Город Ветров - [42]

— Присуща, присуща, — успокоила я ее, — не волнуйся, ничего в этом зазорного нет. Весь твой образ жизни среди амазонок подталкивает тебя на лесбийские отношения. Ну и что? Делай, что тебе нравится, если это не мешает другим.

— Да я не об этом! — рассердилась она. — Почему я мужика захотела?! Ведь давала же себе слово — после предателя Тесея — никого! И вот на тебе!

— А я думала, ты из-за девушки сердишься, — удивленно сказала Гиневра, и они с Далилой засмеялись.

Вот и веди среди таких темных женщин разъяснения по поводу отношения полов…

Тем временем дев заворочался и принялся скрести землю. Ипполита повернулась к нему.

— А! Не нравится? — спросила она грозно. — А голову нам морочить — это как? Давай, рассказывай, кто ты такой и откуда?

— Я — простой инкуб, и я делаю то, что мне приказано…

— Кто тебе приказал?

— Моя госпожа, Душматани.

— И что же она сказала тебе?

— Она сказала: «Найди четырех женщин, обольсти их так, чтобы забыли они, зачем путешествуют. А когда будут они в твоей власти — лиши их разума».

— И ты подумал, нечисть проклятая, что сможешь с нами совладать? закипела от гнева Гиневра.

«Интересно, — подумала я про себя, — если бы этот Друг не ошибся в ориентации Ипполиты, где мы сейчас были бы?»

— Дайте мне его, я откручу ему башку, — Далила была вне себя.

Сенмурв подошел к дэву и обнюхал его.

— Фрастр, — сказал он. — Этих я чую сразу.

— Так что же ты не почуял его, когда он нам тут комедию с переодеваниями устраивал? — спросила я его.

— Я же предупреждал! А вам было все равно.

— Сильнее надо было предупреждать! Как будто ты язык проглотил!

— А что говорить, — обиделся он, — когда и так все ясно. Он же на меня не действовал. Откуда я мог знать, что вы там все видите?

— Ну ладно, — примирительно сказала Гиневра, — что делать-то с ним будем?

— Как что? — возразила Ипполита. — Пусть говорит, где колдунья прячется.

— В Городе Ветров, — ответил Друг.

— Это мы без тебя знаем. Как добраться туда?

— Не знаю, мы летим по прямой. А для людей — вход закрыт…

— Значит, вход имеется, если он закрыт, — заключила я, — если бы его не было, то он так бы и сказал. Говори немедленно, где вход?

— Отпустите меня, — взмолился дэв, — я ничего не знаю…

— Вот сейчас отрублю тебе твою поганую башку, — заорала на него Ипполита, — сразу вспомнишь!

— Как он сможет вспомнить с отрубленной головой? — резонно заметила Гиневра. — Лучше давайте поджарим ему пятки.

— Или забьем камнями, — добавила Далила.

— Да вы что? — закричала я на них. — Вы женщины, или вы забыли об этом? Где ваша благородство? Где сострадание?

— Слушай, Ипполита, — удивилась Далила, — о чем она говорит?

— Не знаю, — пожала та плечами.

— Ты соображаешь? Если бы мы поддались на его дьявольские чары, что с нами было бы? — спросила меня Гиневра. — В нас вселились бы бесы, и все… Пиши пропало нашему возвращению домой.

— Кстати, о возвращении, — ухватилась я за последние слова Гиневры. Говорят, ты можешь проникать сквозь границу миров?

— Кто это тебе сказал? — насторожился дэв.

— Не волнуйся, сказал тот, кто знает.

— Ну… — промямлил он. — Могу, а что?

— А то, что отпустим мы тебя, если отнесешь на родину каждой из нас письмо, что мы здесь и с нами пока что все в порядке.

— Не понесу, — заартачился он. — Знаешь, сколько энергии я трачу при переходе? От меня ведь ничего не останется.

— Заткнись, — посоветовала ему Ипполита, — и делай, что тебе говорят. Марина у нас баба башковитая, недаром у нее на носу прозрачные стекла. Поэтому, если мы тебя убьем — то проку от этого никакого, а так — отнесешь письма и как хочешь… Долго тебе придется жирок нагуливать, ишь какой тощий.

— Это ты здорово придумала! — восхитилась Гиневра. — Просто ночами спать не могу, как подумаю, как там без меня…

— Ланселот, — встрела ехидная Далила.

— Да! — с вызовом сказала Гиневра. — И Ланселот тоже. Но я хотела сказать о короле Артуре — супруге моем. Сидит, небось, со своими рыцарями за круглым столом и не знает, где меня искать.

— А как же мы писать будем, у меня восковой дощечки нет, — огорчилась Ипполита.

— И у меня.

— И у меня…

— Не беспокойтесь, у меня есть, — я порылась в рюкзаке и достала блокнотик и шариковую ручку. В Баку были катаклизмы, менялась власть, падал рубль и вводился в обращение манат. А шариковая ручка как стоила тридцать пять копеек десять лет назад, так и сейчас стоит. Странно, что в моем мире не нашлось вещи более устойчивой, чем одноразовая пластмассовая ручка.

Ипполита взяла ручку и повертела ее в руках.

— Странная штучка… Как она может писать?

— А ты попробуй, — я протянула ей блокнот.

— Я тоже хочу.

— И я, — как всегда, две подруги были неразлучны.

Приноровившись к ручке, амазонка вывела на бумаге несколько строчек греческими буквами.

— Где ты научилась так хорошо писать? — восхитилась Гиневра, глядя на ровные строчки.

— А ты пойди покомандуй без учета — ничего у тебя не получится. Все надо записывать: сколько фуражу заготовили, сколько добра у скифов отобрали. Иначе никакого порядка не будет…

— Я так не могу, — вздохнула Гиневра, — у меня всем муж командует.

— Вот поэтому ты такая размазня, — уколола ее Далила, — побегала бы ты по моей ткацкой мастерской да присмотрела за девками. Да еще и пряжи надо выдать под расчет и холсты подсчитать. Крутишься целый день, как белка в колесе, никакого покоя. Да и за Самсончиком глаз да глаз нужен, не ровен час, очередную девку испортит.