Горшок золота - [36]

Через несколько минут безмолвия Философ заговорил.

– Я не вижу у природы никакой необходимости в полицейских, – произнес он, – не понимаю и того, как этот уклад возник изначально. Псы и коты не привлекают подобных необычайных наймитов, но вместе с тем государственность у них прогрессивная и упорядоченная. Вороны – народ компанейский, с оседлым обитанием и организованными содружествами. Обычно сбираются они в какой-нибудь разрушенной башне или же на кровле церкви, и их цивилизация основана на взаимовыручке и терпимости к эксцентрикам. Из-за их необычайной подвижности и выносливости нападать на них опасно, а потому они привольно посвящают себя развитию собственных законов и порядков. Если бы их цивилизации понадобились полицейские, вороны наверняка бы их у себя развили, но я со всем торжеством настаиваю, что никаких полицейских в их республике нет…

– Не понимаю ни слова из того, что вы говорите, – сказал сержант.

– Неважно, – сказал Философ. – Муравьи и пчелы тоже обитают в особых общинах и облечены необычайно сложными функциями и полномочиями. Опыт в делах управления у них колоссальный, но они так и не обнаружили, что у полиции есть хоть какой-то сущностный смысл для их благополучия…

– Известно ли вам, – молвил сержант, – что все, вами сказанное, будет далее уликою против вас?

– Мне это неизвестно, – ответил Философ. – Можно сказать, что народам этим неведома преступность, что подобные пороки у них организованны и общинны, а не индивидуальны и анархичны и что, следовательно, необходимости в полицейском ремесле нет, но я не в силах поверить, что эти громадные народные совокупности достигли нынешнего высокого уровня своей культуры без единого эпизода и общенародной и личной бесчестности…

– Скажите-ка, раз уж вы разговорились, – встрял сержант, – вы яд у аптекаря покупали – или удавили тех двоих подушкой?

– Не совершал я ни того ни другого, – ответил Философ. – Если преступление есть предварительное условие возникновения полицейского, разовью мысль так: галки – необычайно вороватый клан, они крупнее дрозда, тибрят шерсть с овечьих спин и выстилают ею гнезда; более того, известно, что они однажды наворовали целый шиллинг медяками и так изобретательно припрятали это сокровище, что его до сих пор не нашли…

– У меня самого галка водилась, – молвил один полицейский. – Мне ее дала одна женщина, что пришла к нашему порогу с корзиной за четыре пенса. Однажды мать моя встала на птицу – из постели вылезала. Я той галке расщепил язык трехпенсовиком, чтоб могла разговаривать, но бесовка ни словечка не сказала ни разу. Скакала себе повсюду – нога-то увечная – да носки воровала.

– Заткнись! – рявкнул сержант.

– Если, – продолжил Философ, – этот народец ворует и у овец, и у людей, если их посягательства на чужое – от шерсти до денег, не понимаю, как им удается избегать краж между собой, и, следовательно, где-где, а среди галок точно не бессмысленно ожидать возникновения сил полиции, однако никакой такой силы в природе не существует. Истинная причина же в том, что галки – хитрый и находчивый народ с умеренными взглядами на то, что считается преступлением и злом: кто ест, тот ворует; все в порядке вещей, а значит, нет повода для разногласий. У людей философских другого подхода и быть не может…

– Что за бесовщину он несет? – спросил сержант.

– Мартышки компанейские и вороватые – и полулюди. Они населяют экваториальные широты и питаются орехами…

– Ты понимаешь, что он такое говорит, Шон?

– Не понимаю, – ответил Шон.

– …у них наверняка сложились бы профессиональные поимщики ворья, но общеизвестно, что этого не произошло. Рыбы, белки, крысы, бобры и бизоны также не стали создавать у себя подобное, а значит, настаиваю я, никакой необходимости в полицейских не вижу и возражаю против их присутствия; возражение это я основываю на логике и фактах, а не на какой бы то ни было сиюминутной мелкой предвзятости.

– Шон, – сказал сержант, – хорошенько ли ты держишь этого человека?

– Хорошенько держу, – подтвердил Шон.

– Ну, если он и дальше будет трепаться, двинь ему дубинкой.

– Двину, – сказал Шон.

– Впереди проблеск света, вдалеке, и, может, это свечка в окне – спросим там, куда идти.

Минуты три спустя они оказались у домика под деревьями. Если б не горевший свет, они бы несомненно прошли впотьмах мимо. Приблизившись к двери, услыхали они вздорный женский голос.

– Кто-то там точно есть, – сказал сержант и постучался.

Вздорный голос тут же умолк. Через несколько секунд сержант постучал еще раз; тут голос раздался из-за двери.

– Томас, – произнес этот голос, – ступай да приведи собак, пока я дверь с цепочки не сняла.

Дверь приоткрылась на несколько дюймов, показалось лицо.

– Чего вам надо в такой-то час ночи? – буркнула женщина.

– Мало что, достопочтенная, – молвил сержант, – всего лишь подсказать дорогу, мы не уверены, зашли ли мы чересчур далеко или же не дошли еще.

Женщина разглядела мундиры.

– Вы тут полицейские, что ли? Вреда не будет, наверное, если вы зайдете в дом, а коли охота вам молока, так у меня его залейся.

– Молоко лучше, чем ничего, – вздохнув, промолвил сержант.