромный, высокий и красный с рыжиной цветок.

Я в цветах не разбираюсь. Кажется, он называется георгин. Но я не уверен. Он высокий, и цветки торчат из одного стебля, сразу несколько штук. Цвет – ну я уже писал. Так, торжественно мы и шли домой – с пакетами и георгином. Цветком папа размахивал, как шталмейстер, дирижирующий оркестром.

Кроме этого случая, я выигрывал в «Спринт» несколько раз по рублю, и все. А нет. Однажды, когда появились первые «однорукие бандиты» со сливами, вишнями и семерками, я выиграл сто рублей. Но это были уже очень смешные деньги. И всегда останавливался. Я не очень верю в азартную удачу.

А в книжную лотерею я выигрывал всегда – до того как она исчезла. Жаль. Может быть, из-за таких, как я, ее и закрыли?

И как называется этот цветок, я тоже так и не усвоил. А ведь мама выращивает их на даче!

Ля минор

Гитару мне подарили на день рождения. Год она простояла без движения. Были на это свои причины.

Перед вторым классом меня заставили выучить какую-то дурацкую песню и повели в музыкальную школу. Принимать меня (не выговаривавшего шесть звуков) не хотели. Но в конце концов не обошлось без знакомств, наверное. Слух у меня есть. Это правда. С дисциплиной и другими требованиями музшколы было хуже.

Испортили меня папины пластинки. С самого рождения я слушал в сознательном и бессознательном возрасте джаз. Я знал, кто такой Бах, но слышал его в исполнении трио Жака Люсье. На уроках физкультуры в первом классе я исполнял движение не по команде «раз», а «раз – точка»…

Преподавательница физкультуры говорила: «У него совершенно нет чувства ритма». Следом за ней то же самое заговорила преподавательница специальности. Что обо мне говорили преподаватели сольфеджио, лучше не вспоминать.

А возле здания этой окаянной школы был парк Пионеров. И самая большая ледяная горка там выросла зимой. Туда я вместо занятий и ходил. И однажды выкатился прямо под ноги раскрывшей обман маме.

Папа резонно решил, что при таком отношении к занятиям и абсолютной взаимности с преподавателями незачем переводить деньги (платить надо было и за музыкалку, и за пианино – его взяли напрокат).

Гитара поначалу напоминала мне о музыкальной школе. Но потом по ошибке папа дал мне послушать вместо бобины с Окуджавой пленку Высоцкого. Она начиналась с «Чести шахматной короны».

Я посмеялся и над шахматной короной, и над «Ой, Вань, гляди какие клоуны», но на другой стороне бобины первая же песня выбила из меня веселье. Это была «Тот, который не стрелял». А потом – «Банька по-белому».

Лучший учебник истории – семейный альбом. Лучшее пояснение – молчание. Нам промолчали в мельчайших подробностях конец тридцатых годов, ни единым словом не выдали, как стояли в очередях с передачами для родственников, уже получивших «десять лет без права переписки». Нам не делали ни намека на то, почему на еще довоенных фотографиях наши семьи ежегодно уменьшались вдвое. Никто не посмел бы при детях сказать, что такое «враг народа». Так что мы все – у кого было хоть что-то в голове – были прекрасно обо всем информированы. Мелодия тридцатых годов была мне прекрасно понятна. Слова спел Высоцкий.