Город Солнца - [14]

Пиктограммы не являлись мудростью веков, решил я… но они должны были символизировать собой мудрость веков. Каждая картинка являлась идеей… и все идеи, которые они считали важными, были собраны вместе, классифицированны и выстроены в строгом порядке. Значит, не только в качестве украшения. Во имя своего рода высшей цели. Это выглядело более впечатляющим, чем банк данных на микроплёнках и перфолентах. Действительно — произведение искусства.

Но зачем? — задумался я.

Я не мог разобрать пиктограммы. Это было нечто, что нужно было изучить — возможно, каждому ребёнку, рождённому в городе… если было в человеческих силах для ребёнка изучить секреты нескольких миллионов пиктограмм за несколько коротких лет. Или даже за всю жизнь.

Никто не смог бы, — пробормотал я сам себе.

— Никто бы не смог что? — Спросила Мариэль.

— Изучить значение всех этих пиктограмм, — ответил я. — Это невозможно. Какая польза в том, чтобы иметь всю мудрость мира, написанной буквами двухфутовой высоты, если ни одна отдельная личность не смогла бы даже выучить достаточно, чтобы понять смысл всего этого?

— Быть может, они не намеревались изучать это всё, — сказала она. — Возможно, это приведенно здесь двух-футовыми буквами, чтобы напоминать, что ни один человек не смог бы выучить всё это — чтобы напоминать всем им о том, как они зависимы от остальных.

— И почему я сам не подумал об этом? — Сказал я без какого-либо сарказма.

— Думаешь, это действительно так? — Задала она вопрос.

— Я не знаю, так ли это, — ответил я, — но это — изящная теория.

Мы проехали под вторыми воротами и вступили во второй круг. Впереди виднелась третья стена, и нас уже не удивило, что она покрыта черепицей, как и вторая. Я посмотрел назад, чтобы проверить так же ли оформлена и внутренняя поверхность стены, но её не было — строения города выростали прямо из стены, кубические блоки громоздились друг на друга в точно вывереной ассиметрии, высотой в три-четыре этажа, с переходами, соединяющими отдельные секции верхних этажей и с лестницами между этажами. Было невозможно сказать, где «кончалось» одно строение и «начиналось» другое — были только отдельные части, соединённые в причудливые узоры. Это мне весьма напомнило полностью "искусственную гору", которую я видел однажды в зоопарке, построенную для обезьян.

— Подумай только овремени и усилиях, потребовавшихся для строительства и оформления этих стен, — сказала Мариэль. — На это потребовались бы не человеко-дни… целые человеческие жизни. Люди, чей вклад в колонию определялся только несколькими тысячами плит, высеченными из мягкого белого камня.

— Не обязательно, — возразил я. — Это может быть одна из марксистских утопий, где никто не является скульптором, но все ваяют. Может быть каждый в колонии сделал свой вклад в виде своей плиты или группы плит. Быть может, они одновременно не только идеи, но и памятники. Надгробия. Может быть, они и являются надгробиями, и каждый, кто когда-либо жил в городе, захоронен в его стенах. Мы всё это выясним, со временем.

Хорошо известна иллюзия, когда кажется, что края длинной прямой дороги вдали сходятся друг с другом. Главная же дорога Города Солнца, однако, действительно становилась уже по мере того, как мы продвигались по ней. Её обочины действительно должны были сойтись, и не в воображаемой точке, не на неопределённом расстоянии, а в точке, которая была определена с геометрической точностью — точно в центре города. По мере того, как мы продвигались вверх по склону холма, строения с обеих сторон придвигались всё ближе. Через незастеклённые окна верхних этажей мы могли видеть отсветы фонарей на кровле, но это было практически единственное, что мы смогли увидеть из домашней жизни горожан. Блоки нижних этажей имели меньшее число окон, и они были либо тёмными, либо закрыты шторами. Не было открытых дверей. Никто не подошёл к окну, чтобы взглянуть на странных визитёров, одетых в пластиковые мешки. Даже люди, мимо которых мы проезжали по улице, одаривали нас равнодушными и нелюбопытными взглядами. Не то, чтобы нас полностью игнорировали — просто никто, похоже, не проявлял к нам особого интереса.

— Можешь ты прочесть их мысли? — Спросил я Мариэль.

— Кое-что я получила, — ответила она, — но это такое неопределённое, такое странное. У меня такое ощущение, что они все знают о нас, что мы им знакомы. Я знаю, что слухи распространяются быстро, и новость о нашем приземленнии облетела весь город… но ни один из них, похоже, не хочет знать больше. Они видят нас, они узнают нас, и этого достаточно. Они кажутся крайне заторможенными — не просто по отношению к нам, но даже по отношению к своему собственному окружению. Посмотри, как они передвигаются, и как они, похоже, едва общаются друг с другом. Если бы они были похожи на зомби, это было бы более понятно, но я не думаю, что они являются зомби. Они в полном сознании и воспринимают окружающее, я уверенна в этом, но их сознание столь направленное, столь целеустремлённое… Ты понимаешь, к чему я веду?

— Если бы они действительно были роботами, — сказал я, — то они не могли бы думать сами. Они были бы автоматами. Но их автоматизм не обязательный. Они могут думать и реагировать, если хотят, но они не хотят. У них нет никакого любопытства.