Город Сумерек - [23]

— Что это… было?.. — хрипло спросил Перлионт, кашляя. А слезу на его глазах, быть может, выступили не только от пыли.

— Чужая сила, — хрипло отозвалась Фаенна, опуская дрожащий в ее руке бесполезный меч. Она казалась потрясенной. — Неужели это может быть?.. — она посмотрела на меня. Ее глаза были огромными и темными.

Я покачал головой, прежде чем услышал имя.

— Разве только отчасти. Это что-то более древнее. Ловушка еще для наших предков.

Фаенна глубоко вздохнула, снова закашлялась, затем убрала меч в ножны и спешилась. Я сделал то же самое, бросив поводья Перлионту. Мы подошли к раненым. Одного еще можно было спасти, другого нет, двое были уже мертвы. Мертвы были и три лошади, и любимый пес Фаенны — Фири, он сам бросился на врага, у него была иная сила, чтобы почуять его.

Фаенна посмотрела на умирающего человека, а потом на меня. «Ты еще можешь сделать что-то?» Я покачал головой, но опустился рядом с ним на колени, и взял его за руку. Умирающий перестал дрожать, боль его утихла, прекратились и стоны. Через несколько мгновений я закрыл его глаза. Его дух с миром растворился в этом каменном лесу.

Я услышал, как вздохнула Фаенна.

— Ты его истинный потомок, — сказала она, и снова склонилась над своим подопечным. Она сделала с ним почти то же самое, что и я со своим — облегчила его боль, но не дала ему уйти, влила в него новую силу, и я почувствовал, откуда она взяла ее на этот раз — на этот раз она взяла ее у Города, а не отдала свою. Вдали послышались затихающие раскаты грома. Я повернулся лицом туда, откуда они доносились, и на этот раз, зачерпнул лучащуюся силу прямо из воздуха, и намеренно ударил куда-то, в источник этой силы. Блеснула молния, в небесах отразилось белое зарево.

— Да. Мы идем. Ты правильно боишься. — Уже поздно остерегаться. Может быть, и для нас поздно, и для всех на этом свете. Но это уже неважно.

— Прошу меня простить, госпожа, — напряженно проговорил подошедший Перлионт. — Но боюсь, я вынужден нижайше просить вас объяснить, что происходит.

Фаенна медленно задумчиво повернулась к начальнику собственной гвардии и пристально посмотрела ему в глаза. Перлионт задрожал. Не от страха перед ней, перед чем-то другим, абстрактным, от печали, смешанной с сожалением и отчаянием.

— Наш мир гибнет, — просто сказала Фаенна, подтверждая его страхи.

Взгляд Перлионта стал тоскливым.

— Простите, госпожа, — повторил он. — Это ведь было колдовство?

— Да, — сказала Фаенна, — это было колдовство.

Я вздохнул, мельком зорко посмотрел вокруг, на переглядывающихся взволнованных гвардейцев, выпрямился, и незаметно повел рукой, ощутив, как под ладонью воздух становится плотным, и невидимые токи сплетаются в гибкое копье. Если кто-то что-то будет иметь против колдовства, ему, быть может, придется умереть. Нет времени ни шутить, ни кого-либо переубеждать. Перлионт, будто что-то почувствовав, или просто продолжая разговор — ведь это имело отношение к теме разговора, сделал движение, словно хотел обернуться ко мне, но передумав, прервал движение, в самом начале, предпочитая не сводить глаз со своей принцессы. Но другие поглядывали на меня с тревогой, хотя, тушуясь, тут же отводили взгляд, сталкиваясь с моим.

— И вы справились с ним…

— Тоже колдовством, — спокойно продолжила Фаенна. — Ты все понял верно.

Перлионт перевел дух. Все прочие совсем притихли.

— Госпожа моя!.. Ведь если бы не это, мы бы все погибли?

— Да, Перлионт.

— Скажите же, госпожа, это значит, что у нас есть надежда?!..

— Да, — Фаенна улыбнулась. — Мы отправились в путь за древним знанием. И нашли его. И мы защитим наш Город от подступающей смерти. Пусть нам и придется сражаться.

Перлионт шумно выдохнул, и упал перед ней на колени. Все его люди, вдруг оживившись, кроме, конечно, раненых, последовали его примеру.

— Благодарю вас за эту надежду! — твердо сказал Перлионт. — Вы всегда вселяли ее в человеческие сердца!..

Я осторожно огляделся. В глазах всех гвардейцев светилась потерянная было вера. Да, они всегда верили своей госпоже. Но теперь… нет, я не думал, что это была лишь древняя магия. Пусть это была древняя сила ее рода, всегда спавшая в ее крови. Она впрямь всегда заслуживала доверия. Но все-таки, способность читать в чужих сердцах, и вселять в них надежду — это было оружие, которое может оказаться сильнее всей прочей магии. Мне показалось, будто я прикоснулся к чему-то могучему, древнему и неодолимому, и невольно почувствовал холод. Люди не зря боятся колдовства. Сила, вселяющая веру, не всегда может принадлежать тому, кто ее заслуживает. Но сейчас она нам необходима. Фаенна подняла голову и взглянула на меня, и в ее глазах была, казалось, тень того же страха. И кроме того, я ощутил, что наша сила, которую мы постигаем с каждым часом все больше, возводит между нами новую стену, будто недостаточно непреодолимой была прежняя. Но нам необходимы были наши силы. И значит, придется смириться и с этим. И с тем, что, быть может, мы еще научимся страшиться и ненавидеть друг друга. Если, конечно, останемся живы. И если спасем свой Город.

9

Мы, казалось, летели как ветер. Но нет, не только казалось. В этом последнем рывке я вдруг понял, как сжать пространство. Как сжать время. Последние вспышки жизни умирающего мира. Сгорающие, взрывающиеся. Магия была разлита в нем как жар больного лихорадкой. А мы просто могли как-то ее направлять. К спасению? Мы были так сильны, и многое могли. Но это же самое почти что значило, что было слишком поздно.