Город заката - [49]

Есть сущности в человеческой жизни, которые глубинно понимаешь только в определенном возрасте. Когда приходится туго, всегда инстинктивно опираешься на приобретенный опыт и пытаешься воспроизвести опробованный алгоритм выхода из ситуации. Но, разумеется, случаются такие передряги, когда не помогает ничего. И тогда всё упирается в запас стойкости. Но какая может быть стойкость у человека, у которого земля ушла из-под ног? История человечества знает множество примеров геройского, мужественного поведения. Но бывает так, что ни один из них не только не соответствует обстоятельствам, но и не способен вдохновить. Однако это всё теория. Эмпирика сообщает, что пережить можно всё. Именно всё. Без почти.

На следующий день после того, как у деда моей матери увели со двора в колхоз всю скотину, конфисковали ульи, косилку и телегу, он проснулся и, как сам вспоминал, вздохнул с облегчением: «Впервые в жизни мне утром ничего не надо было делать. Все заботы советская власть отняла».

Через месяц его вместе с женой и четырьмя сыновьями выслали в Восточный Казахстан. В 1930 году времена были еще вегетарианские, и сосланный за религиозные убеждения мог уцелеть. Более того, в Казахстане прадеду каким-то чудом удалось убедить власть пересмотреть не свое дело, а место ссылки — и в результате семья была перенаправлена в Азербайджан. По дороге мой дед, которому было тогда 22 года, заболел тифом, его сняли с поезда, и отец ничего не знал о судьбе своего первенца в течение двух лет.

Так почему было так важно переиграть место ссылки и снова отправиться в мучительный подконвойный путь через всю страну? Дело в том, что у прадеда, вместе со всем имуществом, конфисковали свиток Торы. А подарен он был общиной субботников из села Привольное, находящегося на юге Азербайджана.

На всех своих фотографиях прадед изображен в кепке, даже на паспорт он отказался сниматься без головного убора. На снимках прадед выглядит очень строгим, подтянутым человеком с твердым, несколько даже суровым взглядом. Рождения 1882 года, он унаследовал веру от своих предков, будучи человеком зажиточным, содержал в родном селе Козиевка Харьковской области молельный дом и был, как я уже говорил, старостой общины, которая имела тесные связи с другими субботниками, расселенными по всему югу Российской империи.

Нижняя Волга, Кавказ и Закавказье еще с екатерининских времен были местами ссылки сектантов — молокан, духоборов, жидовствующих. В Астраханской губернии и в Южном Азербайджане на границе с Ираном имелись два ссыльных поселения с одинаковыми названиями — Пришиб, от «пришибать», «наказывать». Рядом с персидским Пришибом, населенным в основном молоканами (наряду с «солдатскими» — так назывались потомки солдат, которые охраняли ссыльных), было основано село Привольное, где большинство составляли субботники и геры (герами называли выходцев из субботников, признававших талмудический иудаизм, поскольку кто-то из их предков прошел обучение в классической ешиве и, может быть, потом женился на еврейке).

Расчет прадеда состоял в том, что субботники Привольного, с которыми он состоял в переписке, смогут поддержать его в это трудное время. Но поселиться в Привольном ему не дали: места эти стали строго охраняемой погранзоной. Вскоре прадед похоронил жену, нашел старшего сына и определил на учебу младших. Дед мой, Григорий, подхваченный ураганом великих пятилеток, выучился на строителя и стал строить заводы на Апшероне. В 1936 году у него умерла при родах жена. Митрофан Иванович взял на себя внучку, нашел ей няньку — мою бабушку, оказавшуюся на Апшероне после голода 1933 года, когда на Ставрополье погибла вся ее семья. Через два года прадед встал перед ней на колени и попросил ее стать женой Григорию.

В 1939 году Григорий пошел на Финскую войну, откуда вернулся с ранением и контузией. Тогда же был призван в армию младший его брат, всеобщий любимец Петр, который погиб в августе 1941-го под Киевом. Второй сын тоже погиб вскоре после начала войны. Григорий по ранению призван не был и работал в «Военстрое»: сооружал линии обороны нефтяных полей от Майкопа до Баку, строил аэродромы.

Теперь внимание. После получения похоронок Митрофан Иванович кладет в вещмешок краюху хлеба и отправляется по оккупированным территориям в свою родную Козиевку. Время в пути — три месяца. Двигается в основном ночью, днем отлеживается в подходящем или не слишком подходящем убежище. В степи калмыцкой. В лесу под Пятигорском, засыпав себя листьями. Сплетает из лыка сиденья, которые перед ночевкой навязывает между ветвей… В Козиевке он поселяется в землянке близ избы лесника. С помощью сбереженных еще с царских времен золотых червонцев обзаводится козами и коровой. Вскоре налаживает связь с партизанским отрядом: сообщает разведывательные сведения, поставляет молочные продукты и регулярно принимает участие в партизанских акциях. Причем после каждой операции он берет у командира отряда записку, которая содержит точное описание его функции в данной вылазке. Однажды прадеду довелось спасти партизана, которого немцы привязали к дереву над муравейником.