Горстка людей - [16]

Братья тотчас прервали беседу и потрясенно уставились на молодую женщину. Первым зааплодировал Миша:

— Браво! Какое чувство ритма! — Он фамильярно обнял ее за талию: — А знает ли моя невестушка, что эти жабы — гордость Байгоры?

— Жаб в этой местности было мало, — пояснил Игорь. — И нашему отцу пришло в голову выписать их из-за границы, ящиками… Они прекрасно прижились здесь. Это превосходные садовники.

Адичка, стоя чуть поодаль, улыбался, то ли жене, то ли своим мыслям. Он придавал большое значение бегам и готов был не менее серьезно отнестись к жабам, если бы спросили его мнение. Но на душе у него было тревожно.

Новости в Байгору приходили скверные. Немецкие и австрийские войска одерживали победу за победой; едва назначенные министры лишались портфелей непонятно почему. Разброд, царивший в больших городах, давал себя знать уже в самых отдаленных губерниях, день за днем Адичка убеждался в этом. Как же далеко зайдет хаос? У Адички было тягостное чувство, что страна его рушится под ударами как извне, так и изнутри и что это на руку большевикам. Когда все покатится в тартарары, возможно, именно они окажутся на коне. Их идеи уже распространялись, заражая умы, во всех слоях общества. Взбунтовались испокон веку мирные деревни совсем недалеко от Байгоры, рукой подать… Адичке и другим помещикам предстояло в самое ближайшее время ехать туда для переговоров с их уполномоченными. Другого выхода не было, Адичка знал это и готовился.

Наталия старалась в точности воспроизвести песню жабы, и, чтобы сделать ей приятное, Миша и Игорь стали вторить. Их басовитое кваканье прозвучало в ночи до того забавно, что Адичка не удержался от смеха. Просто чудо, что Наталии удалось вовлечь его брата Игоря в такую пустую, такую ребяческую забаву. Игорь, всегда угрюмый, всегда молчаливый, теперь заливисто хохотал. Поначалу он робел с Наталией; сегодня, однако, лед был растоплен, она почти покорила его. Адичка прикрыл глаза; всецело отдавшись своему счастью, он слушал, как три столь любимых им человека веселятся под луной. И на несколько мгновений Россия вновь стала прежней.

Наталия притихла, провожая глазами Игоря, скрывшегося в доме.

Достаточно было со звоном захлопнуться окну на втором этаже, чтобы смех его смолк и лицо снова помрачнело. «Катя, должно быть, меня уже хватилась», — извинился он, вставая. А Мише, пытавшемуся его удержать, сказал: «Я и так слишком замешкался. Надо еще проверить счета по имению». — «Счета, в такой час?» В голосе Миши прорвалось раздражение. Адичка поспешил вмешаться:

— Это я его попросил. И тебе бы не помешало сделать то же самое, а то ты интересуешься только лошадьми.

— К чему? Я тебе во всем доверяю.

— Он тоже.

— Разумеется. Но подневольный и напрасный труд — его конек. Вот, к примеру, Катя. Ты бы женился на ней, скажи? Спору нет, она очень мила, но все же…

Наталии не хотелось слушать дальше. Внезапный уход Игоря огорчил ее. Чутье подсказывало ей, что еще немного — и он открыл бы душу близким. Она чувствовала, что могла бы его приручить, вдохнуть в него немного присущего Белгородским жизнелюбия. Но Игорь уезжает послезавтра на рассвете… Наталия проклинала войну.

Она уже шла по дорожке, ведущей к пруду. Длинные тени от деревьев лежали на траве. По небу неслись облака. Легкий ветерок гнал их куда-то.

Братья последовали за ней. Миша, все еще сердитый на Игоря, спросил:

— А тебе рассказывали, как вышло, что Игорь женился на Кате?

Адичка хотел было перебить его:

— Забудь ты эту нелепую историю. Мы даже не знаем, есть ли в ней хоть слово правды.

Но Миша будто не слышал его.

— Игорь и твой муж, в холостую пору, считались очень завидными женихами. Однажды на балу Игорь познакомился с Катей… Они танцевали вместе… о чем-то серьезно беседовали у всех на глазах… В общем, весьма банальная история. Когда настало время разъезжаться по домам, Игорь вызвался проводить девушку. И вот!

— Что — вот?

Наталии захотелось узнать продолжение. Миша, как заправский рассказчик, выдерживал паузу для пущего эффекта.

Адичка задумчиво глядел на уснувшее поместье. Этот безмятежный уголок земли — как вообразить себе его иным? «Все надо менять, — подумал он. — Начиная с нас самих». Ему, как это часто бывало, вспомнился Столыпин, у которого он служил и которым так восхищался. Когда его застрелили в киевской опере, Адичка был рядом. Премьер умер на его глазах, и он плакал, точно потерял близкого родственника. Тогда же, с того самого дня, он перестал верить в либеральную Россию. Нынче вечером Адичка позавидовал легкомыслию младшего брата, его дару видеть во всем только хорошую сторону. Как оживлена с ним Наталия! Как смеется каждой его шутке! Эта приязнь между ними вдруг испугала его. Что, если он, Адичка, слишком стар для нее, слишком серьезен? От этой мысли у него сжалось сердце.

Миша наконец продолжил свой рассказ.

— Так вот, Катя возвращается домой, где ее поджидает мать, сразу признавшая экипаж Белгородских. Она требует подробнейшего отчета: вальсы, самые что ни на есть невинные разговоры и прочее. Под конец она спрашивает дочь: «Так что же, объяснился он или нет?» Катя, подумав, отвечает: «По пути домой, в коляске, он украдкой пожал мне руку и сказал: «Мы с вами как петроградские мосты. Расходимся, чтобы сойтись вновь, и сходимся, чтобы снова разойтись». Для матери этого было достаточно. На следующее утро она примчалась к нашим родителям и сообщила им, что Игорь и Катя помолвлены. Мама как могла пыталась помешать этому нелепому браку. Но Катина мать сумела выставить Игоря виноватым — а он и без того сам вечно винит себя во всем — и убедила его, что он форменным образом скомпрометировал девушку.