«Города» и «замки» Хазарского каганата. Археологическая реальность - [3]
В. С. Флёров
Март 2011 г.
Термин «город» и что за ним стоит
Из истории и историографии города
Распространённое явление в археологии — существование стереотипов, рождение которых весьма трудно проследить в историографии. Это относится и к термину «город», достаточно прочно утвердившемуся в археолого-исторической литературе при описании городищ Хазарского каганата. Насколько он обоснован материалами раскопок, накопленными к нашему времени? Это предстоит рассмотреть в предлагаемой книге[1].
Но прежде о самом термине «город». Слово «город» русского языка происходит от городить, ограждать. Подчёркиваю, русского языка (как и некоторых славянских), т. к. в других этимология эквивалента слова может быть совершенно иной, как и его содержание, смысл, вплоть до социального значения.
В римской и раннесредневековой западноевропейской лексике ряд терминов так или иначе также был связан с обозначением укреплений, крепостей, оград: oppidum — всякое обнесённое стенами место, castrum — специальное обозначение военного укрепления. В эпоху Каролингов используются castrum, castellum, burgus. В немецком языке термин burg — первоначально огороженное, укреплённое место, а позднее — всякий город. Последнее — симптом того, что терминология формализуется, прежнее военное или социально-экономическое содержание терминов стирается.
Города Руси, совершенно несоизмеримые между собою по площади и численности населения, многократно описаны, в том числе в одном из томов серии «Археология СССР» (Древняя Русь. 1985) — Теории возникновения и лежащие в их основе признаки древнерусских городов многочисленны.
Изначально «город» по русской терминологии — это населённый пункт, имеющий по периметру искусственное ограждение в виде стен из любого материала. Они могли и часто сочетались со рвами и валами. При этом было совершенно не важно, кто находился внутри, гарнизон, гражданское население или те и другие. В случае осады население поголовно осуществляло оборону. Не принимались во внимание архитектурно-планировочная структура города, занятия жителей.
Особая тема — становление города, трансформация поселения — негорода в город. Тема имеет свою историю и терминологию, в которой фигурирует протогород. Это определение принято относить к древнейшим эпохам истории человечества, в частности к большим поселениям Древнего Востока. Однако мы встречаем его в приложении к памятникам иных эпох и археологических культур других территорий.
«Протогородами» названы большие укреплённые рвами городища первой половины I тыс. н. э. на Северном Кавказе — Брут, равно и Зилги, Алханкала, Нижний Джулат (Габуев Т. А., Малашев В. Ю. 2007. С. 460). Основной аргумент — большие размеры и мощная фортификация перечисленных городищ. Достаточно ли этого, чтобы сближать, к примеру, северопричерноморские собственно города, часто небольшие, и синхронные им указанные большие северокавказские памятники? Вопрос неизбежен. В тезисах одного из докладов В. Б. Ковалевской о городищах Северного Кавказа опять упомянуты те же протогорода с посадами, на которых «следы высокоорганизованных ремёсел свидетельствуют о высокой социальной организации алан». «Расцвет протогородов» отнесён к III–V вв. (Ковалевская В. Б. 2008. С. 51). Примечательно, что непосредственно в ходе доклада В. Б. Ковалевская отметила, что данный термин применительно к перечисленным памятникам надо употреблять в кавычках.
Имея в виду те же городища, несколько дальше пошёл A. A. Туаллагов. С оговоркой «возможно» он пишет о создании в Центральном Предкавказье в II–IV вв. «мощного протогосударственного объединения с необычайно высокоразвитой культурой», с «урбанистическим типом экономики» (Туаллагов A. A. 2008. С 48). Правда, автор констатирует, что основная масса исследованных аланских памятников указанного времени ещё не введена в научный оборот. Тем более нужна осторожность при общих характеристиках происходивших здесь социально-экономических процессов. Признаюсь, для меня осталось неясным, какие черты могут характеризовать «урбанистический тип экономики» Центрального Предкавказья первой половины I тыс. н. э. Попутно возникает ещё один вопрос: «необычайное развитие» аланской культуры в сравнении с какими культурами? Вопрос в критериях. Я расцениваю в целом аланскую культуру Северного Кавказа и первых веков н. э., и V–XII вв. как совершенно заурядную, как, впрочем, и культуру Хазарского каганата. Высокоразвитыми их можно назвать разве что в сравнении с восточнославянскими. В археологии вообще существует тенденция называть многие культуры «высокоразвитыми». Всегда возникает вопрос: по сравнению с какими?
«Протогородской центр» из нескольких поселений (гнездо поселений) гуннского времени в составе «особой этнополитической протогосударственной структуры» выделен в лесостепи Верхнего Дона (Обломский А. М. 2006. С. 240, 241).
Помимо «протогорода» в литературе фигурирует термин «первогород», который я встретил в приложении к поселениям бронзового и раннего железного века Сибири (Кызласов Л. Р. 1999; здесь явно имело место неравнодушное отношение автора к изучаемому региону).
«История эллинизма» Дройзена — первая и до сих пор единственная фундаментальная работа, открывшая для читателя тот сравнительно поздний период античной истории (от возвышения Македонии при царях Филиппе и Александре до вмешательства Рима в греческие дела), о котором до того практически мало что знали и в котором видели лишь хаотическое нагромождение войн, динамических распрей и политических переворотов. Дройзен сумел увидеть более общее, всемирно-историческое значение рассматриваемой им эпохи древней истории.
Книги завершает цикл исследований автора, опубликованных в Издательстве Казанского университета по македонской тематике. «История античной Македонии», часть 1, 1960; часть II. 1963; «Восточная политика Александра Македонского». 1976. На базе комплексного изучения источников и литературы вопроса рассматривается процесс распада конгломератных государств древности, анализируется развитие социальных, военно-политических и экономических противоречий переходной эпохи обновления эллинистических государств, на конкретном материале показывается бесперспективность осуществления идеи мирового господства. Книга написана в яркой образной форме, снабжена иллюстрациями.
Король-крестоносец Ричард I был истинным рыцарем, прирожденным полководцем и несравненным воином. С львиной храбростью он боролся за свои владения на континенте, сражался с неверными в бесплодных пустынях Святой земли. Ричард никогда не правил Англией так, как его отец, монарх-реформатор Генрих II, или так, как его брат, сумасбродный король Иоанн. На целое десятилетие Англия стала королевством без короля. Ричард провел в стране всего шесть месяцев, однако за годы его правления было сделано немало в совершенствовании законодательной, административной и финансовой системы.
Первая мировая война, «пракатастрофа» XX века, получила свое продолжение в чреде революций, гражданских войн и кровавых пограничных конфликтов, которые утихли лишь в 1920-х годах. Происходило это не только в России, в Восточной и Центральной Европе, но также в Ирландии, Малой Азии и на Ближнем Востоке. Эти практически забытые сражения стоили жизни миллионам. «Война во время мира» и является предметом сборника. Большое место в нем отводится Гражданской войне в России и ее воздействию на другие регионы. Эйфория революции или страх большевизма, борьба за территории и границы или обманутые ожидания от наступившего мира — все это подвигало массы недовольных к участию в военизированных формированиях, приводя к радикализации политической культуры и огрубению общественной жизни.
Владимир Александрович Костицын (1883–1963) — человек уникальной биографии. Большевик в 1904–1914 гг., руководитель университетской боевой дружины, едва не расстрелянный на Пресне после Декабрьского восстания 1905 г., он отсидел полтора года в «Крестах». Потом жил в Париже, где продолжил образование в Сорбонне, близко общался с Лениным, приглашавшим его войти в состав ЦК. В 1917 г. был комиссаром Временного правительства на Юго-Западном фронте и лично арестовал Деникина, а в дни Октябрьского переворота участвовал в подавлении большевистского восстания в Виннице.
Перед вами мемуары А. А. Краснопивцева, прошедшего после окончания Тимирязевки более чем 50-летний путь планово-экономической и кредитно-финансовой работы, начиная от колхоза до Минсельхоза, Госплана, Госкомцен и Минфина СССР. С 1981 по 1996 год он служил в ранге заместителя министра. Ознакомление с полувековым опытом работы автора на разных уровнях государственного управления полезно для молодых кадров плановиков, экономистов, финансистов, бухгалтеров, других специалистов аппарата управления, банковских работников и учёных, посвятивших себя укреплению и процветанию своих предприятий, отраслей и АПК России. В мемуарах отражена борьба автора за социальное равенство трудящихся промышленности и сельского хозяйства, за рост их социально-экономического благосостояния и могущества страны, за справедливое отношение к сельскому хозяйству, за развитие и укрепление его экономики.