Город Желтой Черепахи - [12]

— А у вас правда в цеху что-то взорвалось?

— Нет. Просто олух стажер по ошибке цепь коротнул, пока мы на обеде были. Прибежали — пришлось тушить. А у нас там трансформаторы высокого напряжения стоят.

— А вы действительно завод спасли?

— Мы? Завод? Ну уморила! Ой, не могу! О, черт, как больно-то! Даже рассмеяться по-человечески нельзя. Кто это тебе сморозил? Наш корпус вообще на отшибе стоит.

— Да вот ребята к тебе приходили…

— Ну молодцы! Ты их слушай больше, они тебе еще и не такого нарассказывают. Вот результаты нашей годовой работы мы действительно спасли. Но хвастаться тут нечем, стажера-то ведь тоже мы к приборам допустили.

— А что за стажер?

— Прислал родной институт подарочек! О-о-о!

— Что, опять болит?

— Не болит, а так, ноет. И голова с утра тяжелая. Простудился, что ли?

— Температуры вроде нет.

— Не убирай руку, так хорошо, холодит. Будто оттягивает тяжесть. Может, ты экстрасенс?

— Я могучий индийский маг Вера. Ну, полегчало? А то мне еще кучу уколов сделать надо, порошки разложить, таблетки…

— Полегчало. Если минутка свободная выдастся, заглядывай, ладно?

— Заглядывай! У меня таких, как ты, знаешь сколько? Ко всем заглянуть, каждому сопли утереть. Причем есть и вовсе больные, как наша мумия, а не притворялы вроде тебя.

— Ну тогда не заглядывай.

— Ладно-ладно, не надувайся, не порть себе кровь, а то придется с тобой лишний месяц возиться. Загляну.

* * *

— Человек может жить без одежды. Может жить без мяса и хлеба. Какое-то время даже без воды. Но без веры человек жить не может. И не важно, во что он верит: в Бога, в высшую справедливость, в деньги, в посмертную славу, в то, что за добро ему будет отплачено добром. Главное, чтобы хоть какая-то вера была. Вера — это любовь. Правда, это и ненависть… Но не равнодушие…

Бормотание затихло, и мой черноволосый спутник тихонько раздвинул тяжелые портьеры, закрывавшие вход в комнату.

— Господин Чанси, мы вернулись.

— Как, вы еще не удрали в Лабиринт?

— Нет, мы вернулись с добычей.

— Хорошо, оставьте вещи в зале, я потом посмотрю.

Черноволосый пошире раздвинул портьеры.

— Господин, мы встретили Пришедшего, и он здесь.

— А, это другое дело! Пусть войдет.

Второй сопровождающий кивком указал мне на вход в комнату, а черноволосый, положив меч на каменный пол, сдернул с себя плащ и накинул его мне на плечи.

— Скажи господину, что мы его верные слуги. Пусть не забывает нас, — прошептал он и легонько подтолкнул меня в спину.

Я вошел в большую квадратную комнату с затянутыми темно-бордовой тканью стенами и остановился, осматриваясь.

Высокое узкое окно почти не давало света.

— Скажи, Пришедший, может ли человек жить без веры?

За столом, подперев голову ладонью, сидел крупный мужчина с обрюзгшим, оплывшим лицом. Из-под тяжелых век поблескивали маленькие мутные глазки. Перед ним стоял большой пузатый бокал из цветного стекла и высокий металлический кувшин, украшенный изображениями крылатых драконов.

— Человек может жить без многих вещей. И без веры тоже, — возразил я, не задумываясь над смыслом вопроса: было очевидно, что Чанси хочется спорить. Истина в нашем споре вряд ли родится, но какой-нибудь информацией я разживусь.

— Без веры? — Чанси сокрушенно покачал головой. — Нет, без веры человек жить не может. Или это будет уже не человек. Ты видел, во что превратился Город после того, как ушла вера? Развалины.

— Вера — не хлеб, не вода, веру можно придумать.

— Э, нет. Вера должна родиться в сердце народа, как жемчужина во чреве океана, и долго-долго вызревать. Ее надо досыта напоить потом и кровью, ее надо выстрадать — только тогда она станет настоящей верой. Придумать можно сказку…

— Например, о Желтой Черепахе?

— Нет, Желтая Черепаха — это совсем другое дело. Это символ власти Лабиринта, символ безверия и равнодушия. Спокойная, всеядная, бессмертная тварь. Раньше ее кормили людьми, а теперь кормят отбросами. Впрочем, теперь ее совсем не кормят. Некому стало. — Чанси задумался и смежил веки.

Мне опять не повезло с собеседником — то ли мировая скорбь его мучит, то ли пьян смертельно. Что теперь делать: попытаться вежливо откланяться, сбежать или, набравшись терпения, предоставить событиям развиваться своим чередом?

— Да ты садись. Тебе ведь спешить некуда? — Чанси поднял на меня крохотные глазки, несколько мгновений смотрел невидящим взглядом, потом отвернулся и хлопнул в ладоши.

Я занял стул напротив Чанси, и тут же из-за моей спины вынырнул человек с подносом в руках. На подносе стояла ваза с фруктами, пузатый бокал и несколько серебряных розеток. В одной из них были орехи, в других — какие-то неизвестные мне лакомства. Поставив поднос на стол, человек плеснул в бокал густого темно-коричневого вина, подал мне и скрылся.

— Пей. Раньше это многим заменяло веру. Да не смотри на меня так. Это все же лучше, чем идти в Лабиринт.

— А зачем вам идти в Лабиринт?

— Вам?

— Тебе, — уточнил я.

— Незачем. Я и не пойду. Хотя… Кто знает, что каждый из нас сделает завтра? Многие мои друзья клялись, что не пойдут туда, а через день, два, через месяц… Мне жаль тебя.

— Меня? Почему?

— Он и тебя сожрет. То есть не сожрет, — Чанси усмехнулся, — а сделает самим собой. Ты ведь хочешь быть только самим собой и никем другим, правда? Ты не хочешь играть никаких ролей, не так ли?