Горстка людей - [17]
— «Мы с вами как петроградские мосты. Расходимся, чтобы сойтись вновь, и сходимся, чтобы снова разойтись», — повторила Наталия. — Что он хотел этим сказать?
— Да ничего, в том-то и дело, что ровным счетом ничего!
Пруд серебристо блестел под луной. Плакучие ивы отражались в нем, как в зеркале. Концерт жаб и лягушек стал просто оглушительным. Слышно было, как они шуршат в камышах, в высокой траве. Порой раздавался плеск, и зеркальная гладь воды мутилась.
— Скажи мне, Натали… — Покончив с женитьбой брата, Миша заговорил необычайно серьезно. — Вы женаты уже три месяца, а ты все еще не беременна…
Но Наталия как раз заметила у самой дорожки большую жабу-певунью. Затаив дыхание, чтобы не спугнуть, она присела в траву в полушаге от нее. Ей были хорошо видны широкая, плоская голова, большущий, до ушей рот и туловище, такое грузное, что брюшко волочилось по земле. Наталия не испытывала к ней отвращения, скорее наоборот; осторожно, кончиком пальца, она потрогала жабу. Прикосновение ее бородавчатой кожи было до странного непривычным, но понравилось ей.
— Вот Ксения сразу же забеременела. Ты, надеюсь, любишь детишек?
Видя, что она его не слушает, Миша повысил голос. Потревоженная жаба прыгнула и скрылась под низкими ветвями ивы. Оттуда донеслась ее рулада, которую подхватили десятки других жаб у пруда.
— Не докучай Натали нескромными вопросами, — мягко попросил Адичка.
Внезапно посвежело. Какой-то печалью повеяло от пруда и его берегов. Пурпурное облако наползло и скрыло луну. Наталии подумалось, что в этой августовской ночи уже ощущается дыхание осени, и ей стало немного грустно. Она поежилась, и Адичка поспешно набросил ей на плечи свою куртку.
Наталия обвила руками его шею. «Отнеси меня в дом, — попросила она, ласкаясь. — Я так устала сегодня». Мишу поразило просиявшее нежностью лицо брата. «Какие же вы дети!» — буркнул он недовольно. И запустил в воду один за другим три камешка, распугав лягушек.
— Клубничное варенье, вишневое варенье с косточками и без. Яблочное варенье с ананасами и без. Варенье из рябины с лимоном…
Наталия громко и монотонно зачитывала список припасов, который составляли по приказу Ольги на протяжении всего августа. Все было скрупулезно занесено в толстую тетрадь в коленкоровой обложке, которая лежала всегда на одном и том же месте, на полке в буфетной. Наталию все это интересовало так мало, что она и вовсе забыла бы о существовании этого списка, если бы Адичка вчера не удивился, что пришлось есть дичь без маринованных вишен и без брусничного варенья.
Из кухни Наталия перешла в кладовую, битком набитую всевозможными домашними соленьями и вареньями. Ей, однако, показалось, что многого не хватает. Она не преминула сделать замечание экономке Паше. Это была женщина лет пятидесяти, высокая, худая и несколько мужеподобная; Адичка благоволил к ней, потому что знал ее с малых лет. На ее строгом лице красовались очки в металлической оправе. Говорила она мало, улыбалась редко. На сумбурные расспросы Наталии отвечала одно:
— Если запасы не пополнять, то и в самом богатом доме есть станет нечего.
— Ты лучше меня знаешь, что нужно делать. Не жди моих приказаний, действуй…
— Но княжна Ольга…
— Княжна Ольга выросла в этом доме. А я здесь всего полгода. Откуда же мне, по-твоему, все это знать?
Наталия едва не добавила: «Да я и не хочу проводить дни за подсчетом провизии», — но сдержалась, понимая, что подобная откровенность может обидеть Пашу.
На одной из полок выстроились в ряд банки с крупным черносливом и сушеными абрикосами. Несколько килограммов орехов, собранных две недели назад, ждали в корзинах невесть какой обработки.
Паша приоткрыла дверь в ледник. Там хранилось много бутылок и бутылочек. На вопрос Наталии Паша ответила, что это все настойки и наливки, а делаются они на ягодах или на листьях черной смородины, брусники и клюквы. Она также показала соленые и маринованные грибы всех видов, по-разному приготовленные, с учетом вкусов всех домочадцев Белгородских. Глаза Паши за стеклами очков вдруг заблестели, а голос, обычно тихий и без выражения, словно окреп.
— Это все ты приготовила? — спросила Наталия.
Она едва расслышала «да», произнесенное почти шепотом. Паша зарделась как девушка. Наталия обняла ее и звонко расцеловала в обе щеки.
— Впредь заготовкой провизии будешь заниматься ты.
Паша хотела было возразить. Но Наталия жестом остановила ее и заговорила властно, что водилось за нею редко и потому обезоруживало собеседников.
— Я так хочу. Сегодня же я соберу прислугу и скажу всем, что отныне они должны слушаться только тебя.
Она протянула Паше тетрадь в коленкоровой обложке, набила карманы орехами и, напевая, покинула кладовую. Паша шла следом. «Я велю заквасить капусту, чтобы всем хватило на весь год», — сказала она в спину Наталии. Та не отвечала, и Паша добавила: «Это всегда делают по осени».
В последние несколько дней дожди и холода совершенно преобразили парк за окнами. Дважды налетавшая буря сорвала с деревьев последние листья, и теперь они прели на земле. По аллеям, раскисшим, кое-где заваленным обломанными ветками, ходить становилось все труднее, несмотря на усердие садовников, которым было приказано их расчищать. Наталия, собиравшаяся наведаться в коровник, отказалась от этой мысли.
Книга «Детские годы в Тифлисе» принадлежит писателю Люси Аргутинской, дочери выдающегося общественного деятеля, князя Александра Михайловича Аргутинского-Долгорукого, народовольца и социолога. Его дочь княжна Елизавета Александровна Аргутинская-Долгорукая (литературное имя Люся Аргутинская) родилась в Тифлисе в 1898 году. Красавица-княжна Елизавета (Люся Аргутинская) наследовала героику надличного военного долга. Наследуя семейные идеалы, она в 17-летнем возрасте уходит добровольно сестрой милосердия на русско-турецкий фронт.
В книге "Недуг бытия" Дмитрия Голубкова читатель встретится с именами известных русских поэтов — Е.Баратынского, А.Полежаева, М.Лермонтова.
Повесть о первой организованной массовой рабочей стачке в 1885 году в городе Орехове-Зуеве под руководством рабочих Петра Моисеенко и Василия Волкова.
Исторический роман о борьбе народов Средней Азии и Восточного Туркестана против китайских завоевателей, издавна пытавшихся захватить и поработить их земли. События развертываются в конце II в. до нашей эры, когда войска китайских правителей под флагом Желтого дракона вероломно напали на мирную древнеферганскую страну Давань. Даваньцы в союзе с родственными народами разгромили и изгнали захватчиков. Книга рассчитана на массового читателя.
В настоящий сборник включены романы и повесть Дмитрия Балашова, не вошедшие в цикл романов "Государи московские". "Господин Великий Новгород". Тринадцатый век. Русь упрямо подымается из пепла. Недавно умер Александр Невский, и Новгороду в тяжелейшей Раковорской битве 1268 года приходится отражать натиск немецкого ордена, задумавшего сквитаться за не столь давний разгром на Чудском озере. Повесть Дмитрия Балашова знакомит с бытом, жизнью, искусством, всем духовным и материальным укладом, языком новгородцев второй половины XIII столетия.
Лили – мать, дочь и жена. А еще немного писательница. Вернее, она хотела ею стать, пока у нее не появились дети. Лили переживает личностный кризис и пытается понять, кем ей хочется быть на самом деле. Вивиан – идеальная жена для мужа-политика, посвятившая себя его карьере. Но однажды он требует от нее услугу… слишком унизительную, чтобы согласиться. Вивиан готова бежать из родного дома. Это изменит ее жизнь. Ветхозаветная Есфирь – сильная женщина, что переломила ход библейской истории. Но что о ней могла бы рассказать царица Вашти, ее главная соперница, нареченная в истории «нечестивой царицей»? «Утерянная книга В.» – захватывающий роман Анны Соломон, в котором судьбы людей из разных исторических эпох пересекаются удивительным образом, показывая, как изменилась за тысячу лет жизнь женщины.«Увлекательная история о мечтах, дисбалансе сил и стремлении к самоопределению».
Свой первый роман Бёлль написал в самом начале 50-х годов, а опубликован он был лишь спустя 40 лет. Описывая жизнь послевоенной Германии, автор противопоставляет жадности и стяжательству любовь двух усталых людей, измученных тяготами войны. На русском языке публикуется впервые.«Эта книга отнюдь не меняет нашего представления о Бёлле. Напротив, она дополняет его и позволяет по-новому взглянуть на раннее творчество писателя. „Ангел молчал“ — это ключ к пониманию романиста Генриха Бёлля» — «Франкфуртер Альгемайне».