Городские легенды - [64]

– Ничего, – сказал Шал, – оттуда недалеко.

Город оказался больше, чем думал Безропотный. Уже вечерело, а фаланга под окрики городовых всё мерила и мерила множеством ног нескончаемо длинные улицы. После того как она пересекла наконец границу шестого района, её остановили у широкого невзрачного здания, под карнизом которого значилась надпись: «ГОСТИНИЦА».

Опускалась ночь, которую ещё «неотсортированным» Умным Домом новичкам требовалось где-нибудь переждать. Их заводили по двое. И когда дошла очередь до Юма и Шала, гостиница вдруг взорвалась сиреной.

«Чужаки! Беглецы из четвёртого! Городовые! Схватить!» – завыло здание иерихонской трубой.

Повинуясь инстинкту, они бросились прочь, в надвигающуюся черноту, не понимая, на что себя обрекают. Осознание пришло минуту спустя, когда, переводя дух, они обнаружили себя посередине совершенно пустой, тёмной улицы – фонари в городе были не предусмотрены.

– Мы погибли, – голос Безропотного дрожал.

– Городовые по-любому нас бы из гостиницы выкинули, – ответил Юм.

– Что делать? – Шал вцепился в рукав шатуна.

– На звёзды взгляни. – Небо украсили кружева мерцающих бусин. – Первый раз их не из окна видишь.

– И последний, – вздохнул Шал.

– Не умирай, – Юм толкнул его в спину. – К седьмому веди.

* * *

Озираясь, прислушиваясь к каждому шороху, они шли мимо тёмных уснувших домов. Шли почти целую ночь. Никто не бросился на них, выпрыгнув из пугающей мглы, не удушил, не раздавил, не порвал на куски.

– А может, здесь нет никаких ночных? – спросил Юм.

– Может, и нет, – прошептал Безропотный.

В тот же миг за их спинами послышался свист, тихий, с шипением. Развернувшись, они увидели в десяти шагах от себя горящие жёлтые точки. Несколько пар жёлтых горящих глаз. Во тьме угадывались тела – гибкие и массивные. Словно большие кошки вышли на ночную охоту. Существа не спеша приближались.

– Бежим! – Юм рванул оцепеневшего Шала за шиворот.

Они не успели сделать и шага, как задрожала земля, будто бы по ней ехал танк. Из-за угла, перекрывая путь к бегству, выкатил… дом. Покосившийся, кривенький, с двумя тускло светящимися окнами на фасаде.

– Кривой Дом, – выдохнул Шал.

Жуткие кошки остановились, попятились. И тут же раздался бой далёких курантов, возвещая рассвет. Ночные прыснули в разные стороны, без следа растворившись в предутренних сумерках.

– Что встал? – Юм пихнул Шала в бок. – Путь свободен. Бегом!

* * *

Они уже неслись по улицам седьмого района, когда просыпающиеся дома один за другим начинали гудеть и вопить вслед бегущим: «Чужаки! Городовые, подъём! Изловить!»

– Скоро? – спрашивал товарища на бегу Юм.

– Да… Шатун говорил… Там пустырь должен быть, – отвечал, задыхаясь Шал.

Тут он споткнулся. Перелетел через голову.

– Чёрт!

– Поднимайся! – Юм тянул его за руку.

Они миновали последнюю улицу, завернули за поворот. И вот он – обещанный прошлым шатуном пустырь. Здоровенный. Покрытый бурьяном. У противоположного края, на границе с редким леском, светилась белая точка.

– Пятно света! – заорал Шал.

* * *

В нескольких шагах от пятна, которое оказалось кругом искристого, вращающегося воронкой белого света, стояла сколоченная из досок похожая на нужник будка.

– Ну, вперёд? – Юм поглядел на Шала.

Тот зашарил у себя по груди, нащупывая талисман. Талисмана не было.

– Проклятье! – Шал захлопал глазами. – Наверное, уронил, когда упал.

– Плюнь!

– Ты что? Без него нельзя! Я должен вернуться.

– Я с тобой.

– Стоять! – раздался скрипучий старушечий голос. Говорила будка. – Раз уж вы сюда добрались, заслуживаете снисхождения. Пусть один идёт. Второй останется здесь. Поговорит со мной. Скучно одной здесь стоять. Ослушаетесь – закрою проход.

– Я мигом! – Шал бросился по пустырю назад.

– Предаст он тебя, – проскрипел будка, как только Шал оказался достаточно далеко. – Сейчас городовых приведёт, чтобы его не казнили. А ты, дурачок, веришь.

– Заткнись, сортир старый, – огрызнулся шатун.

Через десять минут на краю пустыря показалась кучка людей. Все они были в чёрном.

– Что я тебе говорила? – будка разразилась скрежещущим смехом.

– Сволочь, – процедил сквозь зубы шатун и шагнул в круг.

* * *

Юм готов был проклясть всю вселенную, когда, побултыхавши в молочном мареве, его выбросило на до боли знакомую улицу. Та же брусчатка, те же чахлые деревца, те же набившие оскомину монстры-дома. Только деловито спешащие по улицам люди одеты не в синие робы, а в розовые. И это не парни – девушки.

Дома подняли тревогу незамедлительно.

«Пришлый! – выла вся улица. – Городовые, на выход!»

Здешние полицайки тоже носили чёрные робы. Он справился бы с девчонками, если бы не жезл-шокер у каждой в руках.

Очнулся он в местном Умном Доме. Его поставили на ноги. Руки в наручниках за спиной.

– Знаешь, что полагается пересекшему запретный порог? Лютая смерть, другим в назидание! – вещал громовым голосом Дом. – Это случится в будущие выходные, после уборки. А до того времени неделю проведёшь в заточении. Ожидание смерти – хуже, чем смерть.

* * *

Юма заперли в крохотной камере с колючими стенами, в которой не было даже матраса на голом полу.

В ночь перед казнью он увидел последний сон. Короткий и ясный. Предсмертная записка той девушки.