Горсть риса - [19]

На фестиваль поэзии прибыла Ани Канафи, вдова лауреата международной премии Лотоса поэта Хасана Канафи. Стихи ее мужа были направлены против расизма, против социального гнета. Расистов бесил голос поэта. В Бейруте в его автомобиль подложили бомбу. Хасану Канафи была присуждена премия Лотоса, но на Филиппины за ней приехала его вдова.

Бомбой можно убить поэта, но не поэзию.

Где-то жутко вскрикнула ночная птица, глухо зашелестели крылья, хотя ее нигде не было видно. В сознании всплыла картина Чюрлёниса: ребенок нежными ручонками прикрывает хрупкий пушистый одуванчик. От малейшего дуновения ветерка белый пух одуванчика, казалось, поднимется, улетит. Но над ними нависает черная птица. Мощны ее крылья. Сохранится ли пух одуванчика? Сохранится, потому что ладошки ребенка охраняют красоту и они сильнее крыльев черной беды.

И снова крик ночной птицы, но теперь уже где-то далеко. А потом она и совсем умолкла. Не напугала ли ее птица поэзии?

На черном небосводе медленно поднималась луна. Она была чем-то недовольна, с крепко сжатыми губами, словно не хотела в минуту гнева сказать что-нибудь злое. Еще совсем недавно поэты всего мира, глядя на луну, черпали в ней вдохновение. Она была путеводителем заблудившихся, другом влюбленных. Но вот на ее каменное, отражающее чужой свет тело ступила нога человека. И оказалось, что уважали и воспевали ее только за недосягаемость и таинственность, а не за серебристый свет, посылаемый Земле, и не за то, что она была ее верным спутником.

Время залечивает раны. Луна привыкнет к своему новому положению, и повеселеет ее лицо. Через некоторое время поэты вновь вспомнят своего старого друга. Но в эту ночь они предназначали стихи только Земле, ее радостям и заботам.

Луна поднялась еще выше. Теперь она освещала башни церкви Сан-Агустин, самое древнее здание в Маниле.

Первоначально его стены и алтарь были из бамбука. В 1574 году костел разрушили высадившиеся здесь пираты. Монахи восстановили его, но через несколько лет местные жители вновь сожгли его в знак протеста против насилия пришельцев.

Однако там, где была куча пепла, опять вырос огромный храм господень. Церковь спроектировал монах Хуан Антонио де Эрера, сын архитектора, который в Мадриде построил королевский дворец Эскориал. Автор проекта, осматривая строящуюся башню, оступился, падая, запутался в сутане и задохнулся. Это было плохое предзнаменование. Но мрачные пророчества не исполнились. Церковь стоит и по сей день, хотя ее пять раз испытали на прочность сильные землетрясения. Фундамент церкви имеет форму ладьи. Во время землетрясений он словно плывет по гибельным волнам земли и нерушимо стоит по воле и разуму человека-творца. Епископы же утверждают, что его хранит десница господня.

Ежедневно, в шесть часов вечера, стены форта Сантьяго содрогаются от пушечного выстрела. Он возвещает людям о завершении дня, по нему здесь проверяют часы. Выстрел из старой пушки форта имеет еще один смысл — напоминает филиппинцам, что независимость завоевывается с оружием в руках.

Луна поднимается все выше и освещает мемориал национального героя Филиппин Хосе Рисаля Меркадо-и-Алонсо. Памятник скромный, но впечатляющий, как и сама жизнь этого патриота. Стена из красного осыпающегося кирпича упирается в небольшой двухэтажный дом в японском стиле, крытый черепицей. К его белым стенам прильнули огненные цветы. Все это говорит о насилии, о крови. И в то же время красные цветы — символ любви и уважения.

Хосе Рисаль знал 22 языка, был талантливым публицистом и этнографом, прекрасным врачом и скульптором, поэтом и художником. Его романы «Не прикасайся ко мне» и «Флибустьеры» переведены на многие языки мира. Они разоблачают испанских колонизаторов, показывают двуличие и извращенность монахов, ставят к позорному столбу тех, кто сотрудничал с ними. Этими книгами и своими публицистическими статьями писатель навлек на себя гнев реакции. При первом удобном случае, когда филиппинцы поднялись на борьбу, колонизаторы инсценировали судебную комедию и расстреляли его утром 30 декабря 1896 года. Хосе Рисалю было всего 35 лет…

Имя Хосе Рисаля носит парк, который филиппинцы называют еще Лунетой. В центре его стоит обелиск, украшенный тремя звездами, символизирующими единство трех частей Филиппин — Лусона, Минданао и Висайя. Недалеко от памятника место, где пал, пронзенный пулями, великий сын филиппинского народа. Здесь высечены слова его «Последнего прощай». Холодный камень и поэзия горячего сердца соединились на века…

Пятьдесят пять писателей, собравшихся со всех континентов в столицу Филиппин Манилу, в дни симпозиума не создали какого-либо общего литературного произведения, но труд их не пропал даром. Была принята декларация — важный документ, подчеркивающий единство и сплоченность писателей мира.

В то же время не обошлось здесь и без бурных дискуссий. Так, один молодой филиппинский автор сказал:

— Дух Востока и материализм Запада не являются непримиримыми врагами.

Однако лауреат международной Ленинской премии «За укрепление мира между народами» известный пакистанский поэт Фаиз Ахмад Фаиз поправил его: