Город Солнца - [15]

— Вот именно, — подытожила она. — Это я и имею в виду. Именно это я вынесла из наблюдения за ними и из попыток прочесть их мысли.

Полностью направленные разумы, — подумал я. — Полная уверенность и в себе, и в окружающем. Как если бы…

Как если бы они действительно знали всё.

Не просто всю мудрость, известную человеку, но всю возможную мудрость. Такая полная уверенность могла быть только иллюзией. Только ли?

— Что бы празит не делал, — обратился я к Мариэль, — но это не только сидение на их спинах, составляя им компанию. Если он не захватил их полностью — а тут вокруг, по мне, слишком много всего чисто человеческого, чтобы поверить в это — тогда он действительно предоставляет им гораздо большую власть над их собственным мозгом, чем та, которой обладаем мы.

Одной вещью, которая поразила меня особенно, была чистота дороги вдоль которой трусили наши животные. В углах тротуаров и в самой поверхности дороги имелись водостоки, ограждённые каменными бортиками. Отверстия были достаточно маленькими, но им, похоже, не приходилось собирать буквально никаких стоков. Они не пахли ничем особенно зловонным. Мы в конце рабочего дня находились, предположительно, на самой оживлённой улице города, используемой людьми, быками, тележками и экипажами, но на ней не было никакого мусора.

Упорядоченные мозги, — подумалось мне, — упорядоченные тела, упорядоченные жилища. Даже яки обучены пользоваться туалетом.

Я представил себе газетный загогловок: "Решение проблемы отбросов в Классических Утопических Штатах." Однако, на сколько я знал ОН, они никогда не позволили бы мне опубликовать это. Они посчитали бы это секретным.

Мы въехали в пятый круг и увидели, что предпоследняя стена была такой же законченной, как и остальные.

— Это не так поразительно, если задуматься, — сказал я. — Каждая стена в Нью-Йорке покрыта побелкой в шесть слоёв толщиной. А ведь Нью-Йорк много больше этого места.

— В Нью-Йорке, — возразила Мариэль, — пользуются пульверизаторами, а не резцами.

— Может больше не будем больше говорить об этом до возвращения домой, — предложил я. — Мы могли бы предоставить им почву для размышления.

На дороге не было практически никакого движения. Мы проехали несколько запряжённых быками телег, которые спускались с холма, но не увидели больше никого верхом и ни одного экипажа. Любой, куда бы он не шёл, шёл пешком, и даже тротуары не были заполнены людьми. Нелюбопытные пешеходы все обладали чёрными шапками, и все они казались хрупкого телосложения. Их рост варьировал, но среди них не было ни одного слишком высокого. Основное большинство туник было белого цвета, но я заметил также и несколько жёлтых, которые казались наиболее распространёнными в полях. Некоторые были одеты в бледно голубое, некоторые — в бледно коричневое различных оттенков. В одежде не было никаких отличий, которые позолилил бы мне различать представителей различных полов… по сути, похоже, почти не было способа различать их. Туники были присобраны у шеи и талии, но между — имели тенденцию развеваться свободными складками. Было не легко разглядеть очертания груди. Должно было бы гораздо легче разглядеть признаки беременности, но я не увидел ни одной. Конечно, было темно, а освещение улицы было не слишком эффекитивным. Хуже было то, что группы людей были безмолвны. Не велось никаких разговоров. Словно владельцы сезонных билетов в любом городе Америки, Китая, Африки или Австралии все они проходили мимо без наименьшего намёка на приветствие или участие. У меня не было никакой возможности прикинуть, какой процент общего населения являлся обладателем серебристого голоса.

Было достаточно трудно извлечь полезную информацию из того, что мы видели.

Тем временем мы достигли последнего круга — арены внутри последней стены. Здесь ворота были заперты, и двум людям, одетым в бледно-зелёное пришлось выйти из маленькой двери внутри них, чтобы отодвинуть два деревянных барьера. Я почти был готов обнаружить внутренний круг в виде величественного футбольного стадиона с гигантской чашей для зрительских мест и маленькой центральной ареной, на которой при случае визитёров скармливали львам. Вместо этого там оказались сады, засаженные деревьями и экзотическими растениями, заложеные с тщательной и искусстной ассиметрией.

Тут же имелась квадратная площадка тротуара, где мы все спешились. С внутренней поверхности последней стены выступала такая же беспорядочная масса квадратных клеток с лестницами, балконами и переходами, но ввместо того, чтобы простираться к центру, она образовывала только внутреннее кольцо — своего рода украшение на огромной белой поверхности. Несколько человек из тех, что я смог увидеть идущими по переходам, были одеты в зелёное — остальные были лучниками.

Животные были уведены, вероятно в стойло — длинное, неправильной формы строение, зримо отличающееся от человеческих жилищ. Человек в серебрянной тунике повёл нас в сад по дорожке, выложенной мозаичной плиткой. Лучники за нами не последовали. Мжду деревьев порхали птицы, но они не подавали голоса. Не было ни малейшего ветерка, чтобы раскачивать ветки, и поэтому лёгкий, шелестящий звук перелетающих птиц был единственным, нарушавшим тишину. Но теперь подо мной и рядом не раздавалось цоканье бычьих ног, и я смог расслышать слабые звуки, доносящиеся из отдалённых частей города — или может быть из помещений под ним. Слабые, непонятные, аритмичные звуки.