Город в конце времён - [39]

Здесь Джебрасси сделал многозначительную паузу.

— Разве в тебе нет ничего ценного?

— Я воин, бродяга, не семейный тип…

Самма несколько раз ухнула, выражая презрительную насмешку.

— Ты ничего не смыслишь в сияниях, признайся?

Он метнул в нее испепеляющий взгляд.

— Говоришь, ты ничего не стоишь, но вовсе не из-за блужданий. Спрашивается, почему?

— Мне хочется знать больше. Если бы меня взяли в поход, я бы сразился с Высоканами и сбежал из Ярусов.

— Ого! Ты хоть разок видел Высоканов?

— Нет, — буркнул он. — Но я знаю, что они существуют.

— Решил, что ты особенный, потому что хочешь убежать?

— Меня не волнует, особенный я или нет.

— Ты считаешь, та девушка совсем тупая? — поинтересовалась самма. С начала беседы она даже не шевельнулась, хотя от сидения на корточках у Джебрасси начинали ныть колени.

— На тупую вроде не похожа…

— Почему ты вновь хочешь с ней встретиться? — спросила самма, почесывая руку грязным ногтем.

— Было бы интересно найти кого-нибудь — кого угодно — кто думает, как я.

— Ты воин, — заметила она. — И гордишься этим.

Он отвел глаза и поджал губы.

— Война — это игра. Ничего реального у нас нет.

— Мы появляемся на свет в руках умбр, нас воспитывают опекуны и наставники. Мы работаем, мы любим, мы исчезаем, когда за нами приходит Бледный Попечитель. Появляется новая молодежь. Разве это недостаточно реально?

— Снаружи есть что-то большее. Нутром чую.

Она мягко качнулась взад-вперед.

— Что тебе снится? Когда не блуждаешь.

— То вторжение, когда пропали мер и пер. Я все видел, хотя едва успел выйти из креши. Когда все кончилось, смотрители заставили меня спать, и мне стало лучше, но сон все равно не оставляет… Мне казалось, пришли за мной, а забрали почему-то их… бессмыслица…

— Отчего же?

— Вторжения приходят и уходят. Смотрители устраивают тени, заливают все туманом, подчищают следы — и на этом все. А учителя просто молчат. Никто не знает, откуда появляются вторжения или что они тут делают — непонятно даже, почему их называют «вторжениями». То есть они приходят снаружи? Из Хаоса — а что это такое? Хочу знать больше.

— С чего ты взял, что есть больше?

Джебрасси встал.

Самма качнулась еще раз:

— Я не занимаюсь утешениями. Мое ремесло — это укусы буквожуков… ноги, отдавленные грузопедами… порой я излечиваю плохие сны — но здесь я помочь не в состоянии.

— Мне не нужны утешения. Мне нужны ответы.

— Известны ли тебе правильные вопросы?

Джебрасси выкрикнул — слишком, пожалуй, громко:

— Никто не учил меня, что именно спрашивать!

Рыночный шум за одеялами потихоньку стихал. Юноша различил жалобное хныканье — изголодавшийся луговой грузопед, привязанный к прилавку, просил вечернего ужина из джулевых побегов с сиропом.

Самма выпятила трубочкой толстые губы и, отвалившись, плюхнулась на седалище. Покряхтывая, она расправила ноги и руки, затем глубоко и облегченно вздохнула. Джебрасси решил, что визит окончен, однако старуха почему-то не сдернула одеяла, которыми был занавешен прилавок.

— Я пойду, — сказал он.

— Тихо, — распорядилась она. — У меня ноги болят. Сдаю потихоньку. Вот так-то, юноша. Скоро Бледный Попечитель пожалует… Посиди подольше — ради меня. — Она похлопала по земле. — Я еще не закончила тебя мучить. Например: зачем нужно было идти к несчастной старой самме?

Джебрасси уселся и смущенно поднял глаза на крытый соломой навес.

— Это сияние… не знаю… если я увлекусь ею, а она мной… неправильно будет. У нее есть опекуны. А у меня…

— Ты к ней подошел первый?

— Нет.

Откуда-то из складок платья самма извлекла мешочек с красным джулем, сыпанула щепотку в тряпицу и перевязала бечевкой из чафовых волокон. Получился узелок для настаивания в горячей воде.

— Попьешь вот это. Успокаивает… Заведи себе дневник после блужданий. Трясоткань есть?

— Найду.

— Ага. «Сворую», хотел ты сказать… Попроси у товарища, а если у него нет, тогда у сияния. Все запиши, как можно подробней, и опять приходи сюда.

— Зачем?

— Да потому что нам обоим надо знать, какие задавать вопросы. — Самма поднялась и, сдернув одеяла, впустила тускнеющий серый свет от неботолка. Рынок закрыли, он почти полностью обезлюдел. — Пожалуй, сны в какой-то мере напоминают трясоткань — стираешь все те слова, которые решил не выбирать… Что ж, юный воитель, на сегодня мы закончили.

И старуха вытолкала его прочь.

Возле прилавка очень молоденькое сияние — едва-едва из креши: красная шишечка еще видна на лбу, обута в пеленчатые сапожки — горстями скармливало джулевую сечку голодному грузопеду. Тот глянцевыми черными сегментами терся об ее колени, урча и подрагивая от наслаждения.

Маленькое сияние хихикнуло и вскинуло на Джебрасси взгляд, полный счастья.

Он щелкнул себя по носу, разделяя радость девочки.

Найти партнершу? Унаследовать или получить по разнарядке нишу, жить на Ярусах в свое тихое удовольствие, закрывая глаза на вещи, которые не в состоянии понять?.. Взять малютку на воспитание?..

Что еще надо человеку?

А с другой стороны… Он видел, как последнее вторжение обеспокоило смотрителей. Ничто из текущей реальности не продлится долго, это он ощущал чуть ли не костным мозгом.

По пути к Диурнам он остановился, пригляделся к земле и даже встал на колени, внимательно рассматривая гравий дорожки. Вплоть до сегодняшнего дня он не задумывался над веществами, из которых был сделан его мир. Джебрасси мысленно сравнил щебень с материалом, из которого построены мосты, спрашивая себя, чем эти камушки отличаются от его собственной плоти, от злаков на полях — и от гибкого вещества смотрителей, которых ему довелось касаться, когда те вытаскивали его с полей сражений.