Горшок золота - [4]

[6], – щелкали суставами пальцев то быстро, то медленно, и так им удавалось общаться промеж собой на громадных расстояниях, ибо вследствие обширного опыта получалось производить мощные взрывные звуки, едва ль не громовые раскаты, а также звуки помягче – как падает серая зола на камень перед очагом. Тощая Женщина своего ребенка на дух не выносила, зато любила дитя Седой, а Седая Женщина любила младенца Тощей, а своего терпеть не могла. Компромисс способен устранить даже самые мудреные неувязки, а потому женщины обменялись детьми и сразу же сделались самыми нежными и любящими матерями, каких только можно вообразить, и обе семьи смогли жить себе дальше в согласии едва ли не более совершенном, нежели сыщется где бы то ни было.

Дети росли милыми и пригожими. Поначалу мальчонка был коротышка и толстяк, а девчушка – дылда и тростинка, затем девчушка сделалась округлой и пухлой, а вот мальчонка – худощавым и жилистым. Так вышло потому, что девчушка, бывало, сиживала тихонько и вела себя смирно, а мальчонка – не бывало.

Прожили они много лет в глубоком уединении посреди бора, где вечно царил полумрак и где обыкновенно играли они в свои детские игры, мелькая среди сумрачных деревьев подобно маленьким шустрым теням. По временам матери их, Седая Женщина и Тощая Женщина, играли с ними вместе, но такое случалось редко, а иногда отцы их, два Философа, выходили из дому, глазели на детей сквозь очки – круглые и очень стеклянные, заключенные по всей кромке в здоровенные роговые окружности. Впрочем, водились у детей и другие приятели по играм, с кем можно было шалить дни напролет. В подлеске носились кролики, сотни их, большие потешники, играть с детьми они обожали. А еще в игры их включались белки, а также козы, когда-то отбившиеся разок от большого мира, – их привечали здесь так тепло, что они, когда удавалось, всегда возвращались сюда. Были и птицы – вороны, дрозды и трясогузки, малышню они знали близко и навещали ее, когда позволяла их занятая жизнь.

Неподалеку от домика располагалась в лесу поляна, футов десять квадратных; летом на эту поляну, словно в воронку, палило солнце. Диковинный сияющий столп среди леса первым обнаружил мальчонка. Однажды отправили его собирать шишки для растопки. Поскольку собирали их ежедневно, вокруг дома шишек попадалось мало, а потому, высматривая еще, мальчик убрел от дома дальше обычного. Завидев необычайное сияние, он оторопел. Никогда не видал он ничего подобного, и стойкий, немеркнущий свет породил в ребенке поровну страха и любопытства. Любопытство одержит победу над страхом вернее, чем даже отвага: и впрямь же вело оно многих к опасностям, от коих простая телесная смелость отшатнулась бы прочь, ибо голод, любовь и пытливость – величайшие побудители жизни. Обнаружив, что свет неподвижен, мальчонка приблизился и, осмелев от любопытства, шагнул прямиком внутрь – и оказалось, что это и не предмет вовсе. В тот миг, когда вошел он в круг света, почувствовал, что там горячо, и так испугался, что выскочил вон и спрятался за деревом. Затем впрыгнул в свет вновь – и вновь спрятался, и едва ли не полчаса играл он вот так в салки с солнечным светом. Наконец осмелел вполне и замер в столпе – и почуял, что совсем не горит в нем, но оставаться там не захотел, забоявшись, что сварится. Вернувшись домой с шишками, он ничего не сказал ни Седой Женщине из Дун Гортина, ни Тощей из Иниш Маграта, ни Философам, зато все доложил маленькой девочке, когда пришло время спать, и затем каждый день они отправлялись играть с солнечным светом, а кролики с белками шли следом за ними и включались в их игры с интересом вдвое бо́льшим, чем прежде.

Глава II

К одинокому домику в сосновом бору иногда приходили люди – посоветоваться о предметах, чересчур темных даже для таких непревзойденных светочей вразумления, как приходской священник и таверна. Подобных посетителей всегда принимали тепло и с закавыками их разбирались мгновенно, ибо Философы любили показывать мудрость и не стеснялись проверять ученость свою – как не боялись они, в отличие от премногих мудрецов, что обеднеют или чтимы станут меньше, ежели выдадут свое знание. Водились у них вот такие любимые максимы:

Сперва сгодись дать, а уж потом сгодишься взять.

Знание – рухлядь через неделю, а потому сбагри его.

Короб сперва опорожни, тогда и пополнить сможешь.

Пополнение есть успех.

Мечу, лопате и мысли никогда не позволяй ржаветь.

Впрочем, Седая Женщина и Тощая Женщина мнений придерживались вполне противоположных, и максимы у них водились другие.

Тайна есть оружие и друг.

Мужчина – тайна Бога, Сила – тайна мужчины,

Утехи Телесные – тайна женщины.

Обретя многое, сгодишься обрести большее.

В коробе место всегда найдется.

Искусство упаковки – последнее поучение мудрости.

Кожа с головы врага твоего есть успех.

При таких-то противоположных мнениях казалось вероятным, что посетителей, явившихся за советом к Философам, жены их потрясли и заворожили б, однако женщины оставались верны своим личным взглядам и знаниями своими делиться не соглашались ни с кем, кроме людей высокопоставленных, а именно: полицейских, барыг